Окутанная тьмой (СИ)

-Кто здесь? – голос предательски дрожал, он был тихий, почти беззвучный и Люси сама его не узнала. Она оглянулась, не в силах ничего понять, просто предположить, зачем кто-то лезет, куда не просят, открывает то, что давно заперто, заставляет ее вспомнить то, что давно забыто – вокруг было слишком ярко, глаза неприятно резало, и рассмотреть здесь что-то, было просто невозможно. Хартфилия прикрыла глаза, надеясь, что скоро этот свет погаснет и все, что происходит здесь закончится, как будто ничего и не было, вот тогда она разберется, что происходит, кто хочет, чтобы она вспомнила все.

«Люси»

Опять тот же голос эхом раздался вокруг, со всех сторон одновременно, окружая ее, накрывая с головой не давая никакой возможности сбежать отсюда, уйти и просто спрятаться, чтобы никто, никто не трогал ее. Как он проник в ее сознание, просочился сюда, да еще так громко, сразу взяв все под свой контроль, оставалось загадкой, которую разгадать не было возможности и силы. В голове звенел, постоянно раздавался этот тихий, уже чем-то приглушенный голос, но Люси все равно пыталась избежать боли, которую он причинял, проезжаясь ножом по сердцу, отгородится от него, вновь выстроить стену, но пока она просто закрыла уши, морщась от неприятных, раздражающих воспоминаний – все равно голос был слышен, даже так, он продолжал преследовать ее, не отпуская, пытаясь добиться чего-то, именно от нее.

«Люси»

-Хватит! – прикрикнула Хартфилия, просто взмолилась непонятно кому, будто надеясь на то, что кто-то ее услышит, беспомощно падая на колени, держась руками за голову, все так же пытаясь заглушить этот звук, так больно режущий слух, проникающий в самую душу и сердце. Стальные двери, которые Люси когда-то давно собственноручно заперла, повесив на них замок, разом распахнулись, выпуская все спрятанное так глубоко и, казалось, надежно, запертое, скрытое от других – ее вечную тайну, которую она несла по жизни, никому не говоря, никому не жалуясь.

Сквозь пелену предательски выступивших слез, Люси полу прикрытыми глазами, сама того не желая, видела перед собой эту тень – как она попала в ее сознание, в ее мир, в который вход всем просто воспрещен? Хотелось отмахнуться от нее, отойти или хотя бы сделать шаг назад, но что-то не давало и это не та сила, которая просто не позволяла этого сделать – так велело Хартфилии ее сердце. Она вновь видела тонкую, бледную, женскую руку с темными ногтями, которая просто тянулась к ней, медленно, боясь испугать, без какого-то скрытого смысла причинить боль или навредить – она тянулась просто так, будто желая почувствовать то тепло, жар, который исходил от Люси. Хартфилия оставалась стоять на месте, прекрасно понимая, что даже если бы и хотела, не смогла бы противостоять ей, сопротивляться и, в конечном итоге, дать отпор.

-Люси, – отрицать то, что это сейчас сказала она – тень, не было смысла, потому что больше никого, кроме их двоих, здесь и нет. Набравшись смелости, малой доли храбрости, ведь они, как ни крути, находятся в ее сознании, Люси подняла глаза, разглядывая девушку или же женщину, стоящую перед собой. Худая, можно даже сказать, что с виду, костлявая, чуть выше самой Хартфилии, такие же худые плечи, тонкая шея и бледно-алые губы, изогнутые в теплой улыбке; длинные, белые, чуть вьющиеся на концах волосы, все та же бледная рука с ничуть не пугающими темными ногтями – все, что было видно за капюшоном и плащом, затянутым сверкающей, бесшумно бренчащей цепочкой на поясе. Она продолжала протягивать руку, медленно, так же тихо, безмолвно, вот только в последний момент, когда до щеки Люси оставался сантиметр, Хартфилия дрогнула, испуганно прикрыв глаза – незнакомка отошла назад, будто поняв весь страх, что был в душе Люси и огромную, пока непреодолимую пропасть недоверия. Остановившись в шагах пяти, она замерла, как-то боязливо поднимая руку и, наконец, будто решившись, откинула явно мешавший сейчас капюшон, скрывающий половину ее лица и в первую очередь – алые глаза.

-Ты? – глаза Хартфилии расширились и она, не веря, всматривалась в знакомые очертания лица, разрез глаз, бледные щеки, губы с полуулыбкой – голос, как и все тело, предательски задрожал, ведь она не ожидала, не мечтала, а теперь и не верила.

