Дни мародёров (СИ)

— Пусть оставят себе эту чертову бумажку, — он бросил взгляд на свиток, лежащий перед Питером. — В реальном мире он никому не нужен, а я так и так найду, чем заняться.

— Чем? — Питер выкатил глаза.

Сириус загадочно промолчал.

— Чем-то правильным, Хвост, — с чувством сказал он. — Лучше слушай внимательно. Вдруг тебе дадут медаль Гриффиндора за то, что ты тогда был с нами в лесу.

Питер выпрямился, оглянулся на кафедру и покраснел еще больше.

— Медаль Гриффиндора? — одними губами спросил Ремус, покосившись на Сириуса.

Сириус повернулся к нему с самым совиным лицом на свете.

— Шалость удалась, — шепнул он, и Мародеры не выдержали, прыснули, украдкой дав друг другу пять.

Питер прикола так и не понял, и до конца церемонии сидел как на иголках, ожидая чего-то и нетерпеливо вытягивая шею.

После церемонии у всех было время прогуляться в последний раз по территории замка, покататься на лодках, сходить в загон профессора Грей, за которым теперь ухаживал Хагрид, дернуть Гремучую иву за ветку, и наделать побольше фотографий для альбома.

Ну а вечером их ждал выпускной бал.

Правда, балом это можно было называть ровно до тех пор, пока он проходил в Большом Зале.

Столы убрали и заменили хороводом круглых столиков в окружении стульев. На каждом столе стояла фигура одного из животных Хогвартса в окружении цветов — красных, желтых, синих. Из-за этого Большой зал стал похож на гигантскую теплицу.

Последний ужин в стенах школы оспровождался неизменными слезами кого-нибудь из девчонок, или хлопками открываемых бутылок медовухи и сливочного пива. Эльфы расстарались в этот вечер. Еда была потрясающей. Сочное мясо в кислом, сладком соусе, хрустящий картофель— фри в масле и специях, море самых разных соусов, даже какие-то иностранные блюда — дань уважения присутствующим гостям.

Девчонки, которые целую неделю до этого сидели на завтраках, обедах и ужинах с постными минами и ничего не ели, весь вечер уплетали за обе щеки. Конечно, если вдруг не вспоминали, что это последний ужин в Хогвартсе, и не начинали реветь.

К слову о девчонках.

Джеймс и не подозревал, что они все такие красивые. Ну серьезно, какими он видел их все семь лет? С хвостиками, или косичками, почти без макияжа, в уродливой школьной форме. Сегодня все они собрались до ужина в холле и напоминали стаю выпущенных на волю райских птиц, или клумбу из самой главной теплицы мадам Помфри. Или нечто среднее.

Лили надела густо-синее, струящееся платье, которое делало её похожей на мудреный экзотический цветок. На плечах у неё лежала тонкая, воздушная ткань, похожая на небольшое синее облако. Волосы она уложила так, что их вдруг стало еще больше, к тому же посыпала какой-то золотистой хренью, и вся её пышная грива мягко мерцала при любом повороте головы. Первые три минуты после встречи в холле Джеймс в своей черной парадной мантии и зеркально— блестящих туфлях, просто ошалело пялился на неё и не мог ничего сказать. Словом, выглядела Эванс сногсшибательно, и Джеймсу трудно было сидеть, жрать, пить и слушать вторую прощальную речь Дамблдор об ответственности и долге (этот старый хрен все видел, черт бы его побрал), с которыми связана взрослая жизнь, когда ему просто хотелось схватить Эванс в охапку и затрахать до потери сознания где-нибудь в пустом классе, а еще лучше наверху, в башне, ведь там сейчас все равно никого не нет…

Так вот, не только Эванс, но и все девчонки выглядели сегодня очень аппетитно. Из-за этого все парни выглядели непомерно задумчивыми и чуть-чуть более красными, чем предполагал этот душный июньский вечер.

Марлин Маккиннон, вся кудрявая, в светлом платье, с пышной пеной вместо юбки сидела, закинув ногу на ногу. Алиса напоминала бы милую цветочную фею, если бы не её глаза, неистово-черные.

Джеймс заметил, как Ремус незаметно оттянул край воротника.

Питер сделался весь потный.

Один только Сириус молча дул медовуху из хрустального кубка и, кажется, единственный очень внимательно слушал речь.

