Тигр всегда нападает сзади

Лика вдруг покраснела и хлюпнула носом.

– Я, конечно, понимаю, как это все смотрится со стороны. Взрослая тетя и почти что мальчишка. Хотя я и выгляжу лет на десять-пятнадцать моложе своего возраста, ну так и он еще не заматерел. Все равно разница сильно заметна. Но я ничего не могу с собой поделать! Пыталась расстаться с ним несколько раз, прогоняла, говорила, что больше не хочу его видеть… Он уходил, а я начинала болеть. Кашель какой-то дурацкий, кости все ломит, голова чугунная, и работать не могу. Вот прям хоть ложись – и помирай. Потом он, не выдержав, приходил ко мне, и все мои болячки проходили в ту же минуту. Вот как такое расценить?

Кира грустно улыбнулась:

– Просто это любовь. А ты разве не знала?

– Ох! – Лика откинула волосы назад. – Не было у меня такого никогда. Влюблялась вроде бы. Страдала, переживала. Очень хотела быть рядом с любимым, ревновала, планы строила. А тут – все иначе. Мне ничего от него не надо. И ничего мне для него не жаль. Только бы знать, что он счастлив.

– А если с другой бы его увидела, как чувствовала бы себя?

Лика налила в бокал вина, пригубила и сказала:

– Веришь, я это себе представляла. Думала, разозлюсь и легче будет бросить его. Боль чувствовала. Тоску. Грусть. И в то же время такую к нему нежность! Знаешь, я впервые за свои тридцать семь лет задумалась о ребенке. Ты помнишь мое отношение к деторождению?

– Ну да: ты горячая его противница. И все оттого, что у тебя другая жизненная миссия.

– Вот! Я искренне так считала. А теперь поняла: бред это все. Просто я никого еще по-настоящему не любила. А когда женщина любит мужчину, она хочет рожать от него детей. Старая истина.

Кира опять кинула в рот оливку и начала жевать, не чувствуя вкуса.

– Ты ждешь ребенка?

– Так далеко еще не зашло. Но думать – думаю.

– А как сам Роман к идее размножения относится? Он-то не против?

– Он только «за». Знаешь, у него совершенно чудная бабушка, и она так по-доброму поддержала нас…

– Что, уже было от кого защищать?

– Разумеется. Ромкины родители не в восторге от нашего романа. Так вот, в разгар семейной ссоры она сказала: «Настоящая любовь аморальна, потому что свободна от условностей. Если вас заботит, что скажут люди, – значит, это не любовь». А потом добавила: «Если бы мои предки ждали одобрения общества, род наш давно бы прервался».

– Познакомишь меня с ней? Очень хочется узнать эту интересную женщину поближе.

– Да без проблем. Как только выберешь время, так и поедем.

Дым пополз по полу совсем неожиданно. Кира даже за людским шумом и гамом не сразу сообразила, что происходит. Потом кто-то крикнул: «Горим!» – и все, сбивая на пол стулья и спотыкаясь, бросились к выходу.

– Быстро на улицу, – крикнул Алексей Кире, а сам, заметив очаг возгорания, побежал к кладовой.

– Лес, я с тобой!

– Уходи! Я попытаюсь погасить огонь.

Кира, не обращая внимания на его слова, бросилась следом. Алексей тем временем, содрав штору с окна, пытался ею сбить огонь. Потом сорвал со стены огнетушитель, но увидев рядом с собой Киру, подтолкнул ее к выходу:

– Ты же сейчас вспыхнешь как свечка, уходи сама и уводи людей.

Однако она только отрицательно трясла головой, в испуге прижимая к лицу руки. Огонь быстро полз по покрытому декоративными лианами потолку, одна за другой вспыхивали шторы.

Вдруг кто-то больно вцепился в ее руку чуть повыше локтя и с силой дернул к себе.

– Надо уходить. Сейчас здесь будет нечем дышать. Везде полно пластика, он вот-вот займется.

Андрей дышал ей в лицо перегаром, и в глазах его было что-то безумное. Кира попыталась оттолкнуть его, но он только сильнее вцепился в нее и, прижав к себе, начал целовать.

– Отпусти меня, – прошипела она. – Убирайся из моей жизни.

Не обращая на ее слова внимания, Андрей сгреб ее в охапку и поволок к выходу. Там уже горели шторы и чадили пластиковые цветы, ему пришлось сдернуть скатерть со стола. Посыпалась и зазвенела разбившаяся посуда.

