Страсть

— Я… я боюсь.

— Не надо. Это все равно, что твой аппендикс. Тебе будет лучше без него, — Билл смотрел на пустое серое запястье, — По моим часам Дон будет здесь в любой момент.

Люс держала серебряную стрелку так, что ее лезвие указывало на ее грудь. Водоворот выгравированных конструкций нагрелся под ее пальцами. Ее руки затряслись от волнения.

— Сейчас же прекрати, — серьезное требование Билла звучало где-то далеко.

Люси пыталась обратить внимание, но сердце ее колотилось у нее в ушах. Она должна это сделать. Она должна. Для Даниэля. Чтобы освободить его от наказания, которое он получил только из-за нее.

— Ты должна будешь сделать это намного быстрее, чем сейчас, или Даниэль, конечно, остановит тебя. Один быстрый разрез на твоей душе. Ты почувствуешь, как что-то ослабляется, дыхание холода, а потом — бам!

— Лейла, — Дон мелькнул в поле ее зрения. Дверь за ее спиной была по-прежнему заперта. Откуда он пришел?

Звездная стрела выпала из ее рук и со звоном упала на пол. Она подхватила ее и сунула обратно под платье. Билл ушел. Но Дон-Даниэль был прямо там, где она хотела, чтобы он был.

— Что ты здесь делаешь? — Ее голос сорвался, когда она попыталась заставить его звучать удивленно, увидев его.

Он, казалось, не слышал ее. Он бросился к ней и сжал ее в своих объятиях. — Спасаю твою жизнь.

— Как ты попал внутрь?

— Не волнуйся об этом. Никакой смертный человек, никакая плита камня не может затруднить любовь столь же верную как нашу. Я буду всегда находить тебя.

В его голых, бронзовых руках Люси инстинктивно почувствовала себя лучше. Но она не могла сделать это прямо сейчас. Ее сердце разрывалось на части и сковывалось льдом. Это легкое счастье, это чувство полного доверия, каждое из прекрасных эмоций, которые Даниэль показывал ей в каждой жизни — они были пыткой для нее теперь.

— Не бойся, — прошептал он. — Позволь мне рассказать тебе, любовь, что случится после этой жизни. Ты вернешься, ты снова поднимешься. Твоё возрождение красиво и реально. Ты возвращаещься ко мне, снова и снова…

Мерцающий свет лампы заставил его фиолетовые глаза искриться. Его тело было настолько теплым рядом с ней.

— Но я умираю снова и снова.

— Что? — Он наклонил голову. Даже когда его тело выглядело таким экзотичным, она знала его выражения так хорошо — что смущало обожание, когда она выражала что-то, чего он не ожидал, что она поймет. — Как ты… — не имеет значения. Это не имеет значения. Что за вопросы, ведь мы снова будем вместе. Мы будем всегда находить друг друга, всегда любить друг друга, независимо ни от чего. Я никогда не оставлю тебя.

Люси упала на колени на каменной поступи. Она скрыла лицо в руках. — Я не знаю, как ты можешь выдерживать это. Много раз, та же самая печаль…

Он поднял ее вверх. — То же счастье…

— Тот же самый огонь, который убивает все…

— Та же самая страсть, которая зажигает все это снова. Ты не знаешь. Ты не можешь помнить как замечательно…

— Я видела это. Я знаю.

Теперь он был весь в внимании. Он казался неуверенным, верить ли ей, но по крайней мере он слушал.

— Что, если нет никакой надежды на то, что когда-нибудь это изменится? — спросила она.

— Есть только надежда. Однажды, Ты переживешь это. Это абсолютная правда — единственная вещь, которая сохраняет меня в движении. Я никогда не разочаруюсь в тебе. Даже если это заберет тебя навсегда. — Он вытер ее слезы большим пальцем. — Я буду любить тебя всем сердцем, в каждой жизни, через каждую смерть. Я не буду связан ничем кроме моей любви к тебе.

— Но это так жестоко. Разве это не трудно для тебя? Ты когда-нибудь думал, что если…

— Однажды, наша любовь победит этот темный цикл. Это стоит всего для меня.

Люси взглянула на него и увидела пылающую любовь в его глазах. Он верил тому, что он говорил. Он не заботился, что будет страдать снова и снова; он пошел бы на это, терять ее много раз, живя надеждой, что однажды это не будет их концом. Он знал, что они были обречены, но он все равно попробовал снова и снова, и он всегда будет.

