In choro, dum potes (СИ)

Мужчина заводит мотор, отправляет СМС, громко щёлкнув подушечкой пальца по экрану на машине, и его плечи вздымаются от тяжёлого вздоха. С Пеппер никогда не было просто. Она была журналистом, а риск для Тони не любила. Она отпустила его с Мстителями всего раз – ей нужно было уехать, так или иначе, – потом своевольность и рискованность Железного Человека превратилась в «… будь дома к девяти» или «будь добр окончить дела до завтрака». Тони любит Пеппер, но получает лишь напоминание о том, что она никогда не сможет понять его любви к технике. Это возлагало ответственность определённого вида: сводить к минимуму ссоры. Выходило не всегда и не всегда успешно.

– Я же всё ей объяснил. А тебя добираться до Куинса отправить – все равно, что на съедение зверю. Метро ещё только в проекте, а автобусы отсюда не ходят. Сомневаюсь, что ты, Паркер, имеешь острое желание делать семь пересадок. – ворчание выходит непривычно мягким, и Старк неожиданно никак не может повлиять на свой тон.

Взгляд блестящих глаз неуверенно бегает из стороны в сторону. Питер ничего не говорит, но юношеские плечи поникают, а зачёсанные назад волосы падают на лоб от бьющего в затылок ветра. Он испытывает вину за то, чего ещё не случилось и случиться не должно. В Питере честности хватит на весь Нью-Йорк и еще половину США в придачу. Если бы Тони был таким, то конкуренты уже давно бы обголодали все его косточки.

– Прекрати, Питер. Проблемы взрослых тебя не касаются, всё решается, – вполне спокойно говорит мужчина и сворачивает, – кстати, вбей адрес в навигатор Пятницы. Понятия не имею, где ты живёшь, не считая знания о Куинсе.

Паркер недовольно выпрямляется, сверкает глазами.

– Я не ребёнок! Все так говорят: Это не твои проблемы, детям положено решать задачки по математике на завтрак, обед, ужин и даже полдник. А потом я вдруг хороню своего дядю, который только и твердил мне о том, что справится со всем сам. Работа без помощи и поддержки – хотя бы моральной – со стороны близких просто загонит в могилу даже самого сильного, – мальчишка переводит дыхание. Он выглядит так по-взрослому, что самодостаточный эгоист Старк готов подавиться своими вполне устоявшимися убеждениями и даже отступиться от них, но всегда имеется на всё свое «но». – Я понимаю, что Мстители не так просты, но каждый из вас трудится за что-то, что ему дорого. Вы спасли Манхэттен от ядерной ракеты, когда нас атаковали Читаури! И не потому, что вам вдруг захотелось выпендриться, или потому, что это ваша типа работа. Вам дорог этот город и те, кто в нём живут. Возможно, не все так уж близки сердцу, но причин достаточно. И всё это – огромная мотивация.

Питер вдруг пристыженно смолкает, а Тони просто нечего ответить на эту гневную тираду, полную такого взрослого тяжёлого реализма. Он не был таким в его годы. Что делал великий Железный Человек в семнадцать? Пил, баловался травкой, цеплял девушек, нервировал родителей. Что сейчас он делает? Страдает от того, что в юности был тупой и слишком часто горячился по отношению к самым дорогим людям в своей жизни. Что у него есть сейчас? Неисчислимое состояние, моральная травма, желание завести ребёнка и Пеппер. Но Поттс тоже начала отдаляться, и сейчас Старк боялся одного – потерять её, как грёбанного идеального Стива Роджерса. Сразу стало неуютно, когда больше ни в чью сторону не отпускались шуточки о Капитане Сосульке. И сразу стало пусто в башне Мстителей. Именно поэтому Тони не брезгует мыслью продать её. Потому что воспоминания имеют свойство причинять боль.

У них с Кэпом свои счёты, которые никого другого не касаются в принципе. Ну, конечно, Стив Роджерс стал преступником, которого как-то очень старательно ищут. И Тони относительно знает, где шляется этот Капитан Олух, может вызвать его, если что-то случиться. Но это «может» такое хрип кое. Он просто не сможет наступить на горло своей гордыне, не сможет заглушить эго и избавиться от огромной всепоглощающей обиды. Он чувствует себя преданным, и это вгрызается глубоко в сердце. Это больно, потому что Стив, который вдруг занял место лучшего друга, без, кажется, каких бы то ни было раздумий отказался от Тони, махнул хвостом и исчез, не побрезговав даже из гордости, честности и выбора оставить излюбленный щит.

