Мы будем жить (СИ)

Место, где она почувствует себя уверенно.

Да, конечно же, здесь, где каждая вещь такая родная, где она знает каждую царапинку на деревянном столе, где столько всего было передумано. Но это не мешало сейчас говорить глупости.

– Действительно, в чем дело, Эванс? – усмехнулся Джеймс.- Это твоя первая записка за все время, которое я тебя знаю, и ты впервые сама хочешь со мной поговорить. Мы попали в параллельную вселенную? -Ты меня игнорируешь, – Лили сжалась.

Сейчас нужно было возмутиться его словам, сказать, что он слишком много о себе возомнил, что зря он воображает, что у всего этого есть какая-то цель или что что-то изменилось.

Но слишком много вопросов Лили задавала сама себе.

Почему она не злится на Поттера из-за тех слов в адрес Северуса? Вернее, нет, злится, конечно, но так сердятся на ребенка, который разлил молоко по столу. Джеймс был не прав, совсем не прав, выкрикивая обвинения, но что-то за всем этим было, за этими словами, что-то кроме неприятия и пренебрежительности к Снейпу. Почему её голос сейчас обиженно подрагивает? И почему она так хочет пригладить торчащую черную челку? – Ты дала понять, что не хочешь моего вмешательства в твою жизнь, – со скрытой горечью ответил Джеймс, а карие глаза холодно прищурились. -Просто не нужно переходить границы, – бросилась в атаку Лили, стараясь за этим скрыть растерянность.

- Ты не должен был так говорить о Северусе, это слишком серьезно, понимаешь?

– Ах, вот оно что, – Джеймс криво усмехнулся. – Действительно, как я мог оскорбить его честь. Тогда ты не успела её защитить. Думаешь, пойду извиняться? Не дождешься. И мне плевать, что тонкая и ранимая душа Нюнчика пострадала, – со злостью отчеканил Джеймс и вдруг с детской обидой спросил:

- Почему ты всегда… ты никогда не бываешь на моей стороне? Чем я хуже других, Лили?

Он засунул руки в карманы, брови сошлись вместе, а плечи ссутулились. Мимолетный порыв – обнять Джеймса, почувствовать прикосновение ладоней, уткнуться в напряженную шею, – прошел почти сразу, но Лили все равно не знала, о чем говорить дальше. Сейчас они были людьми, которым необходимо поговорить о десятке вещей как минимум, поэтому тишина становилась тяжелой, почти осязаемой.

Скажи ему Лили: «Нет, не хуже!»

Не хуже, не такой как все, не лучше, немного другое…

Именно в этот момент Лили осознала: действительно, ничего подобного, ничего более странного и неизведанного она никогда и ни к кому не чувствовала. Сердце дернулось, прежде чем заколотиться как сумасшедшее.

Такой знакомый и совсем неизвестный ей Джеймс. Почему она практически ничего о нем не знает? Джеймс, который подвешивает Северуса в воздухе, и Джеймс, закрывающий его собой от оборотня. Джеймс, купающийся во внимании, и Джеймс, рисующий что-то на обрывке бумаги, кусающий кончик пера, странно отрешенный и одинокий. Джеймс, нагло обнимающий её за талию в коридоре и горячий шоколад, напополам с солнцем, который согревает, в который хочется провалиться до самого дна.

Эта тишина между ними скоро станет правилом, если никто из них не сделает первый шаг.

– Я обещаю, что больше не буду тебе досаждать. Да и терпеть меня осталось не так уж и долго, – Джеймс взъерошил волосы. Лили вздрогнула. – Один вопрос, Эванс. Ты, правда, ничего не понимаешь? Совсем ничего?! – он сорвался на крик.

Джеймс в два больших шага оказался рядом. Пальцы сжали её предплечья. Каждая черточка его лица была до предела напряжена, губы плотно сжаты, он почти прижался своим лбом к её лбу и посмотрел в глаза. Лили, не ожидавшая этого порыва, чуть отклонилась, совсем чуть-чуть, но во взгляде Джеймса что-то сломалось. Он отпустил её.

– Прости, Лили. Он быстро развернулся и пошел к двери.

Лили запаниковала, внутренне заметалась, судорожно соображая, как же поступить, потому что отпускать Джеймса сейчас ни в коем случае нельзя…

Он уже почти закрыл дверь, когда услышал тихие слова:

– Дело вовсе не в нем. Дело в нас, Джеймс.

====== Глава десятая. Сириус Блэк ======

— Почему люди влюбляются друг в друга?

— Ну, им, видимо, мало тех проблем, что уже есть. (с) Сириус Блэк

Сириус бесшумно вошел в комнату. Только он умел так красться, как будто почти не касается земли. В противоположность ему, Сохатый громко топал, словно был на четырех копытах. Наверное, оттуда же оленье упрямство. Три друга уже крепко спали, уютно посапывая. Питер тонко похрапывал, а Джеймс посапывал, обнимая подушку двумя руками.

