Ветер в поле (си)

— Ваша вера сильна, — заметил он, чтобы поддержать беседу. — Это заслуживает уважения.

— Ну что вы…

И щеки парня залил легкий румянец.

— В моей жизни было много страданий, — тонкие пальцы поглаживали корешок сборника псалмов. — Я был разбит и повержен, но однажды… однажды Господь пролил на меня свет истины, и я решил посвятить свою жизнь ближним, чтобы помогать тем, кому приходится так же трудно, как приходилось в свое время мне…

В устах этого симпатичного омежки даже сектантская чушь про свет истины прозвучала вдохновляюще.

Но почему, черт возьми, его запах казался таким знакомым?

— А как вас зовут?

— Ри… Ригель.

— Что ж, Ригель, — поднявшись с лавки, Абрахам заглянул в окно. — Наверное, мне стоит заглянуть на следующую службу, пока есть возможность — видите ли, я скоро уеду, а мне так иногда не хватает… ухм, духовного успокоения…

Услышав это, юноша просиял — должно быть, уже вообразил в своей белокурой головке, что поставил на путь праведный заблудшую душу.

На самом деле, планы у следователя были куда прозаичнее — подкатить к Ригелю, пока это возможно, и урвать немного приятного общения до своего отъезда.

А уж что может быть лучше, чем соблазнить невинную овечку?..

Буря утихла, и свет выглянул из-за туч.

Ригель, добрая душа, подробно объяснил ему, как пройти к гостинице, и следователь, насвистывая себе под нос, отправился туда.

Ему казалось, что весь мир вдруг стал чуточку светлее.

***

Ханнес был несказанно рад, что погода утихомирилась — зимой у него и без бури были проблемы с магией.

Мешочек с зерном, который он носил на шнурке под одеждой, спасал ситуацию, но не полностью, и каждое действие давалось ему с двойным трудом.

В его темной, тесной квартирке, заваленной книгами, происходило перевоплощение.

Ряса сменялась плащом с капюшоном, крестик — на зерно, лицо скрывала простая белая маска, и Ханнес выходил в свет.

Так и начиналась его вторая жизнь.

Когда Ханнес пришел сюда, в крошечную деревушку, у него не было ничего, кроме сношенных ботинок и фальшивого паспорта, который он получил в качестве платы за свое первое дело — так на свет и появился Ригель, юный сирота из далеких краев.

Было очень стыдно скрывать это от падре, который, заметив его увлеченность и энтузиазм в духовных вопросах, предложил стать своим помощником, но что поделать? Он просто не мог рассказать о себе всю правду!

Теперь у Ханнеса было все, чего он мог пожелать. Он много работал, но его труд ценили, у него была крошечная съемная комната, но за которую он платил из своего кармана — а главное, возможность помогать ближним!

Доносить слово Божье до паствы, лечить раны, протягивать руку помощи… и нести правосудие.

Снег уже не летел в лицо, а медленно падал пушистыми хлопьями.

Парень шел быстро, не оглядываясь по сторонам, и плащ хлопал у него за спиной.

Прочь, прочь от светлых улиц и благополучных кварталов — чтобы исполнять волю Господа, иногда приходится спускаться в самое пекло.

Уже издалека слышались стук пивных кружек, пение и похабные выкрики.

Смрад алкоголя ударил в нос даже через маску, и он сморщился от омерзения — уж слишком этот запах напоминал об отце и брате.

Что ж, око за око, и зуб за зуб…

Выпрямив спину, он с нарочито важным видом прошел мимо всех этих неприятных типов, бомжей и пьяниц, как вдруг кто-то дернул его за плащ.

Девушка-омега, да что там, почти девочка, в оборванном платье и с лицом, перепачканным сажей, оглянулась по сторонам и свистящим шепотом — как будто в этом балагане кто-то мог ее подслушать — спросила:

— Простите, это вы — Белая Роза?

========== Часть 9. Белая Роза ==========

Абрахам ожидал всего, что угодно, впервые за много лет появляясь на пороге одного из загородных домов отца.

