Смерть не имеет лица (Преданность смерти)

– Когда выйдете из состояния шестнадцатилетней, сер­жант, все-таки определите этот чертов маршрут!

– Да тут никогда не станешь старше, – проворчала Пи­боди, но приказ выполнила.

Монитор моментально показал карту лучшего маршру­та. Из компьютера послышался мягкий, бархатистый ба­ритон:

– Не желаете ли получать аудиоподсказки во время этой поездки?

– Думаю, сами справимся, умник, – огрызнулась Ева, направляя машину к выезду со стоянки.

Однако компьютерный баритон не унимался:

– Расстояние поездки составляет шестнадцать с поло­виной километров. Оценочное время вашего пребывания в пути в это время дня и при установленных ограничениях ско­рости – двенадцать минут восемь секунд.

– О, мы можем это побить, – улыбнулась Пибоди, бросив быстрый взгляд на Еву. – Так ведь, лейтенант?

– Мы здесь не для того, чтобы кого-нибудь «побивать».

Ева пристойно проехала парковочный гараж, террито­рию аэропорта и центральные ворота. Перед ними откры­лось шоссе – длинное, широкое и абсолютно свободное. «Черт побери, я тоже человек!» – подумала Ева и дала по газам.

– Эй, парень! Я хотела бы такую, – засмеялась Пибо­ди, глядя, как за окном побежал окружающий пейзаж. – И за сколько продается такая прелесть?

– Эта модель стоит сто шестьдесят две тысячи долла­ров, без включения налогов, оплаты услуг и документации, – ответил компьютерный баритон.

– Мать честная!

– Все еще чувствуешь себя шестнадцатилетней, Пибо­ди? – усмехнулась Ева и сделала скорость угрожающей.

– Да! Я хочу прибавки к жалованью!

Они миновали гостиничные комплексы на окраине го­рода и пустынные зоны отдыха. Движение постепенно уп­лотнялось, но оставалось размеренным, и на дороге не было тесно. Ева сразу заскучала по Нью-Йорку с его свое­нравными улицами, хамоватыми торговцами и толкотней прохожих.

– И как только люди могут жить в таких местах? – ска­зала она Пибоди. – Все эти маленькие городки похожи друг на друга как две капли воды.

– Некоторым нравится одинаковость. Это успокаива­ет. Между прочим, когда я была маленькой, мы с мамой побывали в Мэне. По-моему, ездили в Маунт-Дезерт-Айленд, национальный парк.

Ева передернула плечами:

– В национальных парках полно деревьев, путешест­венников, и тебе обязательно показывают каких-то зага­дочных маленьких жучков.

– Да, а в Нью-Йорке жучков вроде бы нет… – задумчи­во сказала Пибоди.

– Ну, я привыкла каждый день встречать на кухне одного знакомого таракана.

– Приходите с ним ко мне в гости. У меня они собира­ются на вечеринки.

– Идет.

Ева свернула направо. Улица сузилась, и пришлось по­степенно сбавлять ход. Дома здесь были старенькими и теснились грустными компаниями, лужайки хранили пе­чать тихой убогости. Там, где стаял снег, проглядывала безжизненная желтизна зимней травы. Ева остановила ма­шину у щербатого тротуара и заглушила двигатель. Бари­тон произнес:

– Поездка подошла к концу. Она заняла девять минут и со­рок восемь секунд. Пожалуйста, не забудьте запереть дверь с помощью шифра.

– Мы добрались словно по воздуху! – в восторге вос­кликнула Пибоди.

– Перестань ухмыляться и надень на себя лицо копа. Кажется, Моника выглядывает в окошко.

Ева прошла по нерасчищенной дорожке к двери дома и постучалась в дверь. Ждать пришлось долго, хотя, как при­кинула Ева, от окна до двери было не больше трех шагов. Впрочем, она не рассчитывала на радушный прием – и не встретила его.

Дверь приоткрылась всего лишь на щелку, в которой показался угрюмый серый глаз.

– Что вам нужно?

– Лейтенант Даллас из нью-йоркской полиции. Нам хотелось бы задать вам несколько вопросов, миссис Роу­ван. Можно войти?

– Это не Нью-Йорк, и здесь у вас нет никаких прав и полномочий.

– У нас к вам всего несколько вопросов, – повторила Ева. – И у нас есть официальное разрешение. Для вас, миссис Роуван, будет проще, если мы сделаем это здесь, чем если вас препроводят для допроса в Нью-Йорк. – Ева извлекла значок и показала его Монике. – Нам не хоте­лось бы причинять вам неудобства. Мы не отнимем у вас много времени.

