Долгий сон статуи (СИ)

- Не надо, – твердо ответил Пат и почувствовал, как Женя на том конце связи замерла от удивления. – Я сумею с ним объясниться. Я понимаю его язык.

- Я знаю, – ответила Женя, помолчав. – И он тоже знает.

====== 6. Операция “Захват” ======

Вот незадача – магазин оказался закрыт. Вроде и день рабочий, и время десять утра – ни рано, ни поздно, в самый раз, чтоб протянуть дрожащими руками бумажку Наталь-Палне, как уважительно именовали дородную продавщицу постоянные покупатели, получить так надежно, удобно ложащуюся в руки бутылку, прозрачную как слеза, и услышать дежурное “Ириску на закусь возьмеш?” Но закрыт магазин, достоверный замок болтается на дверях, Наталь-Палны нет. И соседа-скульптора замели, не зайдешь. У Нила Провыча всегда находится, чем душу успокоить – хоть сам-то он из интеллигентиков, малахольный, а с пониманием мужик, знает, что без питья человеку жить обидно, и душа у человека без питья горит.

И выходит такой человек в поросший высоким выжженным солнцем зельём-быльём собственный двор, оглядывается – и такая тоска, что хоть в петлю. И всего-то надо – малую толику топлива душе подбросить. Разве пошарить у Провыча... может, в домишко-то получится залезть, Провычу без надобности сейчас... Не то что дверь ломать – нет, зачем обижать? Так, малость окошко приоткрыть.

Что-то зашуршало, заколыхались ветки кустов, закачались кусты полыни. Глянул... Что значит без опохмела – рука, рука, прости Господи, серая как жмурик. Ползет из кустов, пальцами по земле перебирает...

- Ты чаво тут забыл? – прошамкали оттуда же, из кустов. И рука заперебирала пальцами живее, заставляя пятиться... Никогда больше... ведь со вчерашнего вечера ни капли, Господи... Царица Небесная...

Не помнил, как вывалился сквозь кусты с фетисовского двора в свой, как калитку открыл да, орошая улицу криком, бросился вдоль слепых молчаливых домиков-развалюх...

Женя сидела дома. В буквальном смысле – сидела на полу, подвернув ноги по-турецки.

-... Я тебя очень прошу – не ходи сегодня никуда, – мама, уже собравшаяся на работу, вернулась от дверей и положила Жене руки на плечи. Сразу на оба плеча, прикрыв ладонями выступающие косточки. Вчера мама пришла домой поздно – вернее даже не пришла, а ее довезли. Женя ничего не имела против того, чтоб маму довозили, но вот вчерашний довозивший, как выяснилось, наговорил маме очень много страхов о происходящем в городе. А уж вернувшийся заполночь дядя – его тоже привезли на машине, – с трясущимися руками, непохожий на себя, растерявший сразу всю свою самоуверенность, окончательно убедил маму в том, что над крошечным городком сгустились какие-то неведомые грозные тучи. Подробностей дядя Вова рассказывать не стал, не стал и ужинать, сразу ушел в свою комнату, и Женя слышала, как повернулся ключ в его дверях.

- Просто посиди дома, – сказала утром мама – “мягко, но твердо”, так это Женя мысленно называла. – В интернете повиси. Ну, пусть друзья к тебе приходят – тот мальчик, например...

- Ага, пусть лучше он подвергает себя опасности, чем я, – хмыкнула Женя. Мама, сдаваясь, подняла руки.

- Ну что ты сделаешь с этим материнским эгоизмом, – грустно сказала она. – Ты его в дверь – а он в окно.

- Говори, что энтим делом, мы покончили давно, – продолжила Женя и улыбнулась. – Договорились. Сегодня я дома.

Итак, Женя сидела дома. Открыла ноутбук, вяло поковырялась в гугле – ей нравилось иногда, забив поиск по случайно пришедшим в голову словам, смотреть, что может попасться. Попадались порой очень интересные вещи. Сейчас по запросу “необычная статуя” попался, кроме всего прочего, отрывочек из фэнтэзи-романа про зловещий немецкий городок, где жители обращались в статуи. Роман показался Жене скучным и плохо написанным, поэтому она отставила ноут и стала смотреть в окно. Над расцветающими под окном мальвами летали шмели, они с гудением впивались в сердцевинку ярко-малинового цветка, замирали на его пестике, а потом, жужжа, как ни в чем не бывало, улетали прочь.

