Прыжок

В это утро Сэди решил избегать Джорджио как чумы: «Я останусь в камере и подожду здесь, пока не кончится этот день». В душевой Джорджио распевал во весь голос. Он щедро намылился и вымыл голову; нещадно тер себя, желая смыть зловоние тюрьмы: «Мне уже недолго осталось мириться с этой вонью». Джорджио с нетерпением ждал завтрака. Ополоснувшись, он обернулся чистым сухим полотенцем по талии и направился к кабинкам туалета. В дальнем конце туалетного помещения находился шкаф, которым пользовались заключенные, мывшие полы. Брунос решительно открыл шкаф, хотя от смрада, исходящего от мочи и фекалий, у него на глазах выступили слезы. Тем не менее Джорджио хитро улыбнулся и с помощью дощечки хорошенько перемешал содержимое соответствующего черного ведра. Он представил себе, как выплеснет все это в лицо начальнику тюрьмы, и злорадно усмехнулся. Потом закрыл дверь и направился в свою камеру, добродушно улыбаясь направо и налево. В коридоре ему встретился молодой Бенджи, и Джорджио приветственно окликнул его. Однако тот среагировал неожиданно резко и недоброжелательно:

— Отвяжись, Брунос! Я не в настроении общаться с тобой!

Юноша пошел дальше по коридору. Джорджио в легком недоумении проводил его взглядом, пробормотав:

— Интересно, кто его взбаламутил?

Рикки, выглянув из своей камеры, повернул голову в сторону Джорджио и тихо ответил:

— Кто знает, Брунос? Может, ты сам.

Джорджио был озадачен. Рикки снова улыбнулся своей особенной жутковатой улыбкой, показав безупречные зубы.

Джорджио беспечно рассмеялся: «Это мой день, и ничто не остановит меня. Только не сегодня — в день, когда я выпрыгну отсюда». Насвистывая, он вошел в свою камеру, чтобы одеться перед завтраком.

Ник завтракал кофе и пончиками и по привычке разговаривал с Элби. Глаза Ника злобно сверкали.

— Ты можешь в это поверить а? Джорджио Брунос — и растлитель!.. Продавец детей… Во всех отношениях распутник… Я ненавижу педофилов! Бог знает, как я ненавижу их. Но людей, продающих порно с участием детей, — тех, что снабжают этой грязью извращенцев, я ненавижу по-настоящему. Ты помнишь, как я нашел тебя, Элби? Как я ухаживал за тобой? Отвез в больницу, навещал тебя, вернул к жизни, помог? Сколько тогда тебе было лет?

Элби протянул ему руку с растопыренными пальцами и взмахнул ею три раза.

— Пятнадцать, да? Всего пятнадцать, а над тобой уже надругались и использовали тебя… Трудно поверить в существование этого в стране так называемой демократии. Но здесь все еще существует теневая экономика и торгуют детьми. Торгуют молодыми парнями! Выставляют задницы на продажу!

Элби вздрогнул от таких слов. И Ник печально улыбнулся.

— Меня всегда это расстраивало, ты это знаешь, Элби. А сейчас я решил, что надо сделать с Джорджио Бруносом. Каким образом лучше всего подставить его. Я отозвал бы Эрика, если б мог. Но, как верно сказал Алан Кокс, Эрик в любом случае не откажется от этого проклятого дела. Он устроил бы прыжок Джорджио, даже если бы знал, что тот насильник и растлитель. Эрик хочет получить свои бабки, а он получит их только после того, как Джорджио выпрыгнет… Нет, будет гораздо лучше, если я приберегу мистера Бруноса для себя. Встречусь с ним лицом к лицу. В ситуации, когда нож будет приставлен к горлу. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Элби понимающе улыбнулся.

— А тебе это понравилось бы, не так ли, Элби?

Тот издал невнятный горловой звук, и из-за этого крошки от пончиков рассыпались по столу. Ник с отвращением посмотрел на него.

— Вытри рот, Элби! Ты же знаешь, я не выношу дурных манер за столом.

Элби вытер рот бумажной салфеткой и снова улыбнулся — виноватой улыбкой, как бы прося прощения.

Ник положил себе на тарелку еще один пончик и продолжил размышлять вслух, каким образом лучше всего отплатить Джорджио Бруносу.

