Колечко с бирюзой

– Простите, Егор, но я хочу еще выпить кофе, – отказалась Наташа. Не могла же она признаться, что до сих пор не согрелась после ранней прогулки под его окном.

Егор кивнул, соглашаясь, и продолжил:

– Ребята просили меня поговорить с вами об одном важном деле, вернее одолжении. По нашим, и моему в частности, наблюдениям, этот брахицефал, как вы его называете, воспарил на крыльях любви, и объект его романтических устремлений – вы, о чем тоже нетрудно догадаться.

– И что из этого следует? – Наташа холодно смотрела на Егора.

И он поспешно отвел глаза, не подозревая, что она на грани паники.

– Я не вправе принуждать вас помочь нам. Вы можете отказаться, и никто вас за это не осудит. Но мы все-таки надеемся, что вы согласитесь. Дело в том, что на вечере Пеликан не преминет похвастаться перед вами своими хоромами. Да и сама вечеринка для того наверняка и затеяна, чтобы произвести на вас впечатление. Нам в свободе передвижения, естественно, будет отказано. Как уже известно, все торжество будет проходить на лужайке рядом с домом. Вы единственный человек, которого он, возможно, пригласит осмотреть дом. И если вы согласитесь на эту экскурсию, желательно от чердака до подвала включительно, – цены вам не будет, Наташа!

– Егор, честно скажите, что вы задумали?

– Это не моя тайна, дорогая. Скажите, вы согласны? Но учтите: парни считают вас моей настоящей женой и, повторяю, поймут, если вы откажетесь.

– Но ведь Пеликанов знает, что я его на дух не переношу!

– Тем приятнее будет сюрприз, когда обворожительная молодая женщина немного выпьет, расслабится и вдруг обнаружит, что он не так уж и плох, особенно на фоне его добра...

– И как я, по-вашему, должна продемонстрировать свой интерес?

– Не мне же учить вас всяким женским штучкам?

– А если он вздумает мне под юбку залезть? – вкрадчиво спросила Наташа. – Или тоже советуете потерпеть ради общего дела?

– Если, если!.. – Егор сердито посмотрел на нее. – Не провоцируйте его, и все будет о’кей! Да и вряд ли он осмелится на активные действия. Знает, сволочь, что я этого не прощу.

Наташа выдержала некоторую паузу и осторожно спросила:

– Егор, я поняла, что Пеликан вас побаивается. С чего бы это? – Она тоже побаивалась, что ей в очередной раз посоветуют не лезть в чужие дела. Но Егор на удивление благодушно посмотрел на нее и даже соизволил едва заметно улыбнуться.

– А с того, что поганцем был с самого детства. Лупцевали мы его со Славкой нещадно, но, видно, недостаточно, тварь еще та выросла! – Егор пододвинул к Наташе пустую чашку. – Налейте еще кофе, если не остыл. – Отхлебнув темно-коричневую жидкость, поднял глаза. – Вы так мне и не ответили, согласны или нет?

– Согласна, – вздохнула Наташа, – при условии, что вы мне подробно расскажете, что я должна делать. – Она посмотрела на часы. – Но не раньше, чем я закончу с приготовлением завтрака и обеда. А теперь услуга за услугу. Я уезжаю через тринадцать дней, и если вас не затруднит, подбросьте меня с вещами на своей «Ниве» до Краснодара.

– Если все получится как надо, я вас до поезда на руках донесу! – Егор даже глазом не моргнул на ее заявление, а сожаления тем более не высказал. И Наташа почувствовала, как сердце сжалось в комок: и на этот раз ее просто используют в своих интересах и, стоит ей добиться успеха, тут же выбросят, будто ненужную тряпку.

Она подняла глаза, моля бога, чтобы Егор не заметил в них ни смятения, ни горечи, на борьбу с которыми у Наташи уже не осталось ни сил, ни желания. Но он смотрел на нее со странной, почти ласковой улыбкой.

– Сегодня вечером ты должна быть не просто привлекательной, а сногсшибательной, а для этого, наверно, нужно надеть что-нибудь вроде вчерашней маечки. Кстати, мужики оценили мою смелость показать им жену в столь сексуальном наряде. – Его пальцы без сомнения нежно пробежались по ее щеке. – Все-таки ты молодчина! Хочешь, признаюсь, почему мы продули партию? Все мужики, и я в том числе, больше на тебя глазели, чем за мячом следили. Играла ты здорово, ничего не скажешь, да и в шашлычной, ребята отметили, не жеманилась, не кокетничала, в нашем кругу это ценят! – Егор склонился к Наташе и неожиданно поцеловал ее в щеку. – А мне почему-то было приятно, когда тебя хвалили.

