Окутанная тьмой (СИ)

Засунув руки в карманы джинс, Хартфилия быстро перебирает ногами и останавливается только напротив дверного проема, где темно, слишком темно даже для нее. Опять ей придется ступить во тьму, опять придется безоговорочно подчиниться ей, опять придется стать тенью, незаметной, чужой, холодной, опять она становится порождением мрака и смерти. Девушка старается выдохнуть как можно спокойнее, пытаясь оставаться такой же хладнокровной, но руки дрожат, да и сердце предает, иногда останавливаясь на несколько секунд, а после, вновь продолжая стучать. На глаза предательски набегают слезы – знак слабости, так она считала, так она всегда говорила. Но сейчас было уже поздно бояться темноты – она уже часть Люси, неотделимая, но все равно такая чужая и с некоторых пор такая ненавистная девушкой.

Хартфилия стоит, замерев, не смея сделать шаг в темноту, как бы она ни старалась – боится, закусив губу, устало прикрывает глаза и делает несмелый, почти неуклюжий шаг. Холод тут же налетает, темнота окутывает и, казалось, пробирается в самое сердце, навсегда оставаясь там, Люси испуганно озирается. Кем бы она ни была – страшно, ей всегда было страшно, как бы она не пыталась отрицать, отмахиваться, переубеждать себя. Но не темнота пугает ее, не мрак, не холод, Люси пугает одиночество – вечное, беспрерывное, медленно пожирающее изнутри, надевающее ей с ухмылкой петлю на шею. Это был и есть ее самый главный страх – остаться одной. Эми и Венди больше не придут, не успокоят ее одним только присутствием, Райто и Адриана на обходе, Локи черт знает где шляется, а она одна и страх не отступает. Так что же ей теперь мешает сойти с ума? Она осталась в гордом одиночестве, которое постоянно наступает ей на горло, осталась среди темноты, мрака и собственного страха.

Люси опять испуганно озирается вокруг, но ничего такого, что могло бы вызвать дикий ужас не было, но страх и боль в сердце не отступали ни на шаг, прикрыв глаза, закусив губу, Хартфилия входит в коридор, медленно спускаясь по ступеням. Глухой звук ее шагов эхом разлетается далеко вперед, лампы на потолке так и не горят, здесь по-прежнему темно. Следующий шаг еще смелее, за ним еще один и еще, пока лестница, наконец, не заканчивается. Дальше осталось только пройти прямо, до самой двери, вот и все – выход. Осталось уже совсем чуть-чуть.

Дверь впереди прикрыта, Люси стала напротив, все равно не решаясь дернуть за ручку и, наконец, покончить со всем, что осталось, что было когда-то здесь. Осталось только легонько дернуть за ручку и уйти, как и планировалось раньше, но страх одиночества вновь обнимает ее за плечи, касается своими ледяными пальцами ее щеки и губ – от этого становиться не по себе. Людские крики уже еле слышно долетают до сюда и толком не понятно, что там твориться, но, наверное, стоит поторопиться.

-Люси, – рука девушки замирает в нескольких сантиметрах, так и не дотянувшись до ручки, а по всему телу тут же прошлась мелкая и довольно-таки неприятная дрожь. Не верить самой себе в какой-то степени глупо, но возможно, все же, что ей показалось или это вновь ее паранойя, ее болезнь, ее воображение. Вот оно, ее наказание – слышать их голоса, слышать его голос. На душе лишь на одно мгновение становится теплее, все-таки послышалось, за спиной ни шорохов, ни чьих-то шагов не слышно. Сейчас Люси просто радовалась, мысленно ликовала, что до сих пор помнила, не посмела забыть его голос. «Нацу» – только его имя заставляло улыбаться. Веселый, забавный, сильный, жертвенный, храбрый парень – ее друг. Вот только друг ли он был ей теперь?

Хартфилия криво усмехается – все-таки она медленно сходит с ума. Вот ее мания, ее паранойя, теперь их голоса, лица, силуэты, словно тени будут преследовать ее до конца дней, пока не закончится ее «вечность». Они все будут следовать за ней по пятам, напоминать ей обо всех ужасах, которые она учинила. Они будут показывать все ее ошибки, промахи, все то, в чем она только была виновата. Смерть могла бы облегчить все это, стать ее лекарством, она могла освободить Люси, но девушка решила, что должна, просто обязана, понести всю ту боль, которую когда-то принесла своим близким. То, что она жива, то, что она сейчас здесь – ее наказание.

