Чужое счастье

Счастливее? Анна задумалась о том, сколько времени прошло с тех пор, как она ощущала что-то большее, чем проблески удовлетворения. Нет, это не для счастья; это для того, чтобы спасти другого человека. И если она не пройдет через это, под угрозой окажется ее собственная психика.

На следующий день после беспокойной ночи в отеле Анна и Лиз отправились в путь ни свет ни заря. Руководствуясь картой, которую им выслали вместе с другими материалами, они нашли нужный поворот и свернули на аллею, вдоль которой росли густо посаженные деревья. Спустя несколько минут сестры вылезли из машины и очутились на открытом всем ветрам холме с кучкой низких домов из красной древесины, соединявшихся дорожками, из окон которых, должно быть, открывался великолепный вид на океан. Это место можно было бы принять за шикарный укромный отель, если бы не предусмотрительный знак, гласивший «ТОЛЬКО ПО ПРИГЛАШЕНИЯМ». Анна и Лиз присоединились к остальным участникам Недели семьи (всего их было около сорока), бродивших по кафетерию, где они попивали кофе и маленькими кусочками откусывали бублики, перед тем как, вооружившись буклетами и бейджами, направиться на установочную лекцию в конференц-зал номер два, находившийся в соседней комнате.

К тому моменту как сестры заняли свои места, конференц-зал, уставленный рядами складывающихся стульев, стоявших перед классной доской и трибуной, был наполовину заполнен людьми. Семьи сидели группами, обозначенными пустыми стульями по краям. Все они выглядели ненамного счастливее, чем Анна и Лиз. Внимание Анны привлекла семья, которую она мысленно назвала Деревенскими Мышами, — глава семьи с длинной белой бородой и в рабочей спецовке, его жена, похожая на Минни Перл, и четверо крепких сыновей. За ними сидели расфуфыренные мистер и миссис Готроки, жена испуганно оглядывалась по сторонам, словно ища глазами таких же, как она, выживших после кораблекрушения и выброшенных на берег пассажиров, а их дочь-подросток всем своим видом давала понять, что этому собранию она предпочла бы кораблекрушение. Рядом с Анной и Лиз парочка из Индии что-то тихонько бормотала друг другу, сари женщины радовало глаз приятным всплеском цвета в море бежевых складных стульев. Семья сзади них словно сошла со страниц пьесы Уильямса Теннесси^[9]: дородный пожилой мужчина с флоридским загаром громко говорил, растягивая слова на южный манер; его жена, а вернее его тень, сидела, обмахиваясь буклетом, и классифицировала собравшихся, и ее роскошные кудри трепетали вокруг шеи.

Анна взглянула на сестру. Лиз была одета как раз для неустойчивой погоды в Малибу — сейчас туман, через минуту солнце — в кремовые брюки из хлопчатобумажного твида и бирюзовую рубашку с открытым воротом, хлопковый свитер она накинула на плечи. Сестры обменялись взглядами, и Анна вспомнила об одной дурацкой игре, в которую они играли в детстве: что бы ты предпочла — быть уродиной с мозгами или красавицей, но абсолютно тупой; идти обнаженной посреди дня или одетой, но ночью и по темной аллее, выйти замуж за уродливого богача или красавчика нищего? Если бы они сейчас сыграли в эту игру, выбирая сидеть ли здесь или удалить больной зуб, Анне не нужно было бы спрашивать, что выбрала бы ее сестра.

Лиз питала отвращение к воспоминаниям. Даже скорее аллергию. Как только на горизонте появлялось что-либо из их детства, ее лицо покрывалось пятнами и у нее начинался страшный зуд. Сидя, она все время скрещивала ноги и снова ставила их прямо, играя при этом со своими волосами, что действовало Анне на нервы, словно она сидела рядом с неугомонным шестилетним мальчуганом.

По крайней мере, сейчас им не придется общаться с Моникой. После утренней лекции были запланированы сеансы групповой терапии. Поэтому с пациентами они встретятся не раньше чем после обеда.

Вдруг все головы повернулись в сторону привлекательной женщины лет тридцати пяти, стремительно влетевшей в дверь. У нее было доброжелательное лицо и блестящие темные волосы, рассыпавшиеся по плечам, когда она быстрым шагом направлялась к трибуне.

