Я – ТВОЯ ЖЕНЩИНА!

- Где мое полотенце? – закричал он, искупавшись под душем.

- Я его постирала. Оно сохнет. Возьми вот это.

- Постирала! А нельзя было постирать так, чтобы к моему приходу оно уже высохло?..

После ванной он вернулся на кухню:

- Где моя кашка?

Его загорелое тело, завернутое в полотенце, было мускулистым и хорошо сложенным. Он приглаживал коротко подстриженные мокрые волосы назад. Сел за стол, где уже стояла дымящаяся тарелка со стремительно тающим куском масла.

- Видела доллары? – спросил мужчина, делая акцент на второй слог.

- Видела. Откуда?

- С неба свалились.

- Не хочешь рассказывать - не рассказывай.

- Скоро мы с тобой, детка, переедем. Получим квартиру и будем жить припеваючи на самом Азовском море!

- Вашу часть опять переводят?

- Никого не переводят. Просто я увольняюсь из армии.

- Ты что? Всерьез?

- Конечно. Сегодня приехал один хороший знакомый Вадима на крутой иномарке, с чемоданом, набитым деньгами, с полным багажником оружия. И предложил ему работать на него, в одной из строительных фирм Ейска.

- Прямо булгаковский Воланд какой-то!

- Он самый! – усмехнулся Александр.

- А ты при чем?

- А я тоже напросился. Мердыев и Рыжов тоже поедут, Гаров.

- И что ты там будешь делать – на этой фирме?

- Не знаю. Деньги зарабатывать. Еще вопросы есть?

- Нет.

- Вот и славненько… Иди ко мне, детка.

Даша послушно села на голые колени мужа. Он протянул руку к выключателю. Щелчок, - и свет погас.

- Какая ты у меня, шелковая! – прошептал Александр. – Я хочу тебя прямо здесь. На кухне. На столе.

- Нет. Не здесь.

- Не возражай мне! Ложись… Вот так!

- То Грозный, теперь Ейск! Лишь бы куда, только не дома!.. Вечный бродяга!.. Всю жизнь мотаться собираешься?.. Плохо ему у нас!.. Рай ищешь? Да нет его, рая! Не-ет! Приехал крутой Малкович, поманил длинным рублем, и Саша весь в его власти! Мои родители тебе покруче подарки покупают! А ты! Неблагодарный! Ни стыда, ни совести!.. Купился! За телек мамочке купился! – Валерия никак не могла остановиться в своем монологе перед собирающим дорожную сумку мужем.

- Так! Что еще? – словно не слыша обидные слова жены, оглядывался Александр. – Ага! Зубная щетка! – и бежал в ванную.

- Давай, давай! Беги! Ищи приключений на свою голову!

- Любящие жены, между прочим, с мужьями ездят! – бросил ей вслед Александр. Валерия аж присела на ступеньку лестницы:

- Ты представляешь, насколько это серьезно – уволиться с работы?! А в Ейске кто меня ждет? Где я устроюсь? Здесь у меня стаж идет, разряд повышается! А там? Ты что ли сможешь меня одевать и содержать? Я – уволюсь, приеду, а ты возьмешь меня и бросишь! А что? Детей не хочешь! Жить дома не собираешься! Значит бросишь! Как я вернусь обратно домой? С какими глазами? Как побитая ворона? Не-ет! Спасибо. Ба-альшое спасибо!.. Слушай, а ты что, правда, не видишь, что Малкович – бандит?

Гаров не отвечал. Еще раз осмотрелся:

- Кажись все. Присяду на дорожку.

На секунд пять в доме воцарилась тишина. И едва-едва Валерия ощутила, что окончательно теряет мужа, одновременно и власть над ним, бегом спустилась с лестницы, прильнула к нему – резко вставшему со стула у входа, как он убрал руки ее от себя, сказал: «Пора!» - и шагнул за дверь, перевесив сумку через плечо. - Скотина! – процедила она сквозь слезы. – Ненавижу!

Прохожие на улицах Динской невольно провожали взглядами мчащуюся «девятку» с громко играющей музыкой. Гаров старался перекричать Филиппа Киркорова: «Дива Викторья, Афродита-а!…». И в какой-то мере ему это удавалось. Сердце его колотилось как никогда. Он не знал, правильно ли поступает, но отступать назад не привык. Ехал! И единственной настоящей верной подругой его была СВОБОДА!

- Андрюх! Я выехал! – радостно сообщил он по сотовому телефону, когда закончилась песня и станица осталась позади.

Удовлетворенный Малкович не менее окрыленно сообщил, что завтра в Ейск прибудет и остальная братва из Буденновска. Он сам выезжает из Волгограда.

…Однако Андрей Андреевич Малкович вовремя к своим друзьям не прибыл.

Гаров который раз набирал зазубренный наизусть номер. И который раз слушал автоматический женский ответ сначала на русском, затем на английском языке. Малкович был недоступен более трех суток.

- Слышь, не кипятись, сядь, - обратился к Александру Смирнов. – Давай подумаем… Где он может быть?

- Да в том-то и дело, что где угодно! – скороговоркой выпалил Гаров и, по-шутовски кривляясь, показал рукой на шею, затем, схватив со стола пистолет, приставил его к виску: - Андрюха может сейчас беседы с Богом…

- Ага! Или с дьяволом, что скорее всего, - вставил Свириденко.

- Один хрен, - продолжал Гарик. – А мы тут сидим и не чешемся!

- Он что – мог нас кинуть? Вот так сорвать с места, и – кинуть? – сумрачно прочавкал жующий плов Мердыев.

- Не мог он нас кинуть, Леха! Не мог! С ним что-то случилось! – закричал Гаров.

– Давайте что-то делать!

Смирнов многозначительно посоветовал:

- Ты в милицию, Сань, заявление напиши! Так, мол, и так: пропал начинающий практику крестный отец русской мафии. Вернуть за вознаграждение. Нашедшему участковому – пожизненная крыша.

- Дошутимся! Потом поздно будет, - Гаров вдруг резко бросил пистолет на одинокий диван общежитской комнаты и бросился к раздавшемуся звонку. - Малкович! Ты? Живой? Вот зараза! Где ты?

Все замерли, пытаясь расслышать знакомый голос.

- Сань! Меня тут, не поверишь, – пытали! Наркотики вкалывали и к дереву подвешивали вниз головой, - очень эмоционально, но абсолютно без жалости к себе, рассказывал Андрей.

Смирнов нажал кнопку «громкая связь», и не тихий сам по себе голос Малковича стал раздаваться на всю комнату.

- Мы все тебя слушаем! Здесь три дня тебя ждали: Смирнов, Свириденко, Мердыев… - Гаров от волнения закашлялся. – Так кто эти вонючие ублюдки, кто тебя «заказал»? И когда ты приедешь?

- А я, Сань, еду! Сейчас еду. Вот, блин, представляешь, после наркотиков – и за рулем! Эти, как ты говоришь, ублюдки – обычные русские провинциальные парни из Волгоградской глубинки. Разнюхали, что есть такой замечательный Малкович, который – просто дурак: возит в машине «бабок» немеряно, без охраны. А я-то деньги на счет положил. С собой у меня оказались лишь пара векселей. Как чувствовал! Вот они и давай изгаляться, требовать деньги. Сопротивлялся я долго. Потом пришлось пообещать им финансовую поддержку. Более того, они будут у меня работать.