Сириус зашел в ванную, поймал в зеркале свою отражение и, чертыхнувшись, стал стирать со щеки красную помаду. Теперь понятно, почему Слизнорт, встретившийся ему по дороге в башню, не стал снимать баллы, а лишь смотрел на него хитрющими глазами. Сириус стянул свитер, бросая его в корзину с грязным бельем, снова посмотрел в зеркало – уже довольно: крепкие мышцы играли под кожей, а челка изящно падала на лоб. Он любил свое отражение.

Сириус сладко зевнул. В своей постели беспокойно заворочался Джеймс и сонно пробормотал: «Лили». Этого ещё не хватало! Теперь и по ночам про Эванс слушать! Поборов искушение запустить в Сохатого подушкой, Сириус поднял полог и с наслаждением вытянулся на свежих простынях. День был длинным, а вечер ещё длиннее, и в раз в сто приятнее. Меган действительная потрясающая – одна только фигура чего стоит! Иметь такую грудь при такой тонкой-тонкой талии… А глаза, огромные серо-голубые, светящиеся как рождественские шарики глаза, бархатный низкий голос… Воспоминания о том, как прерывисто и жарко звучал этот голос час назад, заставили Сириуса закусить губу. Жаль, что слизеринка! Наверное, поэтому у неё в придачу ко всем внешним достоинствам такая язвительность, резкость в выражениях и злопамятность. Это подметил Джеймс, но Сириус беспечно отмахнулся: «Зато Эванс, наверное, может читать без света, ей от нимба все видно». Джеймс при этой фамилии как-то сник. Все ещё бесится из-за того, что она помирилась со своим сопливым ядовитым слизняком. Сириус предложил придумать для Снейпа какое-нибудь веселенькое проклятие, но Джим резко отказался, заставив пообещать, что и он этого делать не будет. Джеймс вообще ходил в последние дни какой-то пришибленный. Сегодня Сириус с удивлением увидел, что Сохатый куда-то уходит с Эванс. Блэк не успел мысленно за него порадоваться, как тот вернулся в одиночестве, причем ещё более странный, чем был до этого. На лице Джеймса застыло выражение, словно он не знает, биться ему головой о стену или прыгать до потолка. Делиться тем, что произошло, Сохатый явно не собирался и остаток вечера просидел в комнате один.

Сириус беспокоился за друга. Сохатый ненавидел одиночество. Так же, как сам Сириус. Но Сириус благодаря матери, которая запирала его на ключ, оставляя умирать со скуки. После почти пятнадцати лет подобной практики больше не хотелось. А Джеймс вообще был существом социальным. Окружая себя людьми, он просто расцветал, делался энергичным, бойким, активным. А значит, произошло что-то важное. И почему-то Сириусу казалось, вряд ли сильно счастливое.

На всякий случай Блэк поинтересовался у остальных:

– Вы случайно не знаете, что случилось у Сохатого? Питер пожал плечами и отрицательно покачал головой. И этот в своих мыслях, да что за напасть с его друзьями? Римус улыбнулся: – Оставь его, Сириус. Ему нужно подумать о нем и Лили. – У меня такое ощущение, что он всю жизнь только и делает, что думает о себе и Лили. Пора ему подумать о ком-то другом. Может, хоть ты мне, объяснишь, Лунатик, что в Эванс такого особенного? Он как будто привороженный! Этим летом мы с такими девчонками познакомились! Ты бы и видел! А этот уперся рогами и все бурчал, что ему нужно поскорее идти домой, так как там недописанное письмо для Эванс. А его пергаменты, украшенные её именем, видел? «Знаешь, когда она на меня смотрит, мне кажется, я все-все могу, просто горы свернуть или совершить что-нибудь грандиозное! А посмотри, какие у неё глаза – изумрудные!» – он передразнил Джеймса, а потом хмыкнул. – Глаза как глаза, зеленые. – Он же влюблен, Бродяга. Ты не можешь его понять, потому что не любил, – сказал Лунатик снисходительным тоном, как будто Сириусу пять лет. – Не любил, – хмыкнул Сириус. – Зато пробовал много. Люпин грустно на него посмотрел. На секунду Сириусу показалось, что во взгляде скользит легкое сочувствие. – Однажды ты поймешь. Джеймс – счастливчик… – Ага. Наверное поэтому он скоро станет как Плакса Миртл. Сириус тогда ещё долго веселился. А Римус сказал, что когда Сириус «встретит кого-то особенного», тогда они втроем на него полюбуются и тоже поупражняются в остроумии.