Так умирает все прекрасное (СИ)

Я и правда не знал, что мне думать и что чувствовать. Вариантов было столько, что я уже предвкушал грядущий вечер — то-то будет удовольствие — изучить и проанализировать их все! Так или иначе, сейчас я мог только завернуть все свои предположения в плотный пакет, крепко его завязать, кинуть в большую обувную коробку с надписью «Мне остается только догадываться» и захлопнуть ее крышкой.

Я пронзил Смита холодным спокойным взглядом.

— Расскажите мне о татуировке. Джерс сказал, что она заставила его убивать?

Смит перевернул несколько страниц в своем блокноте и только потом ответил. Он явно делал это, чтобы не смотреть на меня, а не для того, чтобы вспомнить детали.

— Мистер Джерс убежден, что татуировка заставила его убить мисс Шиллинг. Агент Скалли считает, что он страдал от галлюцинаций, возникших в результате отравления зараженной спорыньей рожью, которая использовалась для изготовления красных чернил. Мы отправили образец его крови в лабораторию и ждем результатов. Хотим узнать, есть ли здравое зерно в этой теории.

— Где этот тату-салон?

— В каком-то русском притоне около Баслтона, хотя здесь мы полагаемся на слова Джерса. Агент Скалли… эээ… Помимо версии с отравлением спорыньей, она отказалась нам что-нибудь еще говорить. И именно поэтому нам бы пригодилась ваша помощь.

Я засунул обе руки в карманы и покачался на каблуках.

— Ну что ж, боюсь, вам не повезло. Мы знаем, что этот парень звонил в Бюро — хотел убедиться, что Скалли действительно федеральный агент. Он знал об этом, когда напал на нее, а это значит, что преступление находится в юрисдикции ФБР. Так что, парни, вы бы лучше поторопились и занялись делом, если хотите посадить его за убийство.

Смит закрыл глаза, и на его лице вдруг появилось выражение страшной усталости. Говейя сделал шаг в мою сторону.

— На будущее — не тратьте наше время понапрасну и держите свою напарницу на поводке покороче. Кто знает — может, ей это понравится.

Я не задумался ни на секунду и просто отреагировал. Моя рука обхватила его мясистую шею и прижала его голову к стене, а пальцы впились полицейскому в челюсть.

— Попридержи свой паршивый язык!

Он ухмыльнулся.

— Как неосмотрительно с моей стороны. Уверен, вся эта история глубоко задела вас лично.

Я прижал его к стене еще сильнее, но тут Смит взял меня под локоть.

— Не стоит этого делать, агент Малдер.

Однако мне казалось, что очень даже стоит.

Но, помедлив, я все же с сожалением отпустил Говейю. Он прочистил горло и поправил галстук.

— Пора идти, — сказал детектив Смит.

— Мы будем на связи, агент Малдер, — произнес Говейя, и эти слова прозвучали как угроза.

Когда детективы уходили, я услышал, как Говейя обратился к Смиту:

— Не знаю, чего он так завелся. Я бы свою правую руку отдал, чтобы моим напарником стала такая рыжая кошечка. Без обид, Мэтт.

— Льюис, если бы твоим напарником стала такая рыжая кошечка, твоя правая рука пригодилась бы тебе как никогда.

***

Снова запах антисептика и хлорки. Снова механическое жужжание медицинских аппаратов и мониторов. Снова омерзительный звук скрипящих на выцветшем линолеуме подошв.

Я давно потерял счет этим визитам в больницу. Вот опять я иду по тускло освещенному коридору, опять вижу Скалли в очередном бесформенном хлопковом халате, в очередной неудобной кровати. Декорации немного другие, изменились лица актеров второго плана, но мы со Скалли — снова в главных ролях в импровизации на тему «Больничная палата».

Медсестра в резиновых больничных тапочках вышла из палаты и беззвучно прошла по коридору. Я успел схватиться за ручку двери, пока она не захлопнулась.

