Хозяин видений (СИ)

Я слушала, а думала о своем. Не знаю, как на счет моего кена, но одно только присутствие Эрика, его прикосновения рождали во мне эйфорию. Так кто из нас небесное безумие? Имеет ли это значение?

Я не помню, когда именно отключилась. Наверное, истощение сделало свое дело. Я уснула, а когда проснулась, лежала на большой синей кровати. На меня смотрела комната Эрика, глубокая, как его глаза. Как он сам. Я опустилась на эту глубину, на самое дно, и не знала, смогу ли когда-нибудь всплыть на поверхность. Надо ли вообще всплывать?

Восстанавливалась я недели две. Послушно пила карое, старалась не нервничать, плотно ела. Эрик приходил стабильно по вечерам, но ночевать оставался редко. И когда уходил, в груди селилась терпкая горечь. Я лежала, смотрела в потолок и почему-то представляла его с другой. Где-то там, в какой-то кровати в какой-то квартире в каком-то городе мира. Ему-то расстояния не помеха. Возможно, он сейчас в Лондоне, в своем доме или у этих бранди.

Потом я долго ругала себя за эти мысли. Эрик мне никто. Я просто вижу его будущее. Отрывки, что приведут его в кан. Его женщины не должны меня волновать.

Но они волновали. Впервые за последнее время я буквально сгорала от неконтролируемой ревности к его потенциальным любовницам.

Со мной Эрик был нежен, но к близости не стремился. Иногда обнимал, иногда водил руками по моему животу — проверял жилу, иногда гладил по волосам. Улыбался — тепло, ласково. Но привычными намеками больше не бросался.

Наверное, боялся приближаться — я ведь могла свести