Трансильвания: Воцарение Ночи (СИ)

В ярости я несколько раз ударила рукой по красному бархатному дивану, напротив которого сидела на полу. Будь я проклята…

Сдерживая крик, вырывавшийся из глотки, я не сдерживала слезы, которые нестерпимо жгли глаза… Завтра я буду желать лишь убить того, кого любила больше жизни. Того, за кого была готова умереть, но мне не позволили. Глаза заволокло ощущение абсолютного горя слезной поволокой. Я опустила горячую голову на сплетенные пальцы рук.

Он появился из коридора, а не из комнаты.

— Бабочка, иди сюда. — Подняв меня за руку, он крепко сжал меня в своих объятиях.

— Я… — Сил продолжить не хватило. Вцепившись в лацканы пиджака, я утирала слезы и снова обнимала его за шею.

— Я все знаю. Я уже прочел твои мысли. У нас не так и много времени. Идем. Я сделаю то, о чем ты давно просила. Только попрощаешься с детьми…

Я поочередно заходила в каждую из двадцати пяти комнат. Двадцать шестая, Анны, пустовала. На днях она уехала в отдаленное от нас поместье под названием ‘Травенс’ со своим потенциальным мужем, Бароном Эронауэром. Я ничего не объясняла детям, просто прощалась. Последняя встреча с мягкосердечным Владом далась мне особенно тяжело. Глядя в его глаза, все равно, что в свои собственные, я разрыдалась еще сильнее и обняла сына так крепко, как только могла. Все они уже были абсолютно взрослыми, красивыми и самостоятельными, достигнув возраста, в котором их биологическое развитие замерло. Возраста в двадцать два года.

Потом мой муж куда-то сходил, кажется, на третий этаж, и там, по всей видимости, снял со стены свою цыганскую гитару.

Брели мы не очень долго по лесу и вышли на маленькую, но уютную полянку возле озера. Я пронзительно смотрела перед собой вперед на заросли осоки, еще даже не имея представления о том, какую череду событий запустит вскоре эта острая трава.

Лиричный звук гитары разрезал ночную тишину, и колеблющаяся Луна на черном небосводе внезапно улыбнулась нам. Он пел на цыганском песню о прекрасной Луне и цыгане, влюбленном в нее навечно. Бог весть как я понимала цыганский язык, не изучая его ни в школе, ни в институте, но понимала. Он не только превосходно играл, но и его голос звучал так печально и одновременно с этим томительно, что захватывало дух. Склонив голову к груди и закрыв глаза под спадавшими на лицо черными прядями волос, смахнув набежавшие слезы и положив гитару диагонально себе на колено, оправив черный камзол и слегка выставив ногу вперед, он нежно коснулся пальцами струн, которые зазвенели протяжно и глубоко. В чем-то даже мрачно. Окончив играть и петь, он открыл глаза. Черные и бездонные, как сама ночь. Я склонилась к темному ангелу своей жизни и аккуратно вытерла слезу с его щеки.

— Прекрати, иначе я тоже начну, и это будет не вечер прощания, а вечер скорби.

— Я всегда плакал, когда играл на гитаре. Это скорее пережитки прошлого. Еще из человеческих воспоминаний. Маргарита Ланшери жила в таборе, а я… Имея цыганское происхождение все равно не чувствовал себя свободным. Мой отец, будь он трижды проклят, готовил меня к тому, чтобы стать князем еще с юности, заставляя еще и участвовать в жизни организации Ордена Дракона. Но все, чего я хотел, в юношеском порыве, это понравиться ей. Она была старше и смотрела на меня, как на глупого, не знавшего, чего желаю, не имевшего представлений о жизни юнца. Ей было почти двадцать восемь. А мне почти девятнадцать. Она отказывалась видеть во мне мужчину. Пока я не взял в руки гитару. Та ночь изменила все в нашей жизни. Исполнив ту же песню, что и тебе сейчас, я заметил ее этот взгляд. Огонь загорелся в ней и пронзил ее насквозь. Она взяла меня за руку вот так, как ты сейчас, и уже не отпускала. В ту ночь на ней был красный танцевальный костюм. Огромная алая юбка, полы которой, как огонь, от каждого взмаха разрезали своим цветом ночь. Когда все в таборе разошлись, она танцевала для меня, а я пел ей. А потом мы поддались страсти, которая охватила нас с головой. До меня у Маргариты был мужчина, она была уже опытной женщиной, потому что встречалась с моим на то время лучшим другом — Гэбриэлом Ван Хельсингом. У меня же она была первой. Как я смотрел на эту женщину… Вся моя семья, и Валерий-завоеватель и мать Алианна, были против безродной цыганки для будущего князя. Но наша любовь была сильнее воли моих родителей. Она даже рассталась с Гэбриэлом, чтобы быть со мной. И умереть потом из-за меня. Так мой друг стал моим врагом, а когда я не смог помешать состоявшейся казни жены, убил меня в порыве злости. Он тоже тебя любил, Лора. Так любил, что разрушил нашу дружбу и вонзил мне клинок прямо в сердце. И хоть память у него и забрали Хранители Баланса Измерений, второй раз, уже вампира, он тоже убивал меня особенно рьяно, видимо, подсознательно, все еще отдавая дань мести за Маргариту, самое большое чувство в жизни нас обоих. Мы были прокляты любовью к тебе. Все остальное казалось нам, даже другие девушки, жалкой пародией на тебя.