-Ну, привет, мелкий, давненько мы с тобой не виделись, – на лице девушки, стоящей напротив Хартфилии, расцвела добрая, родная улыбка, с такими знакомыми ямочками на щеках, та, которую она старательно забывала так долго, но все равно не смогла. Может не просто так не смогла?

-Ну вот, все готово, зелье у нас и потому может выдвигаться, – Райто вышел в центр гильдии, и скопление магов быстро разбежалось по обе стороны от него. – Со мной идут только трое, остальные остаются здесь, ясно? – он заранее знал, что с ним пойдет Драгнил, Фуллбастер и Рэдфокс, почему-то все считали, что в случае чего эти двое смогут легко справиться с бушующим и теперь бесчувственным магом, хотя Райто в этом сильно сомневался. Кин запаздывал, и ждать его уже не было возможности, Драгнил уже десять минут бросал на пса косые, испепеляющие взгляды, явно не понимая, чего тот так ждет. Самому Райто было бы намного проще, если бы Нацу был Нацу со всеми чувствами, потому как так его контролировать намного сложнее, но выбора нет. Придется играть теми фигурами, которые даны с самого начала партии, стараясь не потерять ни единой пешки, в данном случае Кина, который сыграл немаловажную роль во всем плане. Да, Райто признавал, что жестоко подставил мальчишку, но он и подумать не мог, что Жнец и не знает как возвращать чувства, Люси знает, в ней пес уверен, а вот Кин подвел его. Если уж начнут разбираться, кто в чем виновен, то медленно все скатится на плечи Райто – он зачинщик, он вертел всеми как хотелось, он виновен.

Вперед, немного помедлив, вышел Рэдфокс, так же недовольно сложив руки на груди, следом за ним и Фуллбастер, насчет третьего Райто и не сомневался – Драгнил, прошагав вперед товарищей или кто они ему пока что, лишь поправил воротник куртки. В глазах двух магов из трех читалось напряжение, неуверенность в собственных силах и возможностях, и только Драгнил ни в чем не сомневался, сильнее сжимая в ладони пузырек с зельем. Райто лишь фыркнул, поймав на себе тот же ненавидящий взгляд – вновь стало не по себе, а пес все больше убеждался, что он и Люси два сапога пара. Вот только, что скажет Хартфилия, увидев Нацу таким?

-Ну, так веди нас, чего ждешь? – Драгнил вновь дернул воротник куртки, сделав шаг вперед, но пропуская пса первым, как их верного, до поры до времени, проводника по улицам города, канувшим в ночную темноту. Райто на это ничего не сказал, даже не фыркнул от недовольства, как всегда, когда кто-то пытался управлять им, указывать, что делать – он понимал, что сейчас огненного мага лучше не злить лишний раз, и потому Райто, молча, перешагнул через порог гильдии, тут же сливаясь с тьмой – его родной стихией, дарующей, свободу силу и легкость. Следом за ним, без какого-либо страха и неуверенности в душе, шагнул Нацу, далее Грей и Гажил, которые в отличие от Драгнила продолжали смотреть недоверчиво, обеспокоенно, не веря до конца, что через какие-то несколько минут плутаний по ночным улицам города, вновь увидят одну из «пропавших без вести». От этого становилось и радостно, и страшно – как бы они не любили ее, как бы ни доверяли, Люси уже не та, что раньше. Никто не может сказать, как она отреагирует на их появление, как она себя поведет – было ясно одно, их преимущество не в количестве и уме, их преимущество в хитрости Райто и зелье, которое решит все.

-Скажи хотя бы одно слово, мелкий, я очень скучала по тебе и сейчас просто хочу услышать твой голос. После стольких лет, неужели ты не рада мне, неужели я для тебя теперь ничего не значу? Наверняка мне стоит извиниться перед тобой за свое столь долгое отсутствие, я сильно потрепала вам всем нервы своим неожиданным исчезновением тогда, верно? Ты уж прости меня, мелкий, я не могла, у меня не было возможности навестить тебя раньше, – сколько лет уже прошло, Люси и сама точно не помнила, где-то около двенадцати. Ей тогда было семь, когда сестра вновь убежала навстречу приключениям, никого не предупредив, никому не сказав ни слова. С того момента уже столько воды утекло и сейчас та, которую Хартфилия похоронила, забыла, просто вычеркнула из своей жизни, стоит перед ней – относительно живая и здоровая, с той же улыбкой, вот только белыми, словно снег, волосами и глаза у нее такие же красные.