Темная сторона Эмеральд Эберди (СИ)

- Да.

- Что да? Это ответ? – Профессор ухмыляется. – На какой вопрос?

Я вальяжно пожимаю плечами.

- На любой, мистер Говард, раз отличный адвокат – талантливый болтун.

По аудитории проносится гул и вздохи, а я улыбаюсь, заметив, как лицо профессора вытягивается в изумлении. Он заинтересован не меньше моего. Выставив вперед две руки, он отворачивается и говорит:

- Выбирайте.

Я опускаю взгляд и замечаю две карточки, сжатые в его крючковых пальцах. Туз пик и восьмерка крести. Меня так и тянет к восьмерке, однако я упрямо встряхиваю головой. Что это за цифра, да и что за масть? Восьмерка ничего не значит, а по сравнению с тузом – она просто пустота, бессмыслица. Пика – сильная масть, а туз – высшая карта. Да. Мне по душе такой расклад. Я уверенно киваю.

- Выбрала.

- Точно?

- Да.

- Теперь моя очередь. – Профессор смотрит на две карты несколько секунд, а затем довольно кривит губы. – Что ж, и мое решение сделано. Теперь самое интересное, мисс Эберди. Кто начнет?

- Начнет что? – я недоуменно пожимаю плечами. Тишина в аудитории начинает не на шутку напрягать, а тяжелое дыхание Рори Аполски – бесить. – Я должна назвать вашу карту? Так ведь?

- Вы говорите, что вам необязательно хорошо меня знать, чтобы найти причину тем или иным моим поступкам. Я же видел ваше личное дело и могу делать выводы на основе определенных данных. Осталось только выяснить, кто из нас прав. Готовы? Кто первый?

- Позвольте мне. – Мои губы растягиваются в улыбке, и я легкомысленно откидываю назад хвост, зацепившийся за плечо. – Вы выбрали туз пик, потому что он из себя хотя бы что-то представляет. Он бьет любую карту. Он вершина колоды. А вы – зрелый мужчина. По логике ваш выбор – отражение вашего возраста и опыта. Вы слишком много знаете и слишком много видели, чтобы остановиться на несчастной восьмерке.

Мистер Говард кивает. Приподнимает подбородок и спрашивает у аудитории:

- Все согласны с Эмеральд Эберди? – большинство молчит, однако пара ребят все же решается поднять руки. Я с нетерпением жду правильного ответа, но профессор не думает признаваться. Хватает рядом стоящий стул, со скрипом ставит его напротив и садится так, что наши лица оказываются в зеркальном отражении. – Теперь моя очередь, мисс Эберди. Вы – выбрали туз пик. Верно?

- Почему вы так в этом уверены, профессор?

- Потому что вы, Эмеральд, – сплошное противоречие. Вам кажется, что вы боретесь со всем миром. Но боретесь вы сама с собой. Восьмерка – слишком тухло. Куда красивее и многообещающе выглядит туз, значит, его и надо выбирать! А вам противна сама мысль того, чтобы быть слабой. Отец ушел из семьи, вы выросли самостоятельной и уверенной в том, что обязаны стоять ровно, отвечать резко, отрезать, не задумываясь. Поэтому вам так сложно смириться со своей настоящей природой.

- Настоящей природой? – хмуро вскидываю брови. Мне не нравится, что профессор говорит обо мне, как о грошовом романе. – И что бы это значило?

- То, что восемь крести вам ближе, мисс Эберди. Вам и в радость стать слабой, но вы считаете, что не имеете на это право. – Мистер Говард улыбается. – Я бы с удовольствием попытался разубедить вас в этой глупости. Но вот в чем парадокс, – учитель неаккуратно поправляет очки и встает с места, – кажется, ваша изюминка как раз-таки в вашей борьбе.

В аудитории становится еще тише. Я крепко стискиваю зубы и выдавливаю из себя неискреннюю улыбку. С чего мне бороться с собой? Я точно знаю, чего хочу. Плевать, что этот профессор навыдумывал. Он ошибается.

- Нет, я прав, - будто прочитав мои мысли, восклицает мистер Говард и смотрит на меня через плечо. – Если вы считаете иначе, вы плохо себя знаете.

- Или же вы просто переоцениваете свои возможности.

Ребята в аудитории начинают шуметь, глядят на меня, как на сумасшедшую. А Рори и вовсе едва не дышит. Сжимает в руках уголок тетради и беспощадно мнет его, бросая маленькие клочья на пол. Профессор лишь усмехается.

- Ваша карта туз пик?