Его обязательство перед нею, перед ними, коснулось части ее, той, в которой, она думала, разочаровалась.

Она все еще хотела возразить: Этот Даниэль не знал проблем, встающих на их путь, слезы, которые они прольют с возрастом. Он не знал, что она видела его в моменты самого глубокого отчаяния. То, что боль ее смерти могла бы с ним сделать.

Но потом…

Люс знала. И это имело самое большое значение в мире.

Самые низкие моменты Даниэля испугали ее, но вещи изменились. Все время она чувствовала себя связанной с их любовью, но теперь она знала, как защитить ее. Теперь она видела их любовь со многих различных углов. Она поняла это в пути, о котором никогда не думала. Если бы Даниэль когда-либо колебался, то она могла бы поднять его.

Она научилась тому, как сделать это лучше: от Даниэля. Здесь она была, чтобы убить свою душу, забрать их любовь навсегда, и пять минут с ним наедине вернули ее к жизни.

Некоторые люди тратят всю свою жизнь в поисках такой любви, как эта.

У Люси все это было впереди.

В будущем для нее не будет завездной стрелы. Только Даниэль. Ее Даниэль, которого она оставила во дворе своих родителей в Тандерболте. Она должна была идти.

— Поцелуй меня, — прошептала она.

Он сидел на ступеньках, с коленями, разделенными как раз, чтобы позволить ее телу скользнуть между ними. Она опустилась на колени и посмотрела на него. Их лбы соприкоснулись. И кончики их носов.

Дэниел взял ее за руки. Казалось, он хочет ей что-то сказать, но он не мог найти слов.

— Пожалуйста, — умоляла она, ее губы приблизились к его. — Поцелуй меня и освободи меня.

Даниэль резко наклонился к ней, схватил и уложил на свои колени, чтобы укачать в колыбели своих рук. Его губы нашли ее. Они были сладки как нектар. Она застонала, когда глубокий поток радости потек через каждый дюйм ее тела. Смерть Лейлы была рядом, она знала это, но никогда не чувствовала себя более безопасно или более живой, чем когда Даниэль держал ее.

Ее руки обвились вокруг его шеи сзади, чувствуя твердые мускулы его плеч, чувствуя, как крошечные выпуклые шрамы защищают его крылья. Его руки скользнули вверх по ее спине, по ее длинным, густым волосам. Каждое прикосновение было восхитительным, каждый поцелуй таким прекрасным и чистым, что у нее закружилась голова.

— Останься со мной, — взмолился он. Мышцы на его лице становились все напряженнее, и его поцелуи стали сильнее, все отчаяннее.

Он, должно быть, понял, что тело Люс нагрелось. Жар, поднимающийся в ее сущности, распространился по ее груди и прилил к её щекам. Слезы наполнили ее глаза. Она поцеловала его сильнее. Она прошла через это так много раз, но почему-то эти ощущения были другими.

С громким свистом он раскрыл крылья, и затем ловко и плотно обернул их вокруг нее, как колыбель из мягкого белого пуха.

— Ты действительно веришь в это? — прошептала она. — Что когда-нибудь я пройду через это?

— Всем своим сердцем и душой, — сказал он, гладя ее лицо в своих ладонях, туже обтянув свои крылья вокруг них обоих. — Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. Я буду любить тебя каждый миг во времени.

К тому времени, Люс опалило жаром. Она вскрикнула от боли, корчась в руках Даниэля, тепло ошеломило ее. Её кожа горела, но он не отпустил ее.

Момент настал. Звездная стрела была завернута в ее платье, и это — прямо сейчас — был тот момент, когда она должна использовать её. Но она никогда не собиралась сдаваться. Не с Даниэлем. Не тогда, когда она знала, независимо от того, как трудно это далось, что он никогда не бросит её.

Ее кожа начала волдыриться. Жар был настолько жестоким, она ничего не могла сделать, лишь дрожать.

И тогда она могла только кричать.

Лейла сгорела, как только пламя поглотило ее тело, Люс почувствовала свои собственные тело и душу, они были свиты в обмен, стремясь быстрее убежать от безжалостного тепла. Столб огня становился все выше и шире, пока не заполнил комнату, и мир, пока это не стало всем, и от Лейлы не осталось ничего вообще.