Тайна Дамы в сером

А теперь можете завидовать ей. Или пожимать плечами. Или крутить пальцами у виска. Сейчас ей безразлично как то, так и другое, и третье.

Время и в самом деле приближается к полудню, когда Аделаида подходит к школе. Она идет легкой, скользящей походкой, огибая лужи, в которых отражается небо и бегущие по нему прозрачные облака; пальто на ней нараспашку, на шее – невесомый шелковый шарфик, длинными пепельными волосами играет ветер. Да, а еще она размахивает сумкой, в которой сегодня нет ни одной важной бумаги. И неважных там тоже нет.

Неудивительно, что ее не узнают.

Из озорства она решает проникнуть в школу через черный ход. Дверь там обычно заперта, но у нее есть ключ.

«Опель» уже там, стоит себе как ни в чем ни бывало на заднем дворе, рядом с «Запорожцем» завхоза. Проходя мимо, Аделаида ласково похлопывает ладонью по его переднему крылу. Может, ты мне скажешь, дружок, где это вы с хозяином пропадали давеча, в каком лесу? Молчишь? Ну, что ж делать…

Обшарпанная дверь открывается неожиданно легко (похоже, ею недавно пользовались), и Аделаида проникает внутрь. Тихо, стараясь не стучать каблуками, поднимается по боковой лестнице на второй этаж. До конца четвертого урока еще десять минут, и в коридоре никого нет.

Она проходит мимо кабинета истории, преодолев искушение приоткрыть дверь и заглянуть внутрь; там, за дверью, кипит работа мысли, звучат оживленные, перебивающие друг друга ребячьи голоса – 9-й «Б» с помощью профессора Роджерса разбирается в идейных разногласиях среди членов Парижской коммуны.

Улыбающаяся Аделаида, так никем и не замеченная, проскальзывает в свою приемную. Там тоже пусто; Манечкина сумка на месте, но самой Манечки нет. Дверь в директорский кабинет открыта, и заметно, что сегодня там уже убирались.

Аделаиде хочется еще немного продлить восхитительное ощущение собственной невидимости. Поэтому она не снимает пальто, не идет к своему столу и не принимается за работу, а уходит в угол, за платяной шкаф и усаживается на ту самую банкетку, где не далее как вчера сидел и наблюдал за ее работой таинственный, желанный и недосягаемый Карл Роджерс.

Неужели с тех пор прошли всего сутки? Нет, не может быть. Что-то, должно быть, случилось со временем.

Место и в самом деле удачное; примчавшаяся откуда-то Манечка (Аделаида слышит ее учащенное дыхание) заглядывает в кабинет и говорит кому-то в приемной: «Нет, она еще не приходила». Кто-то с разочарованным бормотанием удаляется. Манечка плюхается в свое крутящееся кресло и начинает шелестеть бумагами.

Аделаида сидит в своем убежище тихо, как мышка.

Звонок. Почти сразу же – нарастающая звуковая волна из коридора. Шаги, голоса, телефонные звонки, на которые Манечка отвечает как обычно – в зависимости от статуса позвонившего, разве что более нервозно. С зашедшими в приемную она особо не церемонится – «ах, да отстаньте вы от меня, без вас голова кругом! Сказано – нет ее! Не знаю, когда будет!»

Потом наступает временное затишье, и Аделаида совсем уж решает выйти из-за шкафа и серьезно удивить свою секретаршу, но в приемной появляется еще один посетитель. Аделаида узнает его сразу, еще до того, как слышит его голос, – по сердечному трепету, по горячей волне, мгновенно залившей щеки… и по тому, как Манечка, резко повернувшись, разом роняет на пол все свои бумаги.

Манечка (порывисто): Ну, наконец-то!

Карл: Что-нибудь случилось, Мария? Отчего ты так взволнована?

Манечка (судя по звуку, запирает дверь из приемной в коридор): Он еще спрашивает!

Карл, судя по звуку, собирает упавшие бумаги.

Манечка: Да брось ты эту макулатуру!

Карл наливает ей воды из графина и заставляет выпить.

Манечка отбивается, но с Карлом особо не поспоришь; судорожно всхлипывает, трясет кулачком и, наконец затихнув, прижимается к его груди.

Карл (гладит ее по голове): Ну, что случилось, глупенькая? Кто тебя обидел?

Манечка (всхлипывая): Ты!

Карл: Что же я такого натворил, что эти чудесные глазки полны слез?

Манечка: Ты… ты… Нет, вот ты мне скажи, ответь! Только правду! Обещаешь?