-А я тебя нашел, – произносит родной и до боли в груди знакомый голос, на мгновение обжигая своим дыхание кожу, теплые, почти горячие ладони ложатся ей на плечи, медленно скользят вниз по рукам, а после крепко скрепляются на животе, прижимая ее спиной к широкой мужской груди. Дар речи пропал, Люси просто молчит, не может выдавить из себя и звука, ведь она узнала того, кто сейчас обнимает ее, она узнала кто за ее спиной. Кто так бережно горячими, шершавыми губами целует ее в висок, что-то ласково приговаривая при этом, будто пытаясь приручить, успокоить, как обычного дикого зверька, что напрочь забыл какого это доверять кому-то. – Дурочка, я так долго ждал тебя, так долго искал и теперь ни за что не отпущу, – Драгнил еще крепче прижимает девушку к себе, опять невесомо касается губами виска, переходит на щеку и Люси сама невольно оборачивается, подставляя все новые места под такие легкие, почти детские поцелуи. Душа и сердце Хартфилии хотят сбежать, просят ее подчиниться, но тело хочет совсем другого. Оно хочет тепла, чувства защищенности и обычной ласки. Она девушка, просто обычная волшебница с демонической горячей кровью, такой же непокорной, необузданной, как и у драконов. Что плохого в том, что Люси на мгновение хочет оказаться слабой, зависимой от кого-то? – Мы, ты и я, вернемся домой, придумает тебе правдоподобную легенду на счет исчезновения, и ты будешь жить здесь, как и раньше, да? – бескрайняя искренность, надежда и тепло – вот что звучит в его голосе, вот чем пропитаны все его слова и действия. Теперь Хартфилии становится до тошноты противно, ведь она уверена, что он не хуже ее знает, что как раньше, так же хорошо и счастливо, уже не будет. Как бы они все не старались, она не сможет, будет вести себя так же холодно, настороженно и безразлично. Будет отталкивать их всех, воспринимать все слова в штыки, опять отстоит стену, отделяя себя и всех друзей. Руки дрожат, но Люси, закусив губу, слабо касается его рук, проводя самыми кончиками пальцев, но уже через секунду смелее, крепко, надежно переплетая пальцы. Теперь, когда она находится в надежных объятиях, держит его руку, зная, что он никогда не отпустит, Хартфилия готова сдаться, вот только шестое чувство в этот момент подсказывает ей две вещи – он сейчас улыбается, наверняка, так нежно, тепло и невинно, а вторая – нельзя поддаваться, нужно бежать. Обмануть, ударить и сбежать, ей ведь не впервой. Люси хотела бы остаться, но перед глазами снова появляется бледное, болезненное лицо Венди, ее кулон в виде дракона, невнятные бормотания, вечера в хижине Полюшки. Затем Джувия и ее душа почти вся почерневшая, поглощенная тьмой, ее глаза, ее слезы, последние слова и кровь – ее вкус, казалось, до сих пор остался на губах. Нацу и Грей со сквозными ранами, кровь на земле, Седьмая со своими превращениями, драка, очередное убийство, Эльза, Жерар – пленники демонов, пожар, устроенный ею, все следы сгорели, но осадок в душе, воспоминания в сердце – все это осталось в Люси. Тогда лишний вздох, каждая улыбка, пускай кривая и фальшивая, значили для нее так много. Только тогда вся надежда и рухнула, стало понятно, что назад уже ничего не вернуть, а Люси не стать прежней. Вот только ей порой до сих пор не вериться, ей неймется, все еще кажется, что вот-вот и она очнется, откроет глаза, будет лежать на больничной койке, а медсестра скажет, что просто кома. Пускай, Хартфилия не против, а только за. Пускай это будет просто кошмар, ее личный, который после никто не узнает, просто неудачное задание, оступилась, вот и все. Но так никогда не будет, все реально, все происходит сейчас, как ни прискорбно это осознавать. – Я тебя больше никуда не отпущу, везде буду ходить за тобой, ни на секунду не останешься без присмотра, глупышка, – он продолжает говорить так же ласково, нежно, а Люси и вовсе не слушает. Она просто наслаждается этим моментом, надеясь, что его запах, его прикосновения останутся надолго, впитаются под кожу, а прикосновения рук превратятся в ожоги, чтобы было хотя бы какое-то напоминание. Когда еще будет возможность почувствовать себя слабой, защищенной, когда еще она сможет насладиться теплом чужих, но таких близких для нее рук, которые крепко обнимают ее, почувствовать горячее дыхание, которое опаляет кожу, почувствовать сухие, шершавые губы, целующие ее. Запомнить его голос и не сметь забывать, но говорит Драгнил настоящие глупости. Ну, какое как раньше? Люси не сможет после всего, что вообще было, вести себя как полгода назад. Не сможет она так беззаботно ходить на задания, гулять по городу, говорить с согильдийцами, которых так нагло, эгоистично, жестоко обманула, даже если это и было необходимо. Хартфилия не сможет быть такой же веселой, наивной и невинной, не сможет улыбаться прохожим, знакомым, да всему на свете. Свет внутри потух, она уже погрязла во лжи, ее руки по локти в крови, в глазах нет того огонька, есть только боль и ненависть, сердце ее теперь вновь покрывается той непробиваемой коркой, но только сейчас, в присутствии Нацу, она не может все это сдерживать, все преграды, выстроенные ею, просто рушатся. Сколько раз уже Люси пыталась примерять на себя раз за разом образ жестокого, кровожадного, одержимого демона – все равно, все было не так, что-то мешало, что-то не позволяло ей быть такой. Она просто забывала, кем является и кем должна быть.