Тайна Дамы в сером

– Продолжайте, – обронил Карл, и Пронин удовлетворенно кивнул.

С другой стороны, продолжил майор, если они не заинтересуются контактами господина Шнитке, они запросто могут начать поиски с другого конца. Филин далеко не дурак, и хотя обычно он не обращает внимания на женщин, на сей раз, в интересах дела, может кое-что и припомнить. О трех спутницах высокого блондина, которые оказались способными завалить Мансура.

Карл сделал отрицательное движение.

– Ну, как же? – простодушно удивился майор. – Ведь вы сами, уважаемый Ферзь, сказали, что это сделали не вы… Стало быть, они. Больше-то ведь некому.

Карл, прищурившись, посмотрел в его маленькие голубые глазки. Майор бестрепетно выдержал его взгляд и налил себе еще пива.

– Вы напрасно упомянули этих женщин, – холодно произнес Карл, – они не имеют никакого отношения к этой истории. Ни малейшего. И не должны иметь. Таково мое условие.

Майор тут же замахал руками и закивал – мол, заранее согласен на все условия.

– И что это за имя такое – Ферзь, – продолжал Карл, – почему вы так меня назвали?

– Ах, ну это же совсем просто, – заулыбался майор, – так вы будете именоваться в наших оперативных разработках, потому что именно вам предстоит сыграть главную роль в предстоящей партии с Филином. Но если вам не нравится, вы можете сами выбрать себе любое кодовое имя…

Карл молча смотрел на него.

Майор сглотнул и стал серьезным.

– Простите, – сказал он, – я только сейчас понял, что выбрал в разговоре с вами совершенно неправильный тон. Я не должен был пытаться перехитрить вас или тем более оказать на вас давление. Я ошибся и готов свою ошибку признать. Но сейчас я буду говорить откровенно. Помогите нам. С вашей помощью мы сможем наконец упрятать Филина туда, где ему и положено быть, и весь Город вздохнет спокойно. Если бы вы знали, что это за мразь…

– Догадываюсь, – усмехнулся Карл, – а, кстати, почему – Филин? Или это его настоящая фамилия?

– Да нет, – махнул рукой майор, – фамилия у него, наоборот, Мышкин. А Филином прозвали потому, что днем и ночью, не снимая, носит темные очки – какая-то редкая болезнь сетчатки, не выносит ни дневного, ни электрического света. Но что вы мне ответите?

– Хорошо, – сказал Карл, – я согласен.

Майор молча протянул ему руку. Карл после секундного колебания (майор все же вызывал у него сложные чувства) пожал ее и спросил:

– Что я должен делать?

– Ждать, – сказал майор, – как только мы обнаружим их наблюдение за Скрипачом (кивок в сторону Альфреда), мы немедленно свяжемся с вами, и тогда… – тут он сильно понизил голос, скорее по привычке, чем из реальной необходимости, и дальнейшие инструкции давал уже совершенным шепотом.

Когда он ушел, по рассеянности прихватив с собой спички и сигареты Альфреда, тот укоризненно посмотрел на Карла и сказал:

– Вечно ты ввязываешься во всякие опасные истории…

Карл не ответил.

– Ты ведь уже не мальчик, – продолжал отчитывать его Альфред, – чтобы так рисковать. Зачем это тебе?

Карл пожал плечами.

– Я слышал, что твоя Лаура ждет ребенка, – не унимался Альфред.

Карл перевел на него взгляд и улыбнулся.

– Да, – сказал он, – это правда. Он должен родиться в июне.

– Ну, вот… Неужели ты не хочешь увидеть его? Взять его на руки?

– Альфред, отстань. Я не собираюсь умирать.

– Обещаешь?

– Обещаю. Пошли смотреть футбол.

– Какой уж тут футбол, – проворчал Альфред, но все же вышел следом за Карлом в соседний зал с висящим под потолком большим телевизором, где восторженный рев двух десятков болельщиков и звон соединяемых пивных кружек как раз возвестили о голе в ворота «Баварии».

Два дня майор не давал о себе знать, а в среду ночью позвонил (в самый, доннерветтер, неподходящий момент!) и сказал, что Альфред Шнитке, по их просьбе, задержался в театре после «Аиды», и не зря – Каштан с двумя бойцами караулит его у служебного входа, а еще двое, на всякий случай, изучают афиши у главного.