Скалли теребит накинутый на нее плед. Закрытый журнал лежит на коленях. На лбу — огромная шишка, лицо и шея усеяны самыми разнообразными порезами и ссадинами. На правой руке, прямо около локтя, я заметил устрашающего размера синяк. Над ним — еще несколько. Эти явно появились после того, как кто-то пытался удержать ее за руку.

Она повернулась, услышав скрип двери. Глаза слегка расширились при виде меня, но в следующее мгновение на ее лице вновь появилась маска полного безразличия.

— Малдер. Не стоило приезжать.

— Что произошло, Скалли?

Она начала рассказывать — отчетливо и монотонно, как будто разговаривала с ребенком, причем очень недалеким.

— Ты отправил меня в Филадельфию. На меня напал подозреваемый в убийстве. Сейчас я в больнице. Все это можно рассказать и по телефону.

Я скрестил руки на груди и посмотрел на нее, многозначительно приподняв брови.

— Могла бы, если бы позвонила. Что было бы очень мило с твоей стороны — сообщить, что ты в порядке и все такое. Кроме того, ты, кажется, упустила несколько немаловажных деталей. Халтурный отчет, агент Скалли.

Она пронзила меня испепеляющим взглядом.

— Ну что ж, тебе, очевидно, эти детали уже известны, так что можешь отправляться домой. Спасибо, что проведал.

— Не так быстро. Если помнишь, ты пока еще федеральный агент. Даже когда … развлекаешься. Кажется, этот факт завел Джерса не на шутку. Ты же знаешь: теперь это федеральное расследование.

— И ты решил заняться этим делом, хотя НЛО придется в это время летать без присмотра? Как благородно.

Она открыла журнал и принялась изучать его без всякого интереса.

— Нет. Скиннер велел мне подыграть местным копам, пока в филадельфийском отделении не найдется кто-нибудь, кому можно доверить это дело.

Она оторвалась от журнала и посмотрела на меня.

— Какое дело? Никакого расследования не будет. Я не собираюсь выдвигать обвинения.

— Этот парень пытался сделать из тебя паштет, а ты не собираешься выдвигать обвинения?

— В этом нет необходимости. Его уже обвиняют в убийстве.

— Это не тебе решать.

Она равнодушно пожала плечами.

— Что еще нового?

Я догадывался, что этой фразой она пытается что-то донести до меня — что-то важное для нас обоих; что она говорит о том, чего ей не хватает и как нам следует работать вместе. И при любых других обстоятельствах я бы взял эту подачу и спросил бы, какого черта она так закрутила мяч. Но я понимал: чтобы осуществить подобное, мне нужно больше уверенности в себе. Невозможно заводить такие разговоры в этой палате, когда она — такая отдаленная и непонятная — смотрит на меня этим странным взглядом.

Поэтому я решил сменить тему.

— Можно посмотреть на твою татуировку? Судя по описанию, сексуальная.

Ну что ж, я никогда и не утверждал, что умею тонко и незаметно сменить тему разговора.

Скалли резко выпрямилась, поморщившись от боли, швырнула журнал на ночной столик и повернулась ко мне.

— У тебя есть какие-нибудь вопросы, которые действительно относятся к делу?

Я изобразил задумчивость.

— Если товарищ Сво — это Борис Баденов, то кто же я — Рокки или Бульвинкль (3)? Думаю, что Бульвинкль, потому что я выше, но шляпы мне идут больше, чем тебе.

Она на мгновение закрыла глаза и страдальчески вздохнула.

— Они возьмут несколько анализов и выпишут меня сегодня днем. Езжай домой.

— Ах да, насчет анализов. Это ведь не просто какая-нибудь татуировка, Скалли! А психоделическая! Ты и правда умеешь хорошо провести время в Городе братской любви (4). Я обычно просто покупаю сэндвич с сыром (5).

Скалли отвернулась и посмотрела в окно. Я заметил еще несколько синяков, выделявшихся грязными пятнами на белоснежной линии ее шеи. Один из них находился прямо в районе сухожилий и подозрительно напоминал засос. Боже ты мой, Скалли…

— Ты поэтому так себя ведешь, Малдер? Потому что я сделала что-то совершенно неожиданное? Потому что мое поведение не соответствует составленному тобой психологическому портрету?