Игра Канарейки (СИ)

Цири сидела в общей зале, развлекала себя ленивыми беседами с местными поддатыми завсегдатаями и новым кухарём «Хамелеона», молодым мальчишкой лет двадцати, который явно неровно дышал к ведьмачке.

Геральт подошёл тихо как кошка, беззвучно опустил свёрток на стол перед Цири. Все её собеседники мгновенно испарились или усердно принялись делать вид, что заняты своими чрезвычайно важными делами.

– Что это? – спросила девушка.

Ведьмак бросил вещевой мешок на лавку, сел, сложил локти на стол и улыбнулся.

– Это тебе.

Цирилла не смогла сдержать улыбки. Она медленно и аккуратно развернула бумажную упаковку, а затем тряпицу. Подняла на Геральта удивлённый взгляд.

– Ты же как раз в мае и родилась, верно? – ведьмак почесал шею, почти смущённо отвёл взгляд. Сколько лет, а ему всё ещё неловко делать людям подарки.

– Серебро? – с горящими глазами спросила Цири. – По тем чертежам, которые ты нашёл под Каэр Морхеном! И навершие – морда волка!

– Я вот подумал, ты уже год на Пути, а серебряным мечом так и не обзавелась, всё с маслами возишься. «Ласточка» – отличный меч, но у ведьмака должно быть два меча, верно?…

Ведьмачка резко перевалилась через стол и обняла Геральта.

– Спасибо!

Ведьмак обнял девушку в ответ.

– С Днём рождения, – тихо проговорил он.

Цири достала меч, встала, ловко взмахнула им, разрубая воздух и перепугав половину посетителей.

– Лёгкий! В руке – как влитой!

– Ну хватит, – всё ещё улыбаясь, сказал ведьмак. – Сейчас Лютику всю публику перепугаешь.

Цирилла опустилась за стол.

– Ну, как мантикора?

– Новых шрамов нет, староста заплатил с неохотой. Всё как всегда, – с улыбкой выдохнул Геральт. – А ты чем занималась?

Цири только открыла рот, чтобы рассказать об утренней гостье, но тут в зал шумно ворвался мальчишка, сбив пару коробок, стоявших у входа. Он, перемазанный в саже, весь взъерошенный и в пыли, воскликнул звонким детским голосом:

– Милсдарь Геральт из Ривии здесь обретается?!

– Обретается, – отозвался ведьмак.

Мальчишка подбежал к столу, достал из-за пазухи уже порядком смятое письмо, замер вдруг.

– А как вы можете доказать?

Геральт взглянул на мальчика. Тот замялся, пролепетал:

– Просто господин… Строго-настрого сказал: быстро и лично милсдарю Геральту из Ривии…

– Это он, малыш, – сказала Цири. Мальчишка встретился с ней взглядом, густо покраснел и протянул письмо ведьмаку.

– Как ты, малыш, откуда едешь? – спросила ведьмачка, пока Геральт разворачивал и вчитывался в письмо.

– Из корчмы «Золотой дракон», я там за курами смотрю. Это в десяти верстах от Оксенфурта. В это время года вечером ехать, чтобы солнце было по левую руку.

– А ты хорошо ориентируешься. Может, хочешь поесть? У тебя была долгая дорога.

Мальчик смущённо замотал головой, собрался уже развернуться, как его железным голосом окликнул ведьмак:

– Говоришь, из «Золотого дракона»?

Ведьмак отложил письмо, встал.

– Да, милсдарь Геральт.

– Значит, он будет там к полуночи, – буркнул ведьмак. Набросил на плечо вещевой мешок, кивнул Цири:

– Прости. Срочное дело. Надеюсь, буду к утру и без этого, – Геральт указал на живописный шрам на виске, – автографа.

– Мне тебя ждать? – серьёзно спросила Цири.

Ведьмак нахмурился.

– Нет, не жди. Лучше езжай вперёд. Господа рыцари уже заждались и начали нервничать.

Цири сдавленно улыбнулась:

– Скорее уж, их княжна начала нервничать.

Геральт поправил перевязь, ещё раз кивнул:

– А результат один.

За ведьмаком закрылась дверь, и только теперь Цири увидела, что он оставил на столе письмо.

В тот момент Фиакна всерьёз начал переживать за свою жизнь. В голове уже стал продумывать план того, как он исчезнет из Новиграда, прячась от ищеек Тесака. Ребят, которых сам ему вырастил.