Карл проехал мимо знакомых бронзовых дверей, не останавливаясь.

Так и есть, двое в черных кожаных куртках топчутся у афиш. Один повыше и постарше, со шрамом на щеке, другой совсем еще зеленый, с прыщавой физиономией; оба проводили его машину настороженным взглядом.

У служебного входа никого не было, но в подворотне напротив стоял джип «Чероки» с погашенными фарами. Карл не спеша припарковался перед самым входом, вышел неторопливо, чтобы сидящие в джипе успели его хорошо рассмотреть, и зашел внутрь.

Минут через десять он появился снова, но уже не один, а в компании со скрипачом.

Скрипач, впрочем, никуда уходить не собирался – стоял на пороге и нервно чиркал спичками, пытаясь закурить на ветру. На лацкане у Карла за эти десять минут появилась крошечная матовая капля – чудо современной электроники, миниатюрный телепередатчик. Скрипач изо всех сил старался на нее не смотреть.

Карл самым непринужденным тоном пожелал ему доброй ночи, и скрипач, с облегчением отшвырнув в сторону незажженную сигарету, юркнул назад, за спасительную дверь.

Карл оглянулся по сторонам (по-прежнему никого) и сел в свою машину.

Тут же с заднего сиденья поднялась тень, приставила ему к затылку пистолет, а переднюю дверцу рванули чьи-то мощные руки в черных перчатках.

– Ну, привет! – сказал, усаживаясь рядом с Карлом, старый знакомец бритый-лысый (он же Каштан, он же Карабас-Барабас) и широко, радостно улыбнулся: – Поехали, что ли? Прямо, потом налево, к выезду из города. И чтоб без глупостей!

Карл молча вырулил, куда было сказано.

Джип с погашенными фарами двинулся следом.

Всю дорогу Карабас-Барабас веселился, как дитя: то демонстрировал Карлу с безопасного расстояния свое оружие, то, поглаживая себя по заклеенной пластырем макушке, рассказывал в подробностях, что именно и как он будет с ним делать – после того, разумеется, как с ним пообщается сам Филин.

Однако когда они въехали в лес и свернули на проселочную дорогу, ведущую к обиталищу Филина, мрачная торжественность вековых елей и невозмутимое молчание пленника заставили его несколько притихнуть.

– Глядите в оба! – приказал он подручным, выгрузившимся из джипа во дворе и окружившим «Опель» с оружием в руках. – Что-то он смирный сегодня…

Карлу завели руки за спину и повели в дом – мрачный двухэтажный особняк с темными окнами и длинной пристройкой. В пристройке оказалась оранжерея (в лицо Карлу пахнуло влажным теплом и запахом множества цветущих растений, еле различимых в слабом свете спрятанных в стенах ламп). Подивившись, что у такого типа, как Филин, может быть столь милое, невинное хобби, Карл решил, что самое время немного посопротивляться – чтобы кое у кого не возникло подозрений.

Он скинул с себя руки сопровождающих и, не глядя, заехал ребром ладони кому-то по носу. Кто-то захлюпал и гнусаво выругался. На Карла бросились сразу четверо. Это была ошибка, потому что они больше толкались и мешали друг другу.

Карл без труда раскидал их, но потом его ударили по затылку чем-то твердым и тяжелым, и он на какое-то время лишился сознания.

Упавшего пленника несколько раз от души пнули по ребрам, но тут сквозь собравшуюся толпу пробился Карабас-Барабас и заорал:

– Вы что, …, совсем охренели?! Вы что сделали?! Филин же приказал, чтоб пленника без него и пальцем не трогали! Он же вас всех на удобрения пустит для своих цветочков, и меня вместе с вами!

Толпа, недовольно ворча, разошлась. Трое по знаку Карабаса-Барабаса надели на Карла наручники (сразу надо было, эх, не сообразил, старый дурак!) и поволокли его по земле в дальний угол оранжереи, где под кадкой с кофейным деревом был потайной ход в подвал.

Карл очнулся оттого, что к гудящему от боли затылку кто-то милосердный приложил кусок льда. Некоторое время он наслаждался иллюзией, что это сделали руки белокожей женщины с кроткими серыми глазами, нежной, пугливой, чистой, как родник… любящей… ждущей… Потом отодвинул иллюзию в сторону и приказал себе открыть глаза и встать.