О, hello, Death (СИ)

Девушка поднялась с дивана, оставив пустую чашку на столике. Невольно взгляд опустился на ковёр, на котором она проснулась сегодня утром, совершенно одна, обнажённая, с ощущением лени во всём теле. Чакки бросило в жар, стоило ей только вспомнить горячие руки мужчины на своём теле, влажные губы, оставляющие не то поцелуи, не то укусы, и то, как он неистово взял её.

— Хватит, хватит! — девушка несколько раз шлёпнула себя по щекам, но это совершенно не помогло. Такое нельзя просто взять и выкинуть из головы. — О чём ты думаешь, идиотка. Неужели ты забыла, что тебе нужно искать Бетти. Она ведь где-то совершенно одна. Ох.

Подросток, закусив костяшку указательного пальца, еле переставляя ноги, поплелась в сторону лестницы, что бы добраться до ванной и запихнуть голову под холодную воду. Может быть, так удастся избавиться от мыслей? Но стоило ей только выйти в коридор, как Логан замерла. Если бы в руках у неё осталась чашка, то та бы незамедлительно выскользнула из них и разбилась о пол. Пол, на котором остались кровавые разводы.

«Мама…» — пронеслось в голове, резанув тупой болью по сердцу. Чакки никогда не была с ней особо близка, часто ссорилась, не понимала её поступков, порой ненавидела, порой любила до сумасшествия и ревновала к другим детям. Всё же это была её мать. Логан не имела понятия, что такое любовь (Елена сама говорила, что её дитя растёт «инвалидом», в том смысле, что Чакки никогда не знала полноценной семьи, в её голове не сложилось образа родителей, что любили бы её и друг друга), но часто о нём задумывалась. И всегда считала, что именно маму она любит. Ведь это мама, и в ней заложено любить её.

Чакки всегда думала, что мама будет рядом, будет всегда поддерживать, заслонит своей спиной от ненастий, будет гладить по головке, когда плохо. И разум просто отказывался воспринимать её смерть. Это просто невозможно! Она должна быть рядом, обязана!

Логан всхлипнула. По светлой щеке, испещренной веснушками, покатилась прозрачная слеза, а пальцы онемели, как и всё тело. Так ведь не должно было произойти. Её мама должна была прожить долгую, счастливую жизнь рядом с любимым мужчиной, повеселиться на её свадьбе, успеть понянчить внуков. Елена так хотела, что бы у её дочери родилась девочка. Она бы наряжала её в платья, плела косички, водила в садик, играла с ней, читала на ночь сказки. Она бы сделала для внучки всё то, чего не смогла сделать для своей дочери. Ведь Чакки родилась в такое трудное время. У неё был переломный период. Любимый мужчина отказался её принимать, семья отвернулась, ей было трудно с ребёнком на руках. Она пыталась быть хорошей матерью, но не смогла. Елена хотела искупить свою вину перед дочерью, дав любовь внучке, а может быть внуку. А теперь. А что теперь? Вот именно — ничего.

Чакки села на колени около кровавого пятна. Её руки дрожали, и она судорожно вцепилась пальцами в волосы. Слёзы катились по щекам, обжигая кожу, словно раскаленное железо. Грудь сдавливало, и девушка то и дело срывалась на громкие всхлипы. Если бы она только могла вернуться в тот день. Она бы упросила Люцифера не убивать её маму, она бы ползала перед ним на коленях, лишь бы он не трогал Елену. Она бы всё сделала.

— Мамочка, — хрипло шепнула Чакки. — Милая, любимая. Прости меня, прости меня, пожалуйста. Я такая сволочь, я знаю, мамочка. Прости меня паршивку, — Логан шмыгнула носом, стирая прозрачные дорожки с щёк. — Я так по тебе скучаю. Прости меня, мама. Я никогда не была хорошей дочерью. Ты всегда расстраивалась из-за меня, плакала, срывалась. Тебе было так трудно, а я добивала. Обижала, винила, проклинала. Прости меня. Я так тебя люблю.