– Иди ко мне! – он, властно дернув Киру за запястье, обернул ее плотной скатертью и буквально выволок на улицу. И держал ее, отбивающуюся и ревущую, пока входная дверь не занялась огнем, и Кира уже не могла проникнуть обратно в здание.

Завывая, подъезжали пожарные машины.

Нина Михайловна, стоя неподалеку, смотрела на разворачивающуюся перед ней сцену со смешанными чувствами. Она прекрасно видела, что дочь не питает никаких добрых чувств к своему бывшему мужу, но ничуть не сочувствовала ей. Нине Михайловне очень хотелось, чтобы Андрей вот так и держал Киру и никогда не отпустил бы ее к этому неприятному молодому мужу.

Если бы у нее спросили сейчас, отчего ей так активно не нравится Алексей, она бы затруднилась ответить. Просто так не должно быть, и все! И даже плачущая дочь не вызывала у нее сострадания. Нина Михайловна едва сдержалась, чтобы не подойти к Кире и не дать ей пощечину, чтобы успокоилась и не кричала.

А в голове вертелось: «Зато теперь ты найдешь себе нормального мужика, под стать себе». Вдруг ужаснувшись своим мыслям, она суетливо достала из рукава платок и вытерла вспотевший, несмотря на ноябрьский холод, лоб.

Лес появился откуда-то с другой стороны здания, вероятно выбравшись с черного хода. Чумазый, в обгоревшей местами одежде, но живой.

Кира перестала биться в истерике и, с силой пихнув Андрея в грудь, бросилась к мужу.

– Ну слава богу, – Нина Михайловна перекрестилась. – Неровен час погиб бы, а у меня на совести груз. Хватает грехов, так еще за дурные мысли отвечать.

Она обернулась, чтобы посмотреть, не слышал ли кто ее ненароком вырвавшихся откровений, и, никого не обнаружив, облегченно перевела дух.

– Все нормально, пожар потушен, никто не пострадал! – крикнул один из пожарных минут через пять. Нина Михайловна опять перекрестилась и подняла глаза к темнеющему небу.

– Господи, прости меня, грешную.

Спустя неделю Кира сидела у Лики дома и смотрела вместе с ней на экран. Там испещренная непонятными значками и фигурами висела натальная карта.

– Ну и что это такое? – обеспокоенно спросила Кира у Лики, внимательно изучавшей расположение планет.

– Подожди, сейчас все расскажу.

Она что-то считала, шевеля губами, и, сделав несколько пометок у себя в блокноте, повернулась к Кире, вытаращив глаза и продолжая молчать.

– Ну что ты как в рот воды набрала, – занервничала та, – что ты там такого страшного разглядела?

– Понимаешь, подруга, я у тебя не вижу никакого пожара. Вернее, не вижу сейчас. А вот спустя три года он будет.

– Что?! – испугалась Кира. – Еще один пожар? Я этого не переживу.

– Подожди пугаться. Тут вот какое дело. Сдается мне, что то запланированное несчастье почему-то передвинулось во времени. Так иногда бывает, когда уберегают от чего-то. В том, другом пожаре могли бы быть жертвы. А в этом – все обошлось.

– Какие жертвы, о чем ты говоришь?

Лика замялась, не зная, как сказать.

– Да не тяни же!

– Я тебя с ребенком вижу, с маленьким. Мне кажется, что это ангелы-хранители – твой и этого дитя – передвинули пожар на безопасное время.

– Что за ерунда…

– Почему сразу – ерунда, – обиделась Лика. – Вот ты видишь сейчас меня, я живая перед тобой сижу. А должна была умереть в шестнадцать лет.

– Лика, что ты такое говоришь, мне прямо страшно.

– А чего страшного-то? Все уже давно позади. Мне было одиннадцать, я каталась на роликах во дворе. И вдруг увидела, что на дорогу выскочил крошечный малыш, а на него несется автомобиль. Я не раздумывая бросилась к нему. Знаешь, это не храбрость, а нечто другое. Я не могла иначе поступить, это было записано где-то в подкорке: слабым и младшим надо помогать. И вот я оттолкнула ребенка на газон, а сама попала под колеса. Потом были реанимация, кома. Я еле-еле выкарабкалась. Но зато в шестнадцать лет со мной ничегошеньки не произошло. Не знаю, может, я тем своим детским поступком какую-то вину свою искупила. И мне даровали жизнь.