Тысяча и одна ночь (СИ)

    — А-а-а! — прорычал Николай, — так это ты! А ведь я так и знал, я чувствовал, что где-то будет подвох! Всё этим началось, да видно этим и закончиться.

    Николай начал зловеще приближаться к Чебурашке, приподнимая ложку всё выше и выше!

    — Ну, сейчас я на тебе прокачусь! За всё у меня ответишь – ушастая мартышка!

    — Не подкачаешь, точно прокатишься!? — осведомился у него  Чебурашка.

    — Вполне! — Чудило, был уже на взводе.

    И тут Чебурашка резко соскочил с подушки, ловко юркнул к дверям и взялся лапкой за засов.

    — Точно готов!? Не обманываешь!? — усомнилась ещё раз Чебурашка.

    — Даже не сомневайся! Клянусь не подкачаю!

    И когда Чудило был уже рядом, казалось вот-вот он схватит ушастика, как  Чебурашка, распахнул дверь.

    — Гена, заходи! Клиент готов! Клянётся что не подкачает! Врёт – конечно!

   И о, ужас! В дверях появилась огромная зелёная морда, а за ней и весь Гена. Нет, это был не тот весёлый крокодил из мультфильма с гармошкой – это был монстр, размером с Лохнесское чудовище. На четырёх лапах он подполз к Николаю, лизнул беднягу – шершавым языком в среднее ухо, и переспросил, ибо не смотря на свои пугающие размеры, в душе Гена всё-таки оставался очень добрым, и никому на свете не желал сделать плохо:

    — Так, что же, можно начинать!? Неужели готов?

    А Чудила, даже не смог ничего ответить, лишь, что то промычал, головой закачал – да язык проглотил…

    — Минуточку! Одну минуточку! — непонятно откуда появился Пётр Ильич Чайковский, — ну так же нельзя, Такое грандиозное событие – а вы хотите обойтись даже без элементарной музыкальной обработки!

    После сказанного, маэстро взмахнул палочкой, и…

    Сначала  заскрипела одна скрипка, затем к ней присоединилась – скрипя вторая, а когда к скрипу первых присоединилась вся скрипично-струнная планшетка из сотни – жуть каких скрипучих музыкантов, то тут то и грянуло! И понеслось!

    Тысячи гармонистов – загармо́нили на гармониках, Тысячи балалаечников – забалалаяли на балалайках, Тысячи барабанщиков – забарабанили в бараба́ньки, тысячи трубачей – вдували и выдували медь! Твою мать!

    Нет, это было не Лебединое озеро, и даже не прелюдия к Орлеанской деве – это было Железное болеро! Сонет номер шесть – прошу не путать с Шанелью – той же маркировки.

   И тут Николай дал дёру – прошу не путать с выражением – дал дуба, ибо всему своё время!

    Он мчал во всю прыть, перепрыгивая через улицы, кварталы, реки и даже водохранилища. Сначала под ногами проскочило Мшинское непроходимое болото, затем Архангельские топи, следующей была – Гримпенская трясина, он чуть не сбил с ног сэра Генри – который  выгуливал свою любимую собачку Баскервилей.

    Антильские острова он даже и не заметил – перепрыгнув с одного на другой, а затем были Филлипинские острова, Бали и Гватемала – всё вокруг кишело крокодилами. А когда силы стали его оставлять – то недолго думая оставили прямо на берегу реки Нил в районе замечательной африканской республики – Уганда, население которой по статистике за восемьдесят девятый год состояло в основном из крокодилов-людоедов.  Не успел Николай даже элементарно шлёпнуться в береговую лужу, как местные жители – начали с интересом к нему подползать. Давненько они не видели таких оборванцев на своей субтропической территории.

   — Стойте! — выкрикнул Гена, тоже весь задыхавшийся от быстрого бега в погоне за Чудилой, — Стойте! Чужеземец прибыл к вам с доброй волей, а не ради того чтобы вы его сожрали за один присест!

    И немного отдышавшись, Гена продолжил:

    — Познакомьтесь! Это, между прочим – царь природы, зовут его Коля! Посетил вас с наиважнейшей миссией – имея за цель – продолжения рода африканских узкорылых крокодилов! Для, так называемого вливания свежей крови в наши ряды – дабы улучшения всеобщего генетического древа! Ура товарищи!

