Затерянные во времени

— Вдруг мне придется догонять тебя, — весело промолвил Джон. — Так или иначе, его все равно пора снимать.

— Не надо было снимать раньше времени. Я буду чувствовать себя виноватой, если кость срастется неправильно. Кахнаваки не должен был втягивать вас в эту историю.

— Он ловкий парень. С другой стороны, он так умело наложил лубок, когда я сломал ногу… Перелом оказался гораздо сложнее, чем показалось на первый взгляд. С Кахнаваки тоже все гораздо сложнее, чем, кажется на первый взгляд. Помни это, Шеннон.

Сняв длинную кожаную куртку, Джон аккуратно повесил ее на столбик кровати, и принялся расшнуровывать высокие мокасины.

Шеннон смотрела на него широко раскрытыми глазами, изумленная происходящими с ним переменами. Широкая грудь, стройный торс, длинные мускулистые ноги. Раньше он казался огромным. Теперь — высоким и широкоплечим. Стоило ему снять грубую куртку из дубленых оленьих кож, как все ее впечатление о нем полностью изменилось. Одетый только в тонкую хлопчатобумажную рубашку и штаны, он казался менее свирепым и грубым.

Джон смущенно улыбнулся, прочитав эти мысли у Шеннон на лице.

— Какое-то время ты будешь гостьей в моем доме. Тебе нужно привыкнуть к тому, что здесь у джентльменов нет модной атласной одежды для досуга.

— Замечательно! — Шеннон вспыхнула. — Сейчас вы выглядите не так… устрашающе!

— Ты должна быть польщена, — поддел ее Джон. — Ради тебя я искупался в ледяной реке.

— Благодарю. Я тоже люблю купаться.

— По мне, ты и так очень хорошо пахнешь, чем-то свежим…а волосы пахнут сосной.

— Когда это вы?.. О! Когда переносили меня на кровать! — Глаза Шеннон гневно сверкнули. — Никогда больше не делайте этого.

— Чего не делать? Переносить на кровать или нюхать?

— Никогда не прикасайтесь ко мне, или…, — нерешительно помолчав, она выпалила: — Я пожалуюсь Кахнаваки. Если вы правы, и он заинтересовался мной, ему не понравится ваше развязное поведение.

— Ты пожалуешься ему? Потрясающе! Ты что, вдруг научилась разговаривать на их языке? — Он подошел к Шеннон вплотную и гневно предупредил: — Не угрожай мне, мисс Шеннон, в моем собственном доме. Я не потерплю этого!

Шеннон стояла на своем, уверенная, что уловила в его глазах огонек беспокойства. Ее угроза попала в цель. Она точно рассчитала, хотя Джон и не подал вида.

— Даже в этом случае держитесь от меня подальше. Спасибо за гостеприимство… но не давайте воли рукам. Тогда мы спокойно доживем до завтра.

— Вот как? Ты решила переночевать у меня? — ехидно спросил Джон. — Я польщен. Придется тебя накормить…

— Пока вас не было, я съела яблоко.

— Несомненно, — подтвердил он. — В наших краях полно яблок в апреле.

— Я принесла его с собой.

— Все равно, реальное яблоко или воображаемое, для обеда его недостаточно. Согласна?

— Вы говорили, что у вас есть хлеб.

— Да, кукурузный. В этот раз получился очень вкусный. Завтра попрошу молока у саскуэханноков…. Все-таки ты под их покровительством… Мы сварим фасоль. Ну как?

— Мне нравится, мистер Катлер.

— Вот и прекрасно. Иди к столу. — Джон выставил две медные тарелки, миску с тушеным кроликом и каравай кукурузного хлеба. — Ешь. И расскажи мне, что ты вспомнила о своем прошлом.

— Вы не поверите в то, что я расскажу, — Шеннон с удовольствием понюхала ароматный хлеб. — Вы сами испекли его, Джон?

— Конечно. Где ты родилась?

— Я уже говорила вам: в тридцати пяти милях отсюда. Вопрос в том, — язвительно заметила Шеннон, — когда я родилась.

— На вид, пожалуй, восемнадцать-девятнадцать лет назад.

— Мне двадцать два года, — она расстроилась, что ее принимают за слишком юную особу. Потом вспомнила, что в XVII веке восемнадцатилетние девушки уже считались взрослыми женщинами. Многие уже были замужем и имели детей. — Какой сейчас год, Джон?

— 1656-й.

