Алкид: Начало (СИ)

«Пригодится», — сказал тогда наставник. И действительно — мальчик мог общаться на личные темы с учителем так, чтобы никто не понимал смысла. Среди оружия маленького Гектора, почему-то всегда притягивало копьё, что и заметил Алкид.

«Я подарю тебе кое-что, если докажешь, что достоин этого» И после этих слов начался Эреб. Каждодневные муки, которые назывались «разминкой», многочасовые практики с копьями разного веса и длины, плюс были мечи. Но Гектор отличался редкой упёртостью, благодаря которой добился похвалы (!!!), от Алкида, и получил в награду меч. Но клинок был особенным — по желанию он мог превращаться в копьё и наоборот, а его острота резала доспехи, словно нож — растаявшее масло. И вот, время снова ускорилось и ныне Гектор, сын Приама — Второй Генерал, а Алкид — Первый. Конечно, по происхождению троянец был выше, но по заслугам намного ниже. Поэтому троянский герой был не против места Второго, уступив греческому герою место Первого, хотя царь и хотел видеть там своего сына. Но зависти у Гектора не было — теперь уж точно не было — такой объём работы не каждый выдержит, Алкид справлялся с ней так, словно это было лёгкой прогулкой. Троянец не верил в то, что на чистом трудолюбии и воле можно добиться огромных успехов. Но Первый Генерал доказал Гектору, что возможно всё. И простой человек может вырасти до уровня полубога, только на постоянных тренировках тела и ума, и страшный змеевидный дракон может гоняться за этим человеком с интересными целями… Эту картину лучше забыть, иначе сердце не выдержит и лопнет от ужаса. После вспомненного эпизода Гектор не мог полностью отрицать версию солдат о причине такого цвета глаз и волос у Алкида. С такими ежедневными забегами сложно не поседеть. Гектор остановился и посмотрел вправо. Огромная величественная вилла возвышалась рядом с царским дворцом. Герой грустно вздохнул и медленно направился в сторону штаба, куда очень-очень не хотелось. Но что поделать-то? Как говорил Алкид: «Назвался ловеласом, получай шишки от хахаля пассии».