- Да. – Вскидываю подбородок. – А ваша?

- Я бы и рад выбрать «вершину» колоды. Но не считаю туз – великой картой. На этот счет у меня с детства сложности. Я писал задом-наперед, чтение начинал с эпилога книги, рисовал фигуры в объеме, и потому восьмерка для меня – не цифра, а знак бесконечности. И, простите, я не удержался. Выбрал то, что мыслям ближе.

Вновь пытаюсь улыбаться. Но выходит так себе. Мистер Говард поправляет нелепый галстук, повязанный поверх футболки, трет нос и смотрит на меня с умилением, словно он только что сообщил ребенку, что волшебства не существует. До волшебства мне дела нет. Но то, что ему удалось меня обойти – горькая правда. Я думала, все мужчины, которым за пятьдесят, стараются подтвердить значимость в любых мелочах, деталях. Опыт, знания – разве это не то, что делает человека самодостаточным? Туз соответствует моему полету мыслей, туз – отражение зрелости. Но, как оказалось, я не учла многих фактов. Например, того, что профессор Говард с детства отрицает все сложное, называя сложным – простое. Бог мой. Какая же чушь. Откидываюсь назад на стуле и вздыхаю:

- Ваша взяла, мистер Говард.

- Еще бы, Эмеральд. – Профессор усмехается и подергивает плечами. – Логика – это, действительно, замечательно. Но она ничто без информации. С помощью логики можно оправдать любое преступление, мисс Эберди; даже любое зло. Потому нам всем так важно подкреплять свои слова доказательствами, а не наспех сделанными выводами.

Он кивает, поворачивается лицом к доске и хватает со стола мел. Мы приступаем к новой теме, однако я все сижу и никак не могу убрать с лица натянутую улыбку. Внутри то и дело пляшет недовольство. Какая-то обида. Почему я не додумалась раньше? Почему вообще не обратила внимания, что это знак бесконечности? Исходя из той же логики, я бы связала математический иероглиф с профессией и отталкивалась от других факторов.

Поправляю пальцами тугой хвост и смотрю в окно. Палящее солнце издевается над верхушками деревьев. Вместо зеленых листьев, там притаились иссушенные рыжеватые останки. По газону плескает вода. Я вдруг решаю, что сразу после этой пары освежусь под струями ледяных капель. И еще мне не помешает освежить мысли.

- Квадрат Декарта – отличный прием для тех, кто не знает, как подступиться к задаче и как ее решить. – Профессор скребет мелом по доске, но я продолжаю праздно пялиться в окно, не обращая на него внимания. Подпираю подбородок рукой и неожиданно понимаю, что кто-то также на меня смотрит. Выпрямляюсь. – Квадрат состоит из четырех вопросов, которые необходимо задать самому себе. Итак, что будет, если это произойдет; что будет, если это не произойдет. – С интересом осматриваю лужайку за блестящей от солнца рамой и вдруг нахожу чью-то тень за четвертым математическим корпусом. Это девушка. Мне не удается разглядеть ее лицо, но я отчетливо вижу, куда повернут ее подбородок. Какого черта она сюда пялится? – Чего не будет, если это произойдет, и чего не будет, если это не произойдет. Уяснили? Похоже на беспредметную околесицу, но на деле отлично работает!

Ребята посмеиваются. Я натыкаюсь на взгляд Рори Аполски и вижу, как он искренне растягивает губы в улыбке. Люди любят семинары Говарда, им нравится, что профессор не пытается говорить с ними заумными фразами и предоставляет шанс каждому сказать то, что он думает. Я хочу вновь вклиниться в работу, однако никак не могу отделаться от чувства, что за мной наблюдают. Приподнимаю голову и опять вижу ее: девушку. Только теперь она стоит не в тени, а на солнце.

- Вот это да.

- Что? – Профессор Говард отворачивается от доски и вскидывает брови. – Вы что-то сказали, мисс Эберди?

- Нет, - покачиваю головой, поджав губы. Вновь бросаю косой взгляд на окно и как-то хрипло добавляю, - ничего.

Преподаватель продолжает лекцию, а я все не могу оторвать глаз от незнакомки, как не стараюсь. На ней красное, короткое платье, оборванное к низу. На голове два неровных хвоста, они падают на ее плечи и отражают яркое солнце, переливаясь и играя со светом. Девушка не просто блондинка. Такое чувство, будто ее волосы выгорели и стали белыми, как снег. Как чистый лист бумаги. Понятия не имею, чего она на меня пялится, но внутри ощущаю странную тревогу, словно в ее взгляде нет ничего хорошего.