Сломленная, разбитая Чакки повалилась на бок, плотно зажмуривая глаза. Она сжалась в дрожащий комочек, вздрагивающий от сдерживаемого рыдания. Разум, словно насмехаясь, выкидывал на поверхность улыбающееся лицо женщины. Сбитые крашеные кудри, глаза хамелеоны, что в гневе становились пронзительно зелёными, а в пасмурную погоду выцветали, как застиранная майка. Она была стойкой, решительной, немного грубой, немного властной, иногда надоедливой. Но любимой и единственной. Чакки было стыдно, что в первый же день она не сорвалась на эмоции. Она корила себя, что позволила себе полюбить убийцу, что только сейчас встала на колени, моля о прощении. Она ведь даже не похоронила её, как подобает! Кто знает, где сейчас её тело. А душа? Логан могла лишь надеяться, что душа её матери в Раю, не знает боли и печали, получила искомый покой. Но ведь гарантий нет. Ничего нет. Неизвестность, и эта неизвестность пугает.

На втором этаже разразился привычным воплем мобильный. Чакки, оглушённая душевной болью и стыдом, сразу не сообразила, что кто-то ей звонит, а когда до неё это дошло, то просто не хотела подниматься и отвечать на звонок. А телефон всё продолжал надрываться, кто-то на том конце провода был очень упёрт.

«Нужно научиться отключать это мозговыносящее орудие. Или я пойду по трупам» — как-то отстранёно проплыла мысль в голове. Музыка стихла, в доме воцарилась тишина, что навалилась всем своим весом на девушку. Она была вязкой и тяжёлой, словно смола в которой тонешь без возможности выбраться. Но Чакки казалось, что так даже лучше. Давно она не занималась самокопанием, а стоило бы. Столько эмоционального говна на неё вылилось, что пора бы с ним разобраться. Теперь даже тишина помогает ей в этом. Но, мобильный снова взорвался воплями.

«Похоже, кому-то явно хочется меня достать.»

Утерев слёзы, встав на ватные ноги, Логан стремительно пошла наверх. В голове шумело и перед глазами ежесекундно темнело, от резкого подъёма, но девушка упрямо шла к источнику звука. Единственное желание, которое у неё осталось — это сорваться на том, кто звонит. Боль и печаль уступили место гневу. Перепрыгивая битое стекло и развалины, подросток добралась до ползущего по полу телефона. Не смотря на экран, она прижала его к уху, не забыв ткнуть пальчиком по сенсорному экрану, принимая вызов и громко рявкнула:

— Да! — но прежде чем она смогла начать свою пламенную речь о том, чтобы она сделала, куда засунула и куда отправила, знакомый мальчишеский голос прервал её.

— Да ты ебанько! Ты хоть знаешь, что у нас тут творится?! Где тебя черти носят?! — заголосил в трубку парень. Чакки скривила мрачную рожицу, отстранённо подумав, что не черти, а чёрт, и не носит, а трахает. Гнев мгновенно улетучился.

— Мгм. Что случилось?

В трубке послышался шелест обёртки. Кажется, Нейтан только придуривается. Что ж хоть что-то в этом бренном мире не меняется. Парень запихнул в рот шоколадку и продолжил говорить, отвратительно чавкая и шепелявя:

— Если ты ещё не знаешь, то твоя маман до тебя не добралась, поздравляю.

«О-о-о! Она таки добралась, вот только уйти уже не смогла»

— А если говорить серьёзно, то здесь творится чёрт знает что. Помнишь убийство, перед тем как ты сбежала?

— Ну, — Логан медленно выбралась из комнаты, таща по полу, следом за собой дорожный рюкзак.

— Они продолжаются.

— Что? В каком смысле? — девушка нахмурилась, приостановившись, но тут же возобновляя свой путь в сторону комнаты дяди. — Они ведь свалили всю вину на Брокколи. Сказали, что это он перегрыз горло этому чудику. Неужели ошиблись?

— Похоже на то. Уже пятеро откинули копыта, конечно же, не без посторонней помощи. Почерк тот же: разодранные глотки, оторванные конечности, море крови. Похоже на животное.

— Отлично. А я-то тут причём? Энди вам, что ли мало? Это же его любимое занятие выслеживать и отстреливать.

— В том то и прикол, — хмыкнул Нейтан, наконец, пережевав свою сладость. Теперь он ковырялся в зубах, звук не из приятных. — Твой отчим слинял. Мы сначала думали, что он вместе с твоей маман решил с тобой поквитаться, но потом его видели в странной компании на окраине Техаса. Так что сейчас наш городок беззащитен.

Чакки хмыкнула.

— А шерифу за что платят? Или он настолько растолстел, что не может поднять зад с дивана?

— А его первого порешили, — беззаботно хмыкнул парень, и девушка мысленно представила, как он пожал плечами, приподнял вверх брови, закатив глаза к потолку и искривив губы дугой. Этот парень всегда относился к жизни и смерти просто. Умер — умер, жив… Ну и слава Богу.