Горький ветер

Логан подошел к Майклу и зашагал рядом. Он разговаривал с офицером из полка Южного Стаффорда.

— Говорит, он здесь с самого начала наступления. Все две недели на передовой. Ничего странного, что они выглядят, как развалины, верно?

— Как, он сказал, называется это место?

— Кажется, они зовут его Долиной счастья.

Они вышли на открытое место среди полей табака, турнепса и пшеницы, прибитой к земле. Было уже семь вечера, и батальон окапывался для ночевки ближе к лесу, который из-за своей формы был известен как роща Утюг. Вражеские снаряды падали все время. Восемь человек было убито до того, как они успели выкопать траншеи. Другие шестеро были серьезно ранены.

Никто не спал. Обстрел был слишком близко. К тому же стало очень холодно, и люди, которые оставили свои шинели в Морланкуре, лежали, тесно прижавшись друг к другу, пытаясь согреться. Рассвет принес небольшое облегчение, привезли завтрак или что-то вроде того, со сладким чаем и глотком рома.

Батальон влился в бригаду, и они двинулись на восток, окутанные толстой пеленой тумана, прямо в зону боев. Вся земля была изрыта и искорежена, завалена осколками снарядов и мертвыми телами. Там также было много раненых, пролежавших всю ночь, и пленных, которые выходили с поднятыми руками, когда мимо них маршем проходили колонны. Один или двое солдат, которые еще не совсем ожесточились, вышли из шеренги, протягивая раненым фляжки с водой. Но их тут же вернули в строй бдительные офицеры.

— Оставьте их для себя, когда вас самих потащат на носилках!

Бригада строилась в долине к югу от Высокого леса. Второй батальон трех графств оставался в резерве. Они заняли позиции в Триве Спюре рядом с проселочной дорогой, известной как Петляющая Тропа. Второй батальон Вустершира стоял поблизости.

В миле к северу шотландцы и Королевский полк образовали переднюю линию, и некоторые из шотландцев уже побывали в сражении этой ночью. Сейчас они атаковали на главном направлении, где немецкие войска, вопреки прежним сообщениям, были по-прежнему сильны. Высокий лес считался безопасным, но когда шотландцы вышли на открытое пространство, их срезали вражеские пулеметы, стрелявшие из-за деревьев.

Майкл видел всю картину в бинокль: фигурки в килтах [6] бежали по полю двойной цепью, то там, то тут сверкали штыки, и вдруг они ужасно поредели, когда пулеметные очереди ударили по ним с фронта и с тыла. Ему была видна линия Первого батальона короля и королевы, люди пытались закрыть бреши в цепи. Ряды откатывались назад, тела падали в зеленую пшеницу. Живые падали тоже, ползая между воронками. Он увидел полк вустерширцев, подходивший на помощь: два отделения шли в сторону леса, а два атаковали на открытом пространстве. И еще он видел жалкие остатки, возвращающиеся, подтягивая задние ряды.

— Как вы думаете, сэр, нас тоже пошлют на помощь? — спросил Логан полковника.

Майкл опустил бинокль и чуть повернул голову в ожидании ответа, который пришел не сразу. Лицо полковника прорезали глубокие морщины, а в глазах стояли слезы злости.

— А вы этого хотите? Последовать за теми беднягами на поле? — Но он быстро смягчился. — Извините, Логан. Я не хочу, чтобы вам свернули шею. Но я понятия не имею, какие будут приказы. Все, что я знаю, это то, что атаковать на открытом месте, когда джери все еще удерживают этот чертов лес, просто безумие. Я послал в штаб бригады, чтобы сказать им то же самое.

В полдень британская артиллерия начала получасовой обстрел. Но прицел был взят слишком близко, и снаряды ложились туда, где было то, что осталось от передовой линии полка Глазго. Немецкие снаряды разрывались в южной части леса, выгоняя оттуда отряды из Вустершира и Южного Стаффорда, многих скосили свои же пулеметы до того, как им удалось дать знак, что это англичане.