— Всем привет. Я — доктор Мидоуз, — сказала она, наклонившись к микрофону. — Я хочу поблагодарить всех вас за то, что вы сюда пришли. Я знаю, что многим из вас пришлось для этого проехать немалое расстояние и приложить немало усилий, чтобы найти время для этой поездки. Вы также продемонстрировали потрясающее мужество. Несмотря на все различия между вами, у всех вас есть общие проблемы — алкогольная зависимость одного из членов вашей семьи подрывала ваше терпение, а временами даже вашу любовь к ним. Ваша готовность к новым возможностям и дорогам — это ключ к путешествию, которое вы здесь предпримете.

Доктор Мидоуз окинула присутствующих взглядом, сердечно при этом улыбаясь.

Когда она продолжила, подчеркивая необходимость рвать старые привычки и формировать новые, Лиз начала проявлять нетерпение. Доктор Мидоуз говорила о том, что алкоголизм — это болезнь, а не моральная слабость.

— Алкоголики, просыпаясь по утрам, не думают о том, как бы обидеть кого-нибудь из членов своей семьи или разрушить свою жизнь, — произнесла она, хотя тут же заметила, что это не освобождает человека от ответственности за свои действия. И семья, и друзья больного вправе были положить этому конец.

— До тех пор, пока вы миритесь с их отвратительным поведением и убираете за ними всю грязь, зачем им признавать то, что у них есть проблемы, и пытаться их решить?

Доктор Мидоуз попросила привести примеры ситуаций, когда членам семей алкоголиков невольно приходилось делать что-то за пациентов.

В одном из задних рядов раздался мужской голос, насквозь пропитанный отвращением:

— Мне приходилось каждый вечер тащить ее задницу до кровати.

Доктор Мидоуз понимающе улыбнулась.

Худая темноволосая женщина подняла руку:

— Мне приходилось извиняться перед его боссом.

— Покупать ей новую машину, после того как она разбила старую, — запищала миссис Готроки, бросая обличительный взгляд на мужа, беспокойно ерзавшего на своем месте.

Доктор кивнула.

— О’кей, давайте поговорим о границах.

— А что это такое? — пошутил кто-то, вызвав взрыв смеха среди присутствующих.

Доктор Мидоуз нарисовала на доске пару человеческих фигурок всего в нескольких дюймах друг от друга.

— Так выглядят границы здорового человека.

Ниже она нарисовала вторую пару, расположив фигурки ближе друг к другу, при этом одна из фигурок была больше второй. Доктор указала на меньшую из них.

— Это вы, зависимое лицо. Вы не чувствуете себя наравне с партнером. Вы позволяете ему себя запугивать. В то же время вы считаете, что это ваша работа — решать все проблемы, возникающие вокруг вас. Вы можете даже не обращать внимания на то, что вы нездоровы, или даже заболеть от того, что ухаживаете за всеми вокруг, кроме себя, и пытаетесь их ублажить. Многие из вас даже получают травмы, поскольку ваши головы полны забот о других людях настолько, что вы в прямом смысле не видите, куда идете.

Анна неожиданно содрогнулась. Ей показалось, что эта женщина обращается именно к ней. Тот случай, когда она обожгла руку, срывая кастрюлю с плиты: разве не о матери она тогда беспокоилась? А грипп, которым она заболела прошлой зимой и который вскоре перешел в воспаление легких, поскольку она была слишком занята тем, что разрывалась между Моникой и матерью и не могла оставаться в постели. «Неудивительно, что я так несчастна».

Краешком глаза Анна заметила, как окружающие закивали головами в молчаливом согласии. Очевидно, она не одна такая. А к чему привели все эти бешеные усилия? В ее случае — ни к чему. Лучше от этого не стало ни ей, ни Монике. Единственным человеком, оказавшимся в выигрыше, была Бетти, но какой ценой?

Казалось, эти слова коснулись даже Лиз. Она перестала ерзать, ее взгляд был прикован к лектору. В конце, когда все поднимались со своих мест, она пробормотала:

— История маминой жизни.

И это была чистая правда. Все те годы, когда Бетти мирилась с поведением отца, стерли Бетти, как избитая дорога стирает туфли, шагающие по ней изо дня в день. Их жизнь могла бы сложиться совсем по-другому, если бы мама смогла противостоять тогда их отцу.