Он наклонился ко мне. В глазах моих стояли слезы. — Как ты можешь любить меня после всего, что я тебе сделал?

— Может просто безродная цыганка не может забыть своего князя и его гитару, соединившую их сердца одной ночью?.. — Запустив руку в его волосы, я коснулась его губ.

Эта близость. В последний раз… Пьянила. Я не чувствовала в его прикосновениях ни намека на грубую мужскую силу, с какой он обычно брал меня. С удивлением я открыла глаза. — Для меня открытие, честно говоря, что ты умеешь быть нежным.

Зажав мое лицо между ладоней, он коснулся губами моего лба. — Ты против? Хочешь вернуть ненормальное похотливое животное со склонностью к садизму назад? Мне позвать его? Он всегда где-то рядом. Далеко не уходит.

Я отрицательно покачала головой, склонив голову ему на грудь. Мы лежали в зарослях ивняка, и он слегка водил пальцами по моей спине.

— Я был таким, пока не опустился. — Задумчиво произнес он. — Добрым, мягким и нежным. Годы вампиризма, жажды крови, тысяч и тысяч тысяч посаженных на кол, предательств, боли, двух смертей, гибели нескольких моих невест и даже жены Элеоноры, сделали из меня того, кем я являюсь сейчас. Неуравновешенный маньяк с желанием подавлять единственную женщину, которую любит. Прости меня, моя бабочка, я не хочу этого в душе, но испорченная натура… Она все равно пролезает наружу. И среди всего этого иногда я позволяю себе вспомнить, что такое быть человеком. С вампирскими привилегиями.

Он улыбнулся, выпуская свои черные, как ночь, крылья и обнимая ими меня. Это было настолько волшебно, что я даже забыла, как дышать.

— Что там с твоей меткой Хранителя? — Он взял меня за руку и посмотрел на ладонь, касаясь пальцами контура огненной ‘K’. — Пока огонь ее оранжевый, это еще ты. Когда примешь силу новой ипостаси Киры, метка станет красной. Когда захочешь убить каждого вампира, включая меня, она будет клубиться черным огнем и дымом. Пока же ты еще здесь, и ты еще ты.

Он коснулся губами метки на ладони, и я закрыла глаза.

— Откуда ты столько знаешь о метке, и что будет, если я откажусь от сил Дэнеллы?

— Я живу уже очень долго, любовь моя. С Хранителями Архивов и Хранителями Баланса Измерений, с многими из них я знаком лично. А от сил не советую отказываться. Дэнелла Тефенсен сейчас владеет силой нескольких измерений, и, если ты ударишь ее ее же потоком посланной энергии, вернув его ей обратно, она тебя в порошок сотрет, но прежде покажет тебе и мою гибель, и всех твоих детей. Не связывайся с ней, мотылек. Ты проиграешь. Просто закрой глаза, выдохни и откажись от убийств и всего порочного в твоей жизни.

— Но если мой главный порок — жизнь моя?

— Тогда откажись от жизни. Умрешь и переродишься. Еще и задышишь свободно. Я тебя даже с легким сердцем отпускаю. От нашей связи одна только боль. А там спокойнее будет.

— Предатель. Заставляешь меня забыть тебя. Бог видит, как я ненавижу тебя. — Я снова склонилась к его губам. Мой запретный отныне рай. Моя любовь…

— Ненавидишь?

— Сильнее, чем ты можешь представить.