В четыре часа пополудни в лес послали два отделения Второго батальона трех графств: отделение С под командой Логана и отделение Д под командой Тремирна, всего приблизительно человек двести. Два других отделения остались в окопах, рядом с которыми ложились вражеские снаряды. И в половине пятого пришел приказ выйти на открытое пространство на холмах.

Полковник Наннет медлил. Он хотел убедиться, что лес очистили. Он послал разведчика, но тот не вернулся. Полковник уже собирался послать еще одного, когда пришло сообщение из штаба бригады, в котором говорилось: «Лес наш. Следуйте приказу». Ровно в шесть часов отделение А под командой Эшкота и отделение В под командой Майкла вышли на открытое пространство, начав наступление на линию огня противника.

Холмы были усеяны трупами и умирающими, земля повсюду потрескалась, и черный дым плыл слева направо, когда противник усилил обстрел. Видимость была плохой, склон становился все круче, поэтому продвигались очень медленно. Но вот ближе к краю дым рассеялся, и они снова вышли на яркий свет.

Майкл посмотрел сначала вправо, а потом влево, чтобы увидеть, сколько человек он потерял, когда они падали, невидимые в дыму. Ему показалось, что шеренга все еще держится, движение вперед продолжается. Он заметил выражение лица сержанта — спокойное, уверенное, широко открытые глаза смотрели из-под стальной каски.

Ближе к вершине первого холма Майкл свернул в сторону, чтобы обогнуть глубокую воронку на дороге. Вдруг три человека с винтовками вылезли из своего укрытия и упали позади него. Они были в килтах — выжившие солдаты взвода горцев, оставшиеся после предыдущей атаки.

— Мы с тобой, парень! Кто бы ты ни был, ты отлично держишься!

Они миновали край леса и ползли теперь по открытому месту, где обстрел был сильнее всего, хотя шрапнель разрывалась где-то над головами. Отделение А было справа, отделение В слева, обе цепи смешались, но все же продвигались вперед. Земля снова стала ровной. Шеренги противника находились в сотне ярдов.

Внезапно с правого края леса началась пулеметная и ружейная стрельба, и Майкл, оглянувшись, увидел, что трое горцев повалились на землю. С правого края отделение А попало под первые и наиболее сильные залпы, и почти половина солдат полегла. Оставшиеся продолжали двигаться вперед и попадали под такой же сильный огонь, когда пытались добраться до цепи противника. Задача оказалась им не по силам, и оставшиеся откатывались, инстинктивно пытаясь укрыться за спинами отделения В, которое все еще наступало. Только Эшкот оставался впереди и, подбежав к Майклу, ругаясь и всхлипывая, сказал:

— Эти лгуны сказали, что лес наш! Зачем они врут, сволочи?!

И вот его уже не было. По нему прошли отступающие. Его место рядом с Майклом занял Гейтс. Грохот от «максимов» был очень сильным. Немцы вели умелый, прицельный, убийственный огонь. Майкл почувствовал, что закрывает глаза, стараясь отвернуться, словно от града. И все время, пока он бежал вперед, ему казалось, что он прорывается сквозь плотный занавес, сплетенный из летящих пуль. Он почему-то вообразил, что этот занавес был его защитой, что пуля, несущая ему смерть, застрянет в нем, и все, что ему нужно делать — это прорываться вперед.

Гейтс был убит и упал с ужасным, душераздирающим криком. Человек, занявший его место, всхлипывал и ругался, хватая воздух широко раскрытым ртом и раздувая ноздри. Ему попали в грудь, и он упал, ткнувшись лицом в землю. Его винтовка попала Майклу под ноги, и он споткнулся.

Теперь, куда бы он ни взглянул, направо или налево, повсюду в цепи были бреши, которые больше не закрывались и все время увеличивались. Он прижался к груде трупов, переползая через нее, и в этот самый миг пуля попала ему в бедро. Он упал среди мертвых тел.

В двадцати ярдах впереди была воронка, и он на животе пополз к ней. Из-за края выглянул какой-то человек. Он его заметил. Это был Алан Спарри, его младший офицер. На голове у него ничего не было — каску он потерял. Спарри был ранен в обе ноги, но все же выполз из воронки и протянул руку Майклу, чтобы помочь ему.