День тек вяло и незаметно. Женя прибралась, вымыла пол в кухне, выдраила от нечего делать всю посуду и даже поспала немножко, хотя совсем не устала.

Хотелось, конечно, позвонить Пату, узнать, как там дела. Но Женя не решалась. Невозможным казалось набрать его номер и каким-то дурным дребезгом прервать то, что виделось ей мостом, протянувшимся с одного берега моря на другой. Мостом, сияющим, как невозможность, преодолевшая все законы – и времени, и пространства. Всех времен и всех пространств.

Когда Женя думала о сияющем мосте, проходило невнятное беспокойство, которое преследовал ее вот уже несколько дней. С того самого дня, как, попытавшись “улететь” – так она это про себя называла, – Женя обнаружила, что осталась на месте. Никакого перемещения. Те чудесные врата, которые были прежде для нее открыты, теперь закрылись; сны стали просто снами, и не было в них больше далекого моря, сумрака военного лагеря, темных храмов и долгих разговоров под звездами.

О произошедшем в последнем из снов, оказавшихся не снами, Женя старалась не думать вовсе. В снах все было просто, можно было сесть рядом с другом, говорить о чем угодно, смеяться, играть в заботливую и ворчливую няньку, в своего парня... А потом поцеловаться и, выражаясь высокопарно, разделить ложе со взрослым воином, которого даже не очень хорошо знаешь. Хотя... чего она о нем не знала, спросила себя Женя. Уж точно она знала о нем куда больше, чем, скажем, о собственном дяде.

Лайос и Пат... Любовь преодолевает все, пробормотала про себя Женя. Хотя сама она в это не очень-то верила. Скорее уж намерение преодолевает все. Если чего-то очень захотеть...

Какой-то толчок внутри, будто по-особенному гулко стукнуло сердце и звоном отдалось во всем теле. Женя встала с пола и подошла к окну, выходящему на улицу. Улица как улица – залита жгучим солнцем, с выжженной почти до белизны жесткой травой по обочинам и изрытым асфальтом посередине. Но сейчас у противоположной стороны стоял Лайос и смотрел как раз на ее окна.

Женя настеж распахнула чуть приоткрытые створки и высунулась так, что едва не вывалилась. Лайос неуверенно поднял руку в знак приветствия.

- Я попрощаться пришел, – произнес он, когда Женя выскочила из калитки. – Спасибо тебе за все, царевна.

Женя моргнула – выглядел Лайос вполне обычным парнем, и дядина футболка с брюками сидели на нем так, будто были его собственными. Никто бы и не заподозрил в нем великого воина, с которым связывали судьбу и даже само существование городов и царств. Но то, что и как он говорил, потусторонняя усталость и обреченность в его взгляде – заставило Женю схватить его за рукав футболки и потянуть в дом.

- Ты уйдешь не раньше, чем расскажешь мне, что произошло.

Он, не сопротивляясь, равнодушно протянул ей руку – словно и руку, и всего себя считал непригодным ни к чему предметом, на который все равно наплевать.

- Ничего не произошло, царевна. Ничего.

- Кофе выпьешь?

- Выпью. А что это? – он улыбался вполне спокойно. Так, что даже можно было – если захотеть – поверить в его полную безмятежность.

- Попробуешь – поймешь. Держи, я сделала чуть сладким.

Осторожно принюхался к чашке, потом поднял на Женю светлые серые глаза. Сейчас даже показалось, что появилась в них кроме водяной серой прозрачности какая-то живая прозелень с коричневинкой. Никогда прежде она не видела таких потерянных, “опрокинутых” глаз. Даже тогда, когда пришла туда... в его время, в военный лагерь, зажатый между харибдой моря и сциллой высоких городских стен. После того, как он убил своего, как ему тогда казалось, главного врага и понял, что ни утешения, ни покоя ждать не приходится – даже и тогда в его глазах не было такой пустоты, ведь он надеялся еще на посмертную встречу с любимым. Но сейчас надеяться ему стало не на что.

И нужно было поговорить об этой потерянности. Непременно. Не дать ему ускользнуть в пустоту. Но то, что очень легко и просто получалось у нее в той реальности, было совсем непросто сейчас. Поэтому они сидели рядом на тахте, пили кофе и изредка перебрасывались короткими фразами. Слишком спокойно, преувеличенно спокойно.