И тут Наташа окончательно осмелела и решила воспользоваться его настроением, чтобы прояснить для себя некоторые моменты его биографии. Внутренне она была готова к отказу, но чем черт не шутит? Сейчас, когда он так заинтересован в ее согласии, вполне возможно, плюнет на принципы, и ей удастся, пускай самую малость, узнать о его жизни без нее.

– Егор, извините меня и не сочтите за бестактность, но, если не секрет, чем вы на самом деле занимаетесь?

В голубых глазах Наташи, которые в сумраке рассвета казались темнее и глубже, Егор прочитал не просто любопытство, а нечто такое, от чего сладко защемило сердце, а на душе стало легко-легко. Он вдруг испытал не только давно забытое ощущение покоя, а даже что-то похожее на счастье. По уже сложившейся традиции первым его желанием было осадить ее, но, неожиданно для себя, Егор посмотрел на часы и сказал:

– Ладно, Зорька еще подождет. Что тебя конкретно интересует?

Он опять перешел на «ты», и Наташа вздохнула с облегчением: еще одну выволочку и резкий тон она бы уже не перенесла. Сорвалась бы, нагрубила и окончательно испортила с трудом налаженные отношения. Чтобы скрыть волнение, она встала, налила воды в кофеварку, включила ее и только тогда задала вопрос, ответ на который ей давно уже подсказало сердце:

– Я заметила у тебя несколько шрамов, а Надежда Васильевна рассказывала мне, что получила на тебя три похоронки. Это все «горячие точки»? Ты воевал на Кавказе?

Егор поморщился:

– Нет, сначала Афган, но там я полгода только провоевал и прошел его практически без единой царапины. Так, пара легких контузий, и все, словно хранило меня что-то.

– Сын Степанка сказал, что у тебя наград видимо-невидимо.

Егор с досадой посмотрел на Наташу и развел руками.

– Вот же паршивец! Теплая вода в одном месте не держится. – Он достал пачку сигарет, задумчиво повертел в руке. – Этого добра хватает, а вот с нашивками за ранения явный перебор. – Егор встал со стула, отошел к окну, закурил. Помолчал немного и вновь заговорил, но голос его звучал теперь непривычно глухо, словно пробивался сквозь сдавившую горло преграду.

Наташа вдруг пожалела, что затеяла этот разговор. Лицо Егора как-то вмиг постарело, осунулось, глаза смотрели печально, возле губ залегли две глубокие жесткие складки.

– Честно сказать, ненавижу тех людей, которые из пустого любопытства начинают расспрашивать, но к тебе это не относится, – торопливо добавил он. – За последние пятнадцать лет я прошел, кажется, через все круги ада. Через такую грязь и мерзость, что дальше некуда. Одна девочка как-то мне спела: «Отдыха нет на войне солдату...» – и словно судьбу мне напророчила. Сама посуди, после Афгана я думал, в Союзе передохну, ан нет, не тут-то было! В восемьдесят девятом только от Тбилиси отошли, Фергана... Девяностый – Карабах! Девяносто первый – снова Карабах! Девяносто второй – Осетия! Ингушетия!.. Я уже сказал, в Афгане меня ни разу по-крупному не зацепило. Но зато в Союзе – пошло-поехало! Первый раз меня в восемьдесят девятом во время операции по захвату наркоторговцев крепко задело. Отлежался в госпитале во Владивостоке. Затем в Нагорном Карабахе во время армяно-азербайджанского конфликта садануло. Три недели в госпитале в Ереване провалялся. Потом уже в Фергане две клинические смерти пережил, а мать чуть четвертую похоронку не получила. К счастью, через друзей успел ее упредить, мол, жив-здоров, а слухи о моей смерти сильно преувеличены. Девочка, что с тобой? – Он с тревогой посмотрел на Наташу. Она, с побледневшим лицом, смотрела на него глазами, полными слез. Он сделал несколько шагов, обнял ее и крепко прижал к себе. – Прости, я даже мужикам такое не рассказываю, а с дамами, видно, вообще разучился беседовать, поэтому и оплошал немного. Сильно напугал тебя?