Старк вздыхает, переводя взгляд на мальчишку. У того искры в глазах океаном звёзд блещут, и тонкие пальцы, где на сгибах кожа полупрозрачная, где витиеватый узор вен оплетает плоть, сквозь фарфор голубеет. И видно, как каждая жила бьётся – слишком тонкий Питер, такая живая кукла. Вернее, вся его кукольность сделана его работой – балетом. Ведь будь Паркер простым дворовым парнишкой, не было бы этого эффекта странного незаконного волшебства. Тони переводит глаза в окно на несколько секунд, потом возвращает взгляд обратно на мальчишку, а потом вырубает автопилот и решает рулить самостоятельно.

Питер заторможено называет адрес, пожимает плечами, опускает голову и смотрит на белые резиновые носки своих кед. Старк почему-то думает, что мальчишке до одури нравится красный, а ещё синий. И Железный Человек ему не меньше нравится. То, что Паркер – самая великая фанючка на земле, понять совсем несложно. Чего стоит его тупая потрёпанная футболка, кажется, позапрошлого года выпуска. И мужчина вдруг думает, что ему стоит выпустить линейку одежды со своим именем на заказ в GUCCI или Prada. Ограниченная коллекция – отличная реклама. Но иногда довольно неприятно смотреть на своё лицо, растянутое на ком-нибудь толстом. В конце-то концов, он чересчур самодостаточен и слишком сильно любит себя. В принципе, просто потому что больше и некого.

– И давно ты в балете, паучок? – даёт ему вдруг странную кличку Тони. Хотя она как нельзя кстати подходит.

Питер задумчиво трёт подбородок, называет какие-то неточные цифры и глупо улыбается, обнажая жемчуг зубов. Всё, что Старк может из этого извлечь, – много, очень много. Он вообще не представляет, как что-то такое сложное может завлекать. Одно дело – отдаваться разработкам. Тут ты точно получишь как минимум финансовую отдачу, да и столько сил и здоровья это не будет отнимать. Если ты не идиот, конечно. Дело другое – скакать по сцене, истощать себя диетами и тренировками, страдать просто едва ли не каждый день. И никакой гарантии, что в ты не потеряешь с трудом проложенную дорожку и маленькую дольку успеха, стоит только чему случиться. И это не менее великий риск, чем на поле боя Мстителей.

Небо начинает понемногу темнеть, вечереет. И Паркера прошибает холодный пот. Сидение, конечно, с подогревом, настроенным на интуитивную работу, но тощего мальчишку и нарочно не прогреешь так, чтобы мурашки перестали по спине у него бегать.

– Ты чего такой? – спрашивает Тони, – боишься чего?

Питер неуверенно качает головой, трёт пальцами переносицу и отворачивается лицо в сторону улицы. Его вьющиеся волосы развеваются на ветру, бросая медные отблески от городских огней. Впереди сверкнуло что-то огненное, что немедленно привлекло внимание подростка.

– Это типа уличные фокусники? – удивлённо вскинул брови Паркер, – фаер шоу? Очуметь, давайте посмотрим! Ну хоть одним глазком.

Тони вздохнул, зная, что нельзя задерживаться попусту. Он бросил короткий взгляд на яркие оранжевые огни, сверкающие за пределами машины, и блестящие круглые глаза Питера, который скрючился, восхищенно глядя на них. Затем прямо перед лобовом стеклом возник силуэт, и мужчине пришлось экстренно тормозить, все же задев странного пешехода за одежду краем капота.

– У тебя, что, глаза на заднице? Совсем рехнулся под колёса бросаться? – возмущённо восклицает Старк и открывает блестящую дверцу кабриолета. Ярко-алого, как и странный плащ незнакомца, который – стоп, что? – парил сантиметрах в пятнадцати над землёй.

Питер нервно закусил губу, собираясь высунуться наружу, чтобы получше всё разглядеть.

– Дети сидят дома, – брякнул Тони, и ремень безопасности на мальчишке отстёгиваться отказался. Питер проворчал что-то нечленораздельное, вцепился паучьей ладошкой в подлокотник и вытянул шею, сощурившись.