Его колени подкашивались, он чувствовал себя глупым маленьким мальчиком, перед которым вдруг встала ответственная не по возрасту задача, в горле стоял ком, и больше всего на свете ему хотелось просто развернуться и убежать на край света, но…

Но отец, не говоря ни слова, с порога заключил его в свои объятья.

Это было так странно для Абрахама — в свои двадцать восемь лет он неожиданно понял, что все еще нуждается в родительском внимании, причем так сильно, как никогда прежде…

Он даже не слышал ни разу имени омеги, породившего его на свет — знал только, что получился благодаря папиному секретарю, короткой интрижке, пропущенному сроку и закрытому судебному разбирательству с очевидным победителем, и то Абрахам узнал об этом, только будучи подростком.

До этого ему рассказывали, что его омега-отец разбился в машине.

Такой же была и официальная версия человека, не желающего предавать огласке свои служебные романы.

Было ли это причиной их с отцом размолвки?

Или это была просто последняя капля?

Отец практически не участвовал в его жизни, оставив все на гувернеров и репетиторов, но даже когда он появлялся, Абрахаму было от этого не легче — эти суровые глаза, этот приказной тон, напоминающий ему о том, как должен вести себя наследник богатого и прославленного рода, все в Раибе-старшем вызывало непонятный потаенный страх, это чувство было просто омерзительно!

Абрахам бунтовал.

Бунтовал всю юность и часть взрослой жизни.

Ни к чему хорошему это не привело, но тогда, будучи несмышленым юнцом, он думал, что поступает правильно.

Он устраивал бурные вечеринки, он дрался, он разбазаривал отцовские деньги без всякой меры, он влипал в неприятности, и отец, скрипя зубами, выручал его раз за разом…

Чаша терпения лопнула, когда Абрахам худо-бедно, но заканчивал полицейскую академию.

Тогда он, будучи вдрызг пьяным, ездил ночью на дорогущей машине, устроил аварию, разбил всмятку капот и даже сбил человека — и слава богам, что тот не пострадал серьезно!

Отцу стоило больших трудов замять это происшествие, и, конечно же, он устроил сыну разнос, который привел к ужаснейшему скандалу, во время которого Абрахам, окончательно слетев с катушек, кричал, что ненавидит его за то, что тот не уделял ему внимания и врал про омегу, родившего его, и много других ужасных слов…

Это был конец.

Папа милостиво дал ему время доучиться, но велел выметаться вон сразу после получения диплома.

До самого выпуска они, живя в одной квартире, не сказали друг другу ни слова.

А сразу после окончания академии Абрахам собрал чемоданы и уехал туда, где ему нашел место отец — в глушь, работать в занюханный полицейский участок, не занимаясь, по сути, ничем, кроме перекладывания бумажек…

Само собой, до тех пор, пока не случилось дело Белой Розы.

Мужчина надеялся в глубине души, что поимка серийного убийцы поможет ему поменять мнение отца о себе — но, кажется, это уже случилось, ведь на обычно бесстрастных глазах главы семейства блестели слезы.

— Абрахам, сынок, я так рад, что ты приехал! Ты так сильно изменился…

Он тоже изменился.

Седины в волосах стало больше, в походке появилась какая-то дерганность, а обычно широко расправленные плечи опустились…

Но это все еще был он.

Отец, которого ему так не хватало.

Им было о чем поговорить — в конце концов, столько лет их общение ограничивалось редкими звонками по телефону!

Откинувшись в кресле — в том самом кресле, где он засыпал в детстве под песенки от многочисленных нянь, когда приезжал сюда на летние каникулы — Абрахам рассказывал о том, как идут поиски маньяка по прозвищу Белая Роза…

Если бы он на минуту выглянул в окно, то, скорее всего, увидел бы фигуру человека в черном плаще, быстрым шагом проходящего мимо его дома.

***

У этой девушки был неприкрытый испуг во взгляде.