Цветочный крест. Роман-катавасия

— Это чем мы темны? — с угрозой в голосе вопросил пастух Василий, который не умел написать свое имя, а потому принял намек на свой личный счет.

— Пребываете во тьме язычества! — нашелся батюшка.

Ох, краснобаен, на все сходу найдет ответ!

— В банника веруете, в лешего, в русалок и в прочую дикость, прости Господи, что поминаю эту нечисть пред крестом Твоим. Легион болотников и русалок у вас тут бродит.

— Да, разве мы в сем виноваты? — подала голос молодая бабенка. — Мы бы рады от колодезника избавиться, да не получается. Дите Агафьино кто утащил в студенец? Али мыши? Колодезник!

— Молчи, грешница! — вскрикнул отец Логгин. — Молись! И ты смеешь подавать глас, когда сама успела уж навести брови сажей! Как лицо, являющееся официальным представителем церковных властей, идущих от Государя нашего Алексея Михайловича, суть наместника Божьего на русской земле, утверждаю: сей крест есть предупреждение о грядущем наказании за грехи. Так что, советую исправляться!

Упоминание царского имени присмирило горожан, не ровен час, приплетет отец подлый антицарские волнения да упечет, куда Макар телят не гонял… Потому, тотьмичи понуро, тихо перекидываясь словесами, пошли по делам. А отец Логгин призвал звонаря и, завладев лодкой, поехал на тот берег проводить расследование.

Глава двадцать пятая

СЛЕДСТВЕННАЯ

— Ожидай здесь, — приказал отец Логгин звонарю Тихону, изрядно упревшему от быстрой гретьбы веслами, едва их челн задел днищем в песок и замедлил движение. Тихону зело хотелось тоже пойти и обозрить своими собственными зенками чудодейственный цветочный крест, дабы, стоя пред ним, загадать тайное желание, бывшее у звонаря с тех пор, как умерла его жена, оставив его куковать со старой тещей, тихой на вид, но зловредной каргой. Звонарь грезил вновь обжениться с молодой вдовой, имевшей справную и крепкую, как она сама, избу в селище на берегу Царевой реки, что впадала в Сухону прямо за Тотьмой. Та Царева река сливалась, в свою очередь, из двоицы других речек — Тафты и Вожбалы. И место было дивное — и рыбное, и пищное, и знаменитое. Некогда проезжал из Вологды в Тотьму по тракту вдоль сей реки Иван Грозный и так был пленен ея красотой, что объявил своим царским веленьем и государевым хотеньем все сии земли царевой вотчиной. Вот в каком чудесном заповедном месте жила возлюбленная звонарем вдова. Но, на его романтические беседы, произнесенные однажды на торжище в Тотьме, вдова не откликнулась. И теперь Тихон надеялся, что молитва возле необыкновенного креста совершит чудо — баба посмотрит на звонаря другими глазами и, оценив все его достоинства, согласится жить и вести совместное хозяйство возле Царевой реки.

Потому приказ отца Логгина оставаться на берегу его неприятно огорошил.

— Да как же ты один, батюшка? Опасные сии места. Хороший бор Лешаковым не назовут.

Последнее упоминание, намекавшее на существование леших и кикимор, рассердило отца Логгина.

— За верование в нечисть языческую налагаю на тебя сухояста две седьмицы, — грозно изрек батюшка и, выскочив из лодки, побежал по солнечному мелковдью, муля песок, прелепо лежавший под водой мелкой каракульчой, и распугивая стайки прозрачных мальков. В сей момент он показался звонарю самим Господом, идущим по воде, аки по суху, хотя движение батюшки и было несколько суетливым.

Отец Логгин с самого начала, еще пребывая на том берегу Сухоны, решил осмотреть крест и провести следствие самолично, в полном одиночестве, без помощников и указчиков. Пуще всего ему не хотелось, чтоб приперся отец Нифонт и тоже поехал на другой берег с инспекцией. Или, что того хуже, примчалось бы начальство из Вологды и вся слава — им. На что ему, отцу Логгину, в таком важном деле напарники? Нет, батюшка хотел быть первооткрывателм и единственным надежным священнослужителем, исследовавшим крест с точки зрения теологии и теории знамений, чудес, откровений и явлений, и вовсе не собирался делить отчет в епархию, а то и в Москву, самому Государю Алексею Михайловичу, с кем бы то ни было. Он сам хотел до всего дознаться!