— 1656? — Шеннон вспомнила рассказ смотрителя заповедника о саскуэханноках и тяжело вздохнула. Если память ей не изменяет, до полного искоренения этого гордого красивого народа оставалось девять лет. Возможно, Кахнаваки был тем вождем, о котором упоминалось в «Девственном лесу». Ясно понимая, что ждет саскуэханноков, Шеннон все же завидовала им. Им посчастливилось провести последние дни жизни в райском уголке. Она не будет думать об их близкой гибели. И за девять лет можно прожить целую жизнь…

— Нечего волноваться, — уговаривал ее Джон Катлер. — Я слыхивал о таком раньше. Ты потеряла память, но это же не смертельно. Или ты сама вспомнишь, или мы найдем твоих родственников, и они помогут восстановить в памяти твое прошлое. — Джон смотрел ей прямо в глаза. — Помнишь, я говорил, что сумасшествие придает тебе очарование?

— Нет у меня амнезии! — Шеннон нравились его глаза. Они украшали заросшее бородой лицо Джона. Густая, жесткая, как проволока, борода была невероятного красно-коричневого цвета. Густые длинные волосы сияющего каштанового цвета блестели. Шеннон вспомнила своего нью-йоркского парикмахера-волшебника, чьи золотые руки могли бы чудесным образом преобразить эту беспорядочную копну волос.

Шеннон было приятно, что он заметил, как пахнут ее волосы. Джон внимателен, хотя ему и не следовало бы прикасаться к ней, брать на руки. Хорошо, хоть он не раздел ее. Это было бы непростительно…

— У тебя в сумке лежат странные вещи, — заметил он. — И одежда у тебя необычная. По ней трудно определить, откуда ты. Ты хорошо отдохнула? Сможешь ответить на мои вопросы?

— Вас не устроят мои ответы, но ладно, спрашивайте. Кстати, хлеб очень вкусный.

— Рад, что он тебе нравится. Что означает надпись спереди на рубашке? КПО. Инициалы твоего отца? Он лекарь… или торговец лекарствами?

— КПО — это кардиопульмонарное оживление. Методика спасения жизни. Вот почему подпись гласит: «Будь волшебником, изучай методику КПО». Ведь это чудо — спасти жизнь человеку.

— И ты это знаешь, как это?

— Конечно.

— Да. Все намного серьезнее, чем я предполагал, — пробормотал Джон вполголоса. — Пройдет немного времени, прежде чем к тебе вернется память. Пожалуй, стоит расспросить Кахнаваки. Он первым увидел тебя после несчастного случая?

— Никакого несчастного случая не было. Несколько дней назад один человек столкнул меня с лестницы… я пролетела два марша…

— Ты это точно помнишь?

— Да.

— Ты помнишь его имя?

— Конечно. Дасти Камберленд. Я работала на него. И… мы были помолвлены… неофициально. Он хотел назначить день свадьбы. Я воспротивилась… Он потерял терпение, схватил меня за плечи и стал трясти. Я стала вырываться, потеряла равновесие и упала. Вряд ли это можно назвать несчастным случаем.

— Негодяй. Как ты думаешь, станет он тебя искать?

— Не знаю. Возможно, но здесь он меня никогда не найдет.

— Могут найти другие… Отец или братья. Их-то ты помнишь?

— Джон, — Шеннон устало вздохнула. — Нет у меня амнезии. Посмотрите внимательно на мою одежду… мои вещи в сумке вы видели. В вашем мире таких вещей нет. Они не похожи на то, что вы видите вокруг себя, не так ли?

— Это доказывает, — голос Джона спокоен и рассудителен, — что ты нездешняя.

— Тогда откуда? Разве сейчас в Европе носят теннисные туфли? В Бостоне синие джинсы? А материя? Вы видели когда-нибудь такую материю?

— Материя, действительно странная, — Джон был совершенно спокоен. — У тебя вообще все странное, Шеннон. Хотел бы я знать… Я сразу распознаю бред, когда слышу его. Однажды у моей сестры был жар, и то, что она говорила… — При воспоминании о сестре лицо его озарила нежная улыбка. — Вот почему твой бред показался мне очаровательным. А так ты совсем не похожа на Мередит.

— Мередит? Где она?

— В Нью-Амстердаме. Они с мамой живут в доме моего отчима.

— Нью-Амстердам? Наверное, это Нью-Йорк, — задумчиво сказала Шеннон. — Как жаль, что я плохо знаю историю. Говорят, мой отец хорошо знал историю. Он умер.

— Ты помнишь еще каких-нибудь родственников?

— Моего брата Филиппа… О!