Карл: Спрашивай.

Манечка: Неужели ты и в самом деле относишься ко мне лишь как к сестре?

Карл (помолчав): Нет. Не как к сестре. Я отношусь к тебе как к дочери. Видишь ли, ты напоминаешь мне мою старшую дочь…

Манечка (фыркает): Я? Твою дочь? Да она небось еще в школе учится!

Карл (усмехаясь): Ей двадцать три года, она замужем и через три месяца собирается подарить мне внука.

Манечка застывает в полной растерянности. Губы ее дрожат, и видно, что она готова разреветься не на шутку. Дрожащими руками она отпирает дверь и, не глядя на Карла, выбегает в коридор.

Ближайшее укромное место – медицинский кабинет, как раз наискосок от приемной, и Манечка скрывается там от любопытных глаз, чтобы выплакаться. В кабинете, правда, находится еще и медсестра, но она не в счет – свой человек, к тому же спокойная, невозмутимая и не болтунья. Ей-то Манечка и изливает, в промежутке между рыданиями, свою смятенную душу.

Она-то думала, она-то надеялась! То, что у Карла оказалась дочь всего шестью годами моложе ее самой, это еще полбеды; понятно, что ему хорошо за сорок, но говорят, что для мужчин – это самый возраст. К тому же и выглядит он намного моложе.

А вот внуки… В этом есть что-то окончательное и бесповоротное. Это уже старость, как бы ты там ни выглядел и что бы ты там себе ни думал.

Медсестра осторожно интересуется: а что, собственно, здесь такого? Ну внуки, ну и что? А разве сама Манечка не может стать бабушкой уже через шесть-семь лет?

Эта ужасная перспектива вызывает у Манечки новый взрыв рыданий. Медсестра – плохой утешитель. Она это понимает и сама и потому, не говоря больше ни слова, лезет в холодильник за валерьянкой и пустырником.

Аделаида потихоньку выбралась из своего убежища, на цыпочках подошла к двери и заглянула в приемную. Карл стоял спиной к ней, заложив руки за спину, и смотрел в окно. В строгом темном костюме, очень элегантный, совсем не похожий на взъерошенного и слегка помятого искателя приключений, явившегося к ней под утро. Настоящий директор.

Аделаида, затаив дыхание, сделала осторожный шажок из кабинета в приемную.

– Подслушивала? – спросил он, не оборачиваясь.

Аделаида виновато вздохнула. Подошла ближе, на мгновение коснулась щекой его плеча, оглянулась – ничего, дверь из приемной в коридор закрыта.

– Карл…

Он повернулся к ней. Лицо у него тоже было серьезное, подобающее директору, но глаза смеялись. Под глазами залегли тени – совсем как у нее, может, чуть резче и глубже.

В дверь кто-то сунулся, но тут же, извинившись, исчез.

– Карл…

Он продолжал молча смотреть на нее, но в его взгляде она увидела то, что ждала, и надеялась, и хотела увидеть.

– До чего работать не хочется…

Карл нагнулся к ней и шепнул:

– Мне тоже. Я тут просто коротал время в ожидании тебя.

Аделаида, с трудом оторвав от него взгляд, подняла трубку с зазвонившего было телефона и тут же опустила ее обратно на рычаг.

– Ты когда-нибудь… не сейчас, после… расскажешь мне о себе?

– Когда-нибудь расскажу, – улыбнулся Карл.

Телефон зазвонил снова.

– Ох, прости, – спохватилась Аделаида, – я же должна была подготовить бумаги для профсоюзного комитета, еще вчера. Это они, наверное, и звонят.

Карл кивнул.

– У тебя есть два часа, – сказал он, направляясь к двери.

– А потом? – сразу же спросила Аделаида.

Карл обернулся.

– Потом мы уедем, – сказал он.

Аделаида хотела еще спросить «куда», но он уже ушел, и вопрос достался невидимому собеседнику в телефонной трубке, которую Аделаида машинально подняла и поднесла к уху.

Вторая попытка оказалась удачной – директриса была одна, хотя и разговаривала по телефону, присев на краешек Манечкиного стола. Несмотря на телефонный разговор, она сделала приглашающий жест, и Мария Александровна вместе с завучем старших классов зашли в приемную. Делая вид, что совершенно не замечают ни ее более короткую, чем обычно, юбку (всего лишь на пару сантиметров ниже колена), ни легкомысленный шарфик на шее, ни тем более ее сияющую физиономию, завучи открыли шкаф с личными делами учащихся и принялись там шуршать.