Закончив с официальной частью, Дамблдор хлопнул в ладоши, и разноцветные воздушные шары, плавающие под полотком вместо свечей, лопнули и выбросив в воздух целое облако золотистой пыльцы. Все вскочили и зааплодировали. Стояли и хлопали под этим дождем, а Алиса Вуд вдруг принялась реветь. Громко, взахлеб. При этом она смеялась, и выглядла немножечко пугающе. Но, надо сказать, Джеймс и сам чуть было не пустил соплю.

Когда золотистый туман заволок зал так, что совсем ничего не было видно, Дамблдор еще раз хлопнул в ладоши, и туман рассеялся. Директор в пригласительном жесте простер вперед руки. На лице его играла улыбка.

Двери, ведущие в Большой зал, распахнулись и студенты ахнули. Охнули. Захлопали и запрыгали.

Каким-то образом эти двери теперь вели не в холл, а на огромную, украшенную флажками и цветными лампами поляну под чернильно-черным небом, уставленную столиками с едой и украшенной огромной сценой, на которой уже настраивали свои инструменты «Пикси Пэдстоу».

Это был потрясающий вечер, волшебный и веселый, такой, какому и полагается быть выпускному в школе Чародейства и Волшебства.

И к тому же, самый спокойный за весь год.

В этот вечер никто не напал на концерт и не попытался убить музыкантов. Никто не набросился на танцующих детей и не попытался порвать их на куски.

Это была обычная вечеринка в обычной школе. Обычный концерт и обычные танцы.

Если, конечно, не считать фейерверков, которые то и дело беспорядочно взрывались над лужайкой; шутливых дуэлей на волшебных палочках, прыгающих по столам кроликов из белого и черного шоколада, пирамид переливающегося марципана и причудливых фигур из жженого сахара; кентавров, вышедших из леса, чтобы посмотреть на это действо, пикси, которые носились в воздухе и пытались поймать искры фейерверков, и стаи фей-светляков, кружащих вокруг цветочных букетов на столах и бумажных фонарей.

Сначала они сидели все вместе, потом все вместе танцевали и прыгали в толпе под сценой. Но компания неизбежно распалась, когда «Пикси» заиграли медленную композицию. Лили потащила Джеймса танцевать, Сириус, Ремус и Питер отошли подальше от всех, прихватив со столов побольше бутылок с медовухой, но Ремуса внезапно позвал отец — кажется хотел, чтобы Ремус его проводил.

Питера, как ни странно, тоже позвали танцевать, и Сириус остался в одиночестве.

Правда ненадолго.

Он как раз прогуливался вокруг поляны, когда вдруг увидел среди гостей высокую темноволосую женщину в облаках кремовой, мерцающей ткани. Она оглядывала толпу студентов ищущим взглядом и вытягивала тонкую, хрупкую шею.

— Меда! — радостно воскликнул Сириус и пристроил на ближайшем столике свой стакан.

Андромеда Тонкс повернулась на голос, просияла и раскинула руки. Сириус легко преодолел разделявшее их расстояние и схватил двоюродную сестру в объятия.

— Как я тобой горжусь! — она отстранилась, удерживая лицо Сириуса в ладонях. Глаза цвета горького шоколада лучились теплотой. — Ты, Блэк, выпускник Гриффиндора! Это невероятно.

Она снова его обняла.

— Фактически я не выпускник, — заметил Сириус и поправил её волосы. — У меня нет диплома, и я не подбрасывал эту дурацкую шляпу.

— Это неважно. Зато у тебя есть мужество, которого не было ни у одного Блэка. А это более ценная вещь, чем какой-то там диплом, -заговорщически прошептала она, похлопав его по груди.

Он коротко улыбнулся и сжал её ладонь.

— Сириус, Сириус!

Сириус обернулся, и его улыбка стала еще шире.

Маленькая кудрявая девочка на крепких ножках пробилась сквозь толпу, подлетела к нему и буквально запрыгнула сверху, обхватив и руками и ногами, как дерево.

— Пончик! — Сириус покачнулся, но устоял и крепко обнял племянницу. — Мерлин, ты становишься больше с каждым днем!

— Да, она быстро растет! — улыбнулась Андромеда. Сухощавая, тонкокостная, точь-в-точь как её мать, Друэлла, Андромеда казалась даже меньше, чем Нимфадора, розовощекая и пухленькая.