Канарейка уже слишком долго смотрела на эльфа в упор, странно было, что Тесак сам ещё ничего не заподозрил.

– Ты ответишь мне или нет? – краснолюд уже начинал нервничать, хватался огромными ладонями за палаш, висящий за спиной.

– Это моя ошибка, – наконец улыбнулась Канарейка.

Не из благородства – из расчёта. Ей всегда будет проще спрятаться от Тесака, к тому же, с её стороны такая ошибка будет лишь досадным происшествием, а не предательством. Косвенно убила всё-таки она: «кабаны» подсуетились, чтобы Ольгерд узнал об этом досадном переплёте. И по какой-то причине атаман решил расправиться с нильфом сам…

В любом случае, об этом знает только она и если правда откроется, обстоятельства сложатся так, что это будет почти настоящее предательство со стороны эльфа.

Тесак очень не любил предателей. Иногда их находили под мостами или в стоках.

А эльф в благодарность мог бы и помочь Канарейке…

По крайней мере, эльфка пыталась убедить себя в этом.

– Там стояла масляная лампа, я опрокинула её, и загорелась занавеска. Нас застал служка, поэтому тушить не было времени. Мы сбежали как пришли, по крыше.

– А стражник? – нахмурился Тесак. – Его нашли возле стены, размозжённым в лепёшку.

– Попытался напасть, поскользнулся, рухнул вниз, – легко соврала эльфка, даже не догадываясь, как близки были её слова к правде.

– Так чья же там была кровь?

Карл Варезе чувствовал, что его обманывают. Но не понимал, где. Не понимал, зачем.

– Я ранена, – серьёзно ответила Канарейка. – Показывать вам не буду, не вашего ума это дело.

– А если я прикажу показать? – Тесак был непреклонен.

Фиакна на протяжении всего разговора стоял в углу, глядел в пол и дышал по давно заученной схеме: два коротких выдоха, медленный вдох. Так он сохранял спокойствие. Так не подавал виду, что Канарейка врёт напропалую чтобы выгородить его, а он этим безгранично удивлён.

– Это довольно… лично. Впрочем, если потом женишься на мне – запросто, нагло улыбнулась эльфка.

Тесак отступил.

– Мне очень не нравится эта история, – сказал краснолюд. – Я чую, когда меня наёбывают. И ты, птичка, занимаешься именно этим. – Тесак взглянул на Фиакну. Тот выглядел прямо таки образцом спокойствия, только не засыпал на месте. – Но работа сделана, Бартлея нет, и тебе, видимо, полагается плата.

– Три тысячи.

Тесак раскатисто засмеялся.

– Может, тебя ещё в жопу поцеловать?!

– На твоё усмотрение, Тесак. Я бы предпочла только деньги.

– Две, – сухо сказал краснолюд. – Оренами.

– Кронами, – Канарейка упёрлась в него холодными серыми глазами. – Не продешевишь.

Тесак шумно выдохнул и кивнул Фиакне.

Канарейка вышла от Тесака уже на закате. Солнце заливало улицы красно-рыжим светом, карман приятно грели две тысячи нальфгаардскими кронами.

Эльф нагнал её, когда она свернула с главной площади и зашагала по грязной узкой улочке в направлении кузницы Хаттори.

– И что ты теперь от меня хочешь? – спросил Фиакна.

– Привык сам влезать в долги, а, Фиакна? – весело спросила Канарейка.

– Привык по ним расплачиваться, – сухо ответил эльф. – Ты ответишь мне, что ты хочешь?

– Нет, – игриво бросила Канарейка. – Я тебе не доверяю, с чего бы мне что-то у тебя просить?

Фиакна был озадачен. Не подал виду, как обычно, выдавил на лицо напускное безразличие. Продолжал идти за Канарейкой. Она молчала.

– Не отстанешь? – спросила она, когда остановилась у обочины, пропуская повозку.

– Я могу приглядеть за твоими чудиками, – дрожащим голосом предложил Фиакна. Какого хрена, он не знал. Но по какой-то причине чувствовал, что находится перед Канарейкой в неоплатном долгу.

Эльфка хмыкнула, зашагала дальше.

– Я на твоём месте поскорее смылся бы из города после того, как наебал Тесака.

Канарейка обернулась:

– Так что же ты не смоешься?

Фиакна сглотнул. Он не мог. Если он сбежит теперь, Тесак его из-под земли достанет.

– Пока тебя не будет, я могу присмотреть за твоими друзьями, – повторил эльф.