Эрик чувствовал возбуждение, душевный подъем и одновременно был как никогда уравновешен. Такое состояние обычно наступало у него, когда работа планомерно двигалась вперед. Он сидел в самосвале и терпеливо ожидал, пока другие люди выполнят до конца свои задачи. Он не волновался на их счет: им были набраны люди надежные, хорошо подкованные в своем деле и к тому же достаточно устрашенные им. Этому методу Эрик выучился, служа в армии, — запугай людей до смерти, и они станут тебя уважать. «Большинство военнослужащих, — думал Эрик, — это те, кто нуждается в дисциплине и порядке. Им просто необходимо по причинам личного характера, чтобы кто-нибудь говорил им, когда есть, когда спать, когда справлять нужду и как не следует отбывать сверхурочные работы». Эрик улыбнулся своим мыслям и в очередной раз посмотрел на часы.

Мимо пронеслась полицейская машина, и он машинально уставился в разложенную на руле газету… Он не должен был покидать двора со своим самосвалом до тех пор, пока не убедится, что каталажка с эскортом находятся уже на переправе. И тогда ему нужно будет тронуться с места и ехать к назначенной точке на Дьявольском мосту. Все было спланировано превосходно. На участке шоссе, где планировалась основная фаза прыжка, шли дорожные работы. Джонни и остальные двинутся за самосвалом в «мерсе»-фургоне, одетые, как рабочие. А муниципальный логотип, специально нанесенный на корпус их машины, обеспечит им беспрепятственный проезд.

Нужно, чтобы Брунос выполнил свою задачу, а уж они-то со своими задачами справятся…

«Вслед за этим Эрик подумал о том, что ему сегодня утром рассказал Алан Кокс. Значит, Джорджио торгует детской порнографией. Большое дело! Мне-то какая разница, черт побери? Алану Коксу следовало бы побывать на вьетнамской войне. Во Вьетнаме детей использовали как живые посылки для переброски оружия и посланий. И они взрывали в качестве камикадзе проклятые дороги. Так что их там использовали не только для секса, приятель. Они же не дети в европейском понимании этого слова — это крошечные взрослые мужчины и женщины, которые к семи годам достаточно продвинуты, чтобы оказывать услуги в обмен на что угодно. А в восемь лет они достаточно взрослые, чтобы продать родного брата или сестру! — Эрик недоуменно покачал головой, поражаясь миру и людям, его населявшим. — Алан Кокс сам ведет себя как взрослая проститутка. Можно ли представить себе такое, чтобы он упустил шанс заполучить сорок тысяч за несколько детей? Это просто смешно! А намеки на то, что Джорджио, возможно, не слишком любит платить долги… Может, так оно и есть. Однако мне он платит исправно. Потому что если бы он мне не заплатил, я начал бы преследовать его. И преследовал бы до полного расчета по всем долгам. Джорджио это понимает. Все, кто знает меня, понимают это… Я ведь перережу глотку за пачку сигарет, если мне очень сильно захочется закурить. Вот почему я стал тем, кто я есть. И вот почему ко мне обращаются преступники, террористы и им подобные. Я никогда не сомневаюсь в своей правоте. И не вижу смысла в том, чтобы бросать затеянное дело на поздней стадии его выполнения. Пусть Брунос продолжает заниматься, чем хочет, хоть порнографией с участием детей, когда выберется на волю, — это не мое дело. Мой интерес в одном: пусть Джорджио, когда освободится, заплатит мне сполна. Вот за этим я прослежу…» Зазвонил мобильный телефон Эрика.

— Да? — коротко ответил он. Несколько секунд он молча слушал.

— Хорошо, Джонни, сделайте перерыв. Убедитесь, что эти машины готовы и могут прибыть через час начиная с этой минуты. Я позвоню, когда двинусь с места.

Он отключил телефон и погрузился в размышления о том, что станет делать с заработанными сорока тысячами… Первой в перечне предстоящих трат стояла одна невысокая и симпатичная сомалийка, на которую Эрик уже давно положил глаз: «Имея сорок тысяч в кармане, я могу купить ее, ее сестер, да и всю деревню, если захочу. Однако для начала хватит и ее. Я нуждаюсь в отдыхе. И мне всегда нравилась анонимность Африки. Африка для меня все равно что второй дом… (При этой мысли он улыбнулся.) На самом деле это — мой единственный дом. В Африке можно затеряться. Там можно купить все что угодно. А можно жить на одни подачки. И неплохо, скажу я вам, жить… (Эрик работал на многие хунты, был замешан в стольких переворотах, что воспоминаний о них хватило бы на целую книгу. И он всегда наслаждался каждой секундой своей работы.) Да, Сомали будет первой моей остановкой в жизни. А потом я, возможно, прокачусь и навещу других моих жен… Южная Америка частенько меня неплохо веселила». Он будто бы грезил наяву. Но глаза его внимательнейшим образом следили за внешним миром. Даже во время сна Эрик прислушивался к тому, что происходило вокруг него. Эта привычка помогла ему сохранить свою жизнь достаточно долго. Дольше, чем это удалось большинству его ровесников.