Любовь сильнее Тьмы (СИ)

— Моя сестра не боится этого, она с самого детства хотела заниматься фехтованием, а теперь и говорит, что ей не страшно, — по голосу Мэлнилитона было понятно, что он саркатически улыбался. Эллет горько усмехнулась — брат всегда думал, что раз она училась сражаться, то ей не страшно. Просто… видимо, Арименэль добилась тогда того, чего хотела — показала, что не боится. — Когда она ушла, я очень сильно волновался. Но сейчас я понимаю, что Арименэль действительно способна на это. Способна на то, чтобы преодолеть это всё, — эльда говорил спокойно. Говорил то, чего девушка ожидала многие годы. Что про неё такое скажут. Но сейчас эти слова казались такими ненужными, такими пустыми. Зачем всё это было?.. — Она не боится.

«Я боюсь!», — хотелось крикнуть эллет и броситься к брату, чтобы тот понял, что ошибается и что раньше, очень давно, не ошибался. Почему он думает, что она не боится?! Что может спокойно убивать? Что сражения — это для неё? Неужели Мэлнилитон не знает, что ей это всё действительно противно? И что Арименэль делает это только ради других? Да, эльфийка правда не жалеет о том, что случилось, но нельзя думать, что ей не страшно. Страшно — в том числе и за себя, но страшнее, конечно, за Моргомира. Что всё повторится, как тогда, у Ривенделла. Эллет в тот день казалось, что её душа разбилась на осколки, и ничто не поможет, каждая мысль, каждое воспоминание режет сердце. Сейчас, кажется, всё наладилось. Но опять война… И девушка боится, безумно боится, что с Моргомиром что-то случится, кажется, что он исчезнет. И Арименэль… Арименэль хочет видеть его хотя бы издали.

— Она боится, Мэлнилитон, как ты не понимаешь? Ты считаешь, что она может биться? Да, может. Но ей страшно. Страшно и мне — за неё. И я знаю, что не должен погибнуть, потому что тогда она снова чуть не сойдёт с ума. И я знаю, что буду сражаться, не только за Гондор, но и за всё Средиземье. Чтобы потом всё было хорошо. Она верит мне, и я хочу, чтобы эта вера не оказалась напрасной. Да, я не хочу, чтобы она сражалась. Потому что это должен делать я. Звёздочка и без того пережила слишком многое. Арименэль говорила мне тогда, в Ривенделле, что любит учиться обращаться с мечом, и я видел, как она улыбается, счастливо рассказывая. Но мне хочется уберечь её от настоящего сражения. Потому что в реальности всё не так.

— Думаешь, она тебя послушала и не ушла? — Мэлнилитон долго молчал, обдумывая слова Моргомира, и наконец заговорил, но гораздо тише.

— Я не знаю. Мне хочется верить, что нет. Но кажется, что всё-таки ушла. Я знаю Арименэль, и она так наверняка сделала. И если это так, то постараюсь сделать всё, чтобы защитить её в этой битве, — тихо сказал Моргомир.

Мэлнилитон молчал. А Арименэль, отвернувшись к закоптелой стене, беззвучно плакала, до боли сжимая пальцы и чувствуя, как сердце рвётся снова на части. Моргомир, любимый Моргомир, всё же чувствовал, что она не послушалась и ушла. И… понимал её… Он всегда её понимал. Всегда. Даже Кэльдар не так понимал.

Что-то яркое внезапно промелькнуло в небе, и Арименэль вмиг отбросила в сторону все мысли. Взволнованно подскочила (и откуда только силы взялись?) и взглянула в тёмное небо, которое снова озарилось. Ужас вернулся вместе с осознанием — огонь объял город, огонь вылетал из-за стены и обрушивался на дома. Небо пылало, и пылали дома, и где-то на стене в бойницах вспыхивало красное, слепящее глаза, и снова слышался грохот, необыкновенно громкий.

Крики смешались с этих грохотом, Арименэль видела, как на площадь перед воротами бросились воины, и Моргомир с Мэлнилитоном встали в их рядах. Эльфийка не сумела ничего сообразить, как снова послышался грохот, и ворота вновь содрогнулись — как оказалось, во второй раз.

Слышались короткие приказы, и стражи вставали плечом к плечу, смыкая ряды, поднимая мечи, копья и щиты, и люди замирали, устремляя взгляд к воротам. Арименэль успела только схватиться за оружие, как опять мощные створки дрогнули, и в какое-то мгновение разлетелись, а в пробоине показался окованный железом орочий таран в форме оскаленной волчьей морды, в зубастой пасти которой горел огонь.