– Не хочу, чтобы у меня в доме околачивалась поли­ция, – проворчала женщина, но дверь открыла. – Ни к чему здесь не прикасайтесь!

Ева вошла в крошечную прихожую, которую только в насмешку можно было бы назвать холлом. Ее площадь со­ставляла не более квадратного метра, пол был покрыт по­блекшим, нещадно изношенным линолеумом.

– Вытирайте ноги. Вытирайте свои поганые полицей­ские ботинки, прежде чем войдете в мой дом!

Ева послушно отступила и вытерла ноги о коврик. Это дало ей еще минуту, чтобы разглядеть Монику Роуван.

Фотография в досье вполне соответствовала натуре. Ева видела перед собой женщину с суровым лицом и мрачным взглядом серых глаз. Глаза, кожа и волосы, казалось, име­ли одинаково блеклый цвет. На Монике был длинный, до пят, фланелевый халат. Хозяйка, видимо, боялась холода: в доме было жарко, и Ева сразу почувствовала себя неуют­но в своей куртке и джинсах. Стоило Еве только подумать об этом, как Моника рыкнула:

– Закройте дверь! Нечего выпускать из дома тепло! Знае­те, во сколько обходится отопление в этих краях? Комму­нальной компанией заправляют государственные трутни.

Пибоди тоже вытерла ноги, ступила внутрь и, закрыв за собой дверь, оказалась вплотную прижатой к спине Евы. Моника свирепо смотрела на них, скрестив руки на груди.

– Теперь спрашивайте, что вы там собирались спро­сить, и проваливайте!

С гостеприимством местных янки все было понятно, но Ева решила не обращать на это внимания.

– Здесь тесновато, миссис Роуван. Может, нам пройти в гостиную и присесть?

– Только побыстрее. У меня еще есть дела.

Она повернулась и провела гостей в гостиную игрушеч­ных размеров. Обстановка была довольно убогой, но пора­жала чистотой. Ева подумала, что если бы сюда случайно залетела какая-нибудь пылинка, она вылетела бы вон с во­плем ужаса. Тощий кот неторопливо поднялся с ковра, издал одно скрипучее «мяу» и снова улегся на место.

– Задавайте ваши вопросы и уходите. Мне нужно за­кончить работу по дому.

Пибоди включила запись, Ева повторила обычную пре­амбулу допроса и спросила:

– Вы понимаете ваши права и обязанности, миссис Роу­ван?

– Я понимаю лишь то, что вы явились в мой дом без приглашения и мешаете мне работать! Мне не нужен ника­кой слюнявый либеральный адвокат. Они все – государст­венные марионетки, наживающиеся на честных людях. Давайте к делу.

– Вы были замужем за Джеймсом Роуваном?

– До тех пор, пока ФБР не убило его и моих детей.

– Вы не жили с ним к моменту его смерти?

– Это еще не говорит о том, что я не была его женой!

– Согласна, мэм. Не говорит. А можете сказать, почему вы жили отдельно от него и детей?

– На вопросы, касающиеся моей частной жизни, я от­вечать не обязана. – Моника снова сложила на груди руки. – У Джейми голова была занята многими проблема­ми. Он был большим человеком. Долг любой жены – не мешать мужу реализовывать свои возможности, потреб­ности и желания.

– А как же ваши дети? Вы не принимали во внимание их потребности и желания?

– Джейми хотел, чтобы дети были при нем. Он обожал их.

«Тебя-то он, судя по всему, не слишком обожал», – по­думала Ева и вслух спросила:

– А вы, миссис Роуван, обожали своих детей?

Ей не следовало задавать такой вопрос, и Ева разозли­лась на себя за то, что он сорвался у нее с уст. Моника рез­ко вскинула голову на жилистой шее и разразилась тира­дой:

– Как вы смеете спрашивать меня об этом?! Я вынаши­вала в себе каждого из них по девять месяцев и рожала в муках и крови! Я выполняла свой долг по отношению к ним – содержала их в чистоте и сытости. Правительство давало мне за это жалкие гроши. Какой-то презренный коп в этой стране имеет больше, чем сидящая с детьми мать! Интересно, кто вставал к ним по ночам, когда они начинали орать? Кто убирал за ними? А ведь нет больших грязнуль, чем дети. Мне приходилось трудиться, стирая руки до костей, чтобы держать дом в чистоте.