   — Ура! — зааплодировала  остальная челядь независимых узкорылых товарищей, ибо тогда уже в 1989 году, Уганда вступила в наш социалистический лагерь, и каждый гражданин этой республики – называющий себя с тех пор гордо – товарищ, старался соблюдать всеобщие лагерные порядки!

    — А теперь хотелось бы послушать самого царя! — раздались интересующиеся возгласы из толпы узкорылых лагерных товарищей.

    — Я собственно, я собственно! — начал Чудило свою речь из далека, и закончил, —  я собственно!

    — Да понятно! Чего вы ещё хотите собственно, от царской особы! Тьфу ты чёрт – особи!? — перевёл с русского на гребнисто-кайманский – товарищ Геннадий, и…

    И, вторая попытка убежать, так же не увенчалась успехом, лишь Николай подумал о ней, как было уже поздно… Слишком поздно…

    Но зато он от души повалялся на крокодиловой шкуре – спасая свою!

    Как оказалось – это не так уж и страшно. Страшно было только в первый раз, как правило – пугает неизвестность, а потом привыкаешь, и становится – совершенно обычно.

    А далее, снилось Чудиле что он снёс яичко, и закопал его в тёплый песочек на глубину пятидесяти сантиметров. Но это было уже после основной трёпки, которую он получил от узкорылых товарищей по социалистическому лагерю.

    И вот минули три с половиной месяца, яичко проклюнулось – а оттуда высунулась головка малюсенького крокодильчика – очень похожего внешне на Николая.

    — Глаза мои, — радостно отметил он, — и нос с горбинкой!

    — Как ребёночка назовём? — спросила непонятно откуда появившаяся врач акушер, и начала заполнять – свидетельство о рождении.

    — Николаем Николаевичем! — объявил счастливый Чудила.

    — Как же Николаевичем? — удивилась акушер, — если папу  Геннадием зовут?

    — Какого такого ещё папу? — заикаясь, забормотал Николай.

    — Как это какого! — да вон он, вас у дверей роддома уже дожидается.

    Николай выглянул в окно и обмер. По периметру больничной площадки, с букетом цветов прохаживался тот самый крокодил Гена. Завидя в окне Чудилу, он радостно заскрипел зубами и завилял дружелюбно хвостиком.  При этом сбив с ног троих пешеходов, шедших в поликлинику на утренние процедуры.

    Николай попятился.

    — Господи! Что это такое! Где я! Что со мною!?

    А в люльке, громко, во всю глотку заорал завёрнутый в байковое одеяльце – его сынишка малюсенький зелёненький Николай Геннадьевич, только что проснувшийся!

    Завидя Чудилу, первенец неожиданно заткнулся и заулыбался, вытягиваясь ему на встречу в желании чтобы тот взял его на ручки – произнёс первое в своей жизни слово:

    — Мама!

    — Ма-ма-а!!! — Вторил ему Чудило, но уже совсем по другому, трясущимися губами в надежде на спасение. — Ма-ма-а!!! Помогите!!! Ма-ма!!!!!!!!!!!!!!

     И где то там, в прострации действующего оцепенения – Николай услышал лёгкую, успокаивающую музыку, он сразу узнал – это был Концерт для фортепиано с оркестром № 1.

    Открыв глаза, больничная палата исчезла – он снова оказался на полу у себя дома.

    — Слава Богу! Что хоть дома! — шептали его пересохшие губы.

    А когда умолкли звуки – Сонаты до-диез минор, когда остался один в разгромленной квартире, когда весь мир перевернулся с ног на голову – он отыскал в своих закромах последние силы, и...

21. Раннее, раннее утро.

    …враскорячку,  кое-как выскочил на лестничную площадку. В одних трусах с деревянной ложкой, промчался вниз по винтовой лестнице – и только женщины визжали, еле успевая отскакивать в стороны

уступая дорогу Чудиле.

      Сбежав в низ, и остановившись у самой двери, Николай замер.  В сей миг, вся жизнь пролетела перед его глазами – и ничего кроме моря водки, в ней не было.