Девушка тихо вскрикнула от неожиданности и испуга, но откуда-то послышался уверенный голос Гэндальфа. Маг в трудную минуту всегда оказывался в нужном месте и подбадривал воинов, и стражи готовы были сражаться.

— Вы — солдаты Гондора! — звонкий голос волшебника разнесся по всей площади, неведомым образом вселяя в сердца уверенность. — Кто бы ни пробился через эти ворота, вы останетесь на местах! — и Арименэль в этот миг поняла, что да, останется. И не только она.

Как только эллет подбежала к остальным людям и встала рядом, как ворота окончательно разлетелись на мелкие обломки, и сквозь дым показались огромные фигуры с шипастыми булавами в лапах. С невиданной силой монстры ударили по людям, стоящих рядом, и они отлетели в сторону, падая. Арименэль вздрогнула и чуть подалась назад. «Тролли!» — пронеслась в голове жуткая мысль, и девушка с ужасом уставилась на чудовищ — никогда она раньше не видела их, лишь читала в книгах. А ведь легенды не могли передать всю мощь, всё уродство и всю злобу их.

— В бой! — зазвучал громкий крик Гэндальф, и Арименэль заметила краем глаз, как Кэльдар и другие эльфы с людьми, встав рядом, выпустили стрелы.

А дальше девушке стало не этого. В город хлынула толпа орков и обрушилась на защитников Минас-Тирита с яростью и злобой, присущей всем созданиям Моргота. Арименэль оставалось только защищаться, даже не нападать. Лишь отбивать удары и уворачиваться из-под мощных ударов. И лишь иногда стараться достать до уязвимого места, понять, что делать. А ещё — выиграть хотя бы секунду, чтобы оглядеться, уловить в толпе родное лицо.

Орки бросались вперёд остервенелой толпой, главной задачей было удержать, не дать ступить ни шагу. Всё смешалось, всё происходило мгновенно, не давая опомниться, и Арименэль еле успевала отбивать удары. Приходилось постоянно крутиться, угадывать, откуда придёт противник и успевать отреагировать быстрее, чем он. Эллет уже не думала о том, сколько прошло времени, старалась не думать о том, сколько врагов уже было убито её рукой (хотя убито-то было мало, остальные воины справлялись успешнее), старалась не смотреть на землю, в мёртвые застывшие лица, на мутные лужи крови, покрывавшие мостовую. Весь поток мыслей и обрывки эмоций девушка никак не могла понять, но стараясь не потеряться в толпе, не попасть под чужой меч, она упрямо твердила одну фразу: «Нужно сражаться». Где-то мимо пролетела стрела, обрушился на чью-то голову ятаган, что-то мерзко хрустнуло под ногами — Арименэль старалась не думать, что — и густые капли крови разлетелись, окропляя камни. Белоснежная мостовая стала ало-чёрной, точно кровавая река, и горы трупов стали частыми островами в ней.

Сквозь дым и ярко пылающее пламя, объявшее дома и редкие деревья вокруг, было трудно что-то разглядеть, всё это больно раъедало глаза, и Арименэль приходилось терять драгоценное время, чтобы не споткнуться и не упасть. Эльфийка не могла уже вспомнить, где она научилась приёмам, она просто наносила удары, хотя душу её разрывало от ужаса и потрясения, от осознания, что всё это реально, что она тут, и орки падают от её ударов, и саму её пытаются убить, и всё вокруг горит, пылает, и трудно уже идти, и дикий страх за родных, за братьев, за Лаурелинмэ, за Моргомира, сковывает сердце, сдавливает лёгкие, мешая дышать, и горло разрывают рыдания, не вырывающиеся наружу, и слёзы, царапающие щёки, ползут и смешиваются с грязью и пылью, мешаются с кровью, текущей из царапин… Всё плывёт, и эльфийка едва сдерживает отчаянный крик, похожий больше на болезненный вой. Сколько ещё орков ворвётся в город? Сколько ещё придётся убить? Где Моргомир? Где Кэльдар с Мэлнилитоном? Где Лаурелинмэ? Живы ли? Что с ними? О Великие Валар!..

Где, где, где, где, где… Где?!

Стрелы неслись в воздухе, а мечи уже и не сверкали при свете пламени — сталь полностью была покрыта кровью. И огонь пылал, горел, и дома рушились, глыбы падали на голову, и Арименэль, из последних сил отбивая удары, устало уворачивалась. Орков становилось всё больше, и эллет с отчаянием вспомнила огромное войско, которое видела из окна. И приходилось отступать, а Арименэль слишком устала, чтобы возмущаться. Нужно было отступить, хотя душа негодовала и не желала отдавать монстрам ни единого метра города. Ничего не должно доставаться чудовищам, ничего!.. Но где же Моргомир?..