Медее хотелось несколько вещей. Увидеть того бога, который наложил проклятие на Алкида, дать ему в морду, вернуться к Алкиду, и дать в морду уже ему. Этот придурок (а по-другому колдунья назвать героя не могла) каким-то образом спровоцировал гнев бога, который проклял его. И это не греческий, и не египетский. Главные вопросы, которые крутились в голове у Медеи — когда и за что? Если знать последнее, то можно попытаться замолить грех и избавится от порчи, но вот когда… Этого магесса выяснить не смогла, хотя и прибегала к тяжёлым аргументам, при ругани с Алкидом. Но тот молчал, как «герой гаремника во время спора двух женщин» (почему-то ей очень захотелось использовать эту цитату воина). Но самое страшное было не в наличии проклятия, а в том, что оно не хотело исчезать даже под воздействием Руна (а эта шкура могла даже с того света вытащить)! А состояние героя заставляло плакать горькими слезами от бессилия. Бледен, словно мертвец, цвет глаз потускнел, правая рука не подаёт признаков жизни, а тело содрогается от странных судорог. И теперь Медея искала в своих фолиантах любую информацию, связанную с такими симптомами. Самое странное — это были проклятия ни олимпийцев, ни египтян, а трогать фолианты со знаниями из других стран пока не хотелось — вдруг будет упущено столь драгоценное время? Магия и зелья не помогали (Алкид сразу же опорожнял желудок после приёма жидкостей внутрь, а магическая энергия заставляла больного шипеть от боли), воин был похож на мертвеца, а знаний волшебницы не хватало для излечения или хотя бы облегчения мук Алкида. Хотелось плакать от отчаяния, но понимание бессмысленности такого поступка останавливало Медею от рыданий. Но боль, которая сжимала сердце при виде возлюбленного, не отпускала и заставляла работать, работать и ещё раз работать. Не для себя, как она привыкла, а для кого-то действительно дорогого. Тем более Алкид редко просил помочь ему, с чем-то сложным. Поддержать, да, но помочь — никогда. Он всё делал сам. И теперь Медея трудилась ради того, кто когда-то давно вытащил её из пучин отчаяния и дал свет надежды. Пока магесса копалась в личной библиотеке в собственном отдельном пространстве, Киё присматривала за Алкидом, который большую часть времени сидел на кровати и смотрел в одну точку перед собой. Любые попытки дракона растормошить или уложить парня проваливались — тот или вскакивал и вновь садился, либо бубнил что-то про «чёртовых богах». Тусклые глаза изредка смотрели на Киё, а потом снова возвращались созерцать одну точку. Ещё реже он ложился на кровать и гладил свою руку, которая была завёрнута в огромное Золотое Руно. Благо, что никто не видел нынешнюю руку героя. Распухшая и почерневшая с ярко-синими выпирающими венами, которые пульсировали и излучали странный светло-голубой свет. Мышцы конечности непроизвольно сокращались, заставляя Алкида шипеть от боли, а глаза обретали прежний цвет, но лишь на мгновение. Сначала всё было хорошо. Алкид вернулся с собрания и сел на кровать, а потом… Взор потух, руку в мгновение ока раздуло непонятной силой, разрывая перевязку, а тело забилось в конвульсиях. Не стоит говорить, каких усилий стоили девушкам снять с Генерала его покорёженные доспехи и порванную одежду. — Брюнстад должен умереть… Токиёми место в могиле. Закон должен гореть синим огнём… — бубнил Алкид неизвестные Киё имена, с которыми, скорей всего, связаны не самые лучшие его воспоминания. Неизвестные слова на неизвестном языке очень часто вылетали изо рта бледного юноши, который поглаживал руку в Руне. Однако, в отличие от Медеи, Киё с лёгкостью, с помощью обоняния, смогла выяснить происхождение проклятия. Его наложил японский бог ветров и воинов Сусаноо. Слабый запах крови и сакэ был характерен только для одного бога, японского пантеона. Но за что? Что Алкид сделал, чтобы разозлить вечно ветряного и пьющего бога, который без важной причины не покинет бутылку и свой храм. Хотя… Было у девушки предположение. Бог воинов был одним из тех, кто не любил тех, кто без спросу использует их техники или магию. И, скорей всего, Алкид откуда-то узнал об одной из техник Сусаноо и применил её. И в то же мгновение бог почуял применение и быстро скосил всю её силу, проклял и кинул предупреждение своих китайских братьев. Но главный вопрос, если теория Киё подтвердится, откуда Алкид узнал о технике Сусаноо? Её могут знать только сам бог и его верные последователи, которые отдали всё своему покровителю. Абсолютно всё (очень часто дракон задумывалась об ориентации бога воинов, но, услышав легенды о греческих богах, попросила прощения у него за плохие мысли). А тут… В Греции ну никак не мог появиться последователь Сусаноо. Они в Японии обычно обитают и никуда не уезжают. И не только это. Киё беспокоило состояние Алкида. ТАК быть не должно! Любые проклятие сопровождаются лишь отказом любой части тела или болезнью, но никак ЭТИМ! Герой вернулся в своё состояние мертвеца, когда глаза его были тусклыми, а вечная бледность, не хотела таять от жаркого южного солнца. Конечно, Киё могла попросить помощи у Гелиоса через Медею, которая тоже попросит деда помочь, но это могло спровоцировать битву или даже войну богов, чего не хотел бы Алкид, а значит, девушки тоже этого не хотят, ибо обижать воина им, ой как не хотелось. Поэтому Медее приходится копаться в своей библиотеке, а Киё следить за воином и входной дверью, чтобы никто не зашёл и не увидел Первого Генерала в таком состоянии. Но самым страшным не только для Киёхимэ, но и для Медеи было не само проклятие, а время. Эта вещь намного сильнее всех на свете, и даже свет, не может противостоять ему. Сколько продержится порча? Есть ли время, отведённое для смерти? Когда закончится оно, если проклятие вообще может прекратиться? — Алкидушка… Как ты до такого дошёл? — скупая слеза пробежала по щеке Киё. Она переживала за него сильно, ведь она привязалась к герою. Что будет, если он уйдёт? Что тогда? Ведь в мире больше нет никого роднее, чем сидящий перед ней, полумёртвый юноша. И, если Алкида не станет, она пойдёт за ним. Не важно, в Эреб, Вальхаллу или другой загробный мир, Киё пойдёт за ним, вытащит из лап богов смерти и спрячет ото всех где-нибудь в горах, где будут они жить долго и счастливо. Но тяжелее всех было Таме. Бедная кошка сидела на коленях больного хозяина и изредка жалобно мяукала, пытаясь дозваться до Алкида. Без грусти, не посмотреть на бедное животное. Мягкие лапки пытались растолкать героя, но тот бредил и не обращал внимания на потуги кошки. Прекратив тщетные попытки, она свернулась в клубок на коленях, всегда возвращаясь, если даже воин сам своими телодвижениями прогонял её. И Киё чувствовала, что питомец чувствует боль, и отчаяние проклятого намного лучше, чем она и Медея. И верны, оказались красивые слова Алкида, которые были сказаны однажды: «Мы в ответе за тех, кого приручили, но это работает и в обратную сторону». Теперь девушка поняла, почему в глазах, чересчур умной кошки, виднелась вина и сожаление. Не уберегла бедного хозяина от страшной участи. Но такая вина была видна и в глазах тихо плачущей Медеи, и Киё, которая прикрыла мокрые глаза, рукавами своей юкаты.