Выбежав из мелководья на берег, отец Логгин несколько по-бабьи потряс подол и сапоги от воды, заложил волосы за уши, угнездил покрепче на голове шапочку и энергично стал взбираться на отлогий холм, сперва глинисто-песчаный, с обвалившимися кочками травы и свисающими корнями дерев, а потом поросший мелким ивняком. Птицы испуганно разлетались в стороны, проползла змейка, от которой отец Логгин отпрянул, после чего пробормотал молитву. Именно змея отвлекла его от того участка холма, который был расчищен Феодосьей от осин — батюшка, поглотившись мыслью о гаде ползучем, пролетел сей участок берега в возбуждении, которое и не дало ему заметить, что деревца и кустарник вырублены совсем недавно и явно не Божьей, а человечьей рукой.

Миновав полосу луга, пребывавшего в легкой тени от набежавшего облака, батюшка оказался у подножия креста. И, надо сказать, видение поразило его! Крест был огромным и уходил по уклону вверх самоцветным пестрым ковром. От ковра исходило густое благоухание, более насыщенное даже, чем источает благовоние в кадиле. Именно в сей момент облако на небе, гонимое ветром, быстро поплыло в сторону, открывая солнце, и крест стремительно, словно поднялся занавес, снизу вверх облился ярким солнечным светом.

Отец Логгин пал на колени, охваченный восторгом.

— О, сколь великолепны деяния твои, Господи! — пытаясь сдержать рыдание, прошептал батюшка.

Но, слезы и рыдания, сдавив сперва дыхательную жилу, изверглись-таки из отца Логгина. Он опустился на пятки и выплакался, не в силах справиться с охватившими его чувствами. Потом вновь приподнялся на колени и, прерывисто выдыхая и всхлипывая, всмотрелся в великолепную картину. Крест тихо покачивался ароматными волнами, над ним роились с сосредоточенным жужжанием пчелки и бабочки, и иные всякие божьи насекомые, и заливались птицы разнообразными трелями, и звенел, переливаясь прозрачными струями воздух, и, при сем, такая стояла торжественная тишина, каковая бывает в огромном храме перед тем, как низвергнется сверху хоровая катавасия. Казалось, сейчас запоют ангелы! Отец Логгин вдруг охватился даже предчувствием, что вверху креста окажется треугольник бело-золотого света, в котором увидит он Его! Батюшка поднялся с колен и с молитвой посмотрел вперед и вверх. Господь не стоял, ласково глядя на прекрасного сына своего, отца Логгина, но это не умерило ликования батюшки.

— Несомненно, крест сей сотворен руками Господа и имеет божественное происхождение, — словно готовясь писать отчет в епархию, произнес отец Логгин.

Слова настроили его на деловой лад и, все еще ликуя, веселясь и наслаждаясь невероятным событием, залившим душу приятным елеем и необыкновенными надеждами, счастливый батюшка пошел вдоль креста.

— Несомненно, что крест сей сотворен не людьми, ибо такая великая постройка не могла быть произведена в столь короткий срок — за одну ночь, что никто ничего не заметил, — рассудил отче. — Ей, не людьми! И за этот факт я готов положить голову на отсеченье.

Ах, батюшка! Чересчур молод ты бысть и чересчур учен, и книжность твоя лишила тебя простой житейской мудрости и понимания, что именно русичи всегда готовы на великий подвиг в одиночку и торопятся совершить великие дела как можно скорее, не растягивая и не откладывая, ибо слишком коротко русское лето, и зыбко положение, и никогда нельзя знать, не ввергнуться ли завтра в твое родное селище враги, лютые морозы, мор, голод или волки.

— Несомненно, что явление креста именно в окресностях Тотьмы, знак того, что Господь доволен тем, как ведут дела местные пастыри, облагораживая тотемскую ниву, — продолжал рассуждать отец Логгин. — Не исключено, что именно аз, скромный раб Его, настолько улучшил просветительскую и разъяснительную работу среди местной паствы, что оне явственно выросли духовно. Иначе, почему крест не являлся при паствовании отца Нифонта?

От сих мыслей, которым отец Логгин, конечно, придавал скромную форму, дабы не проявить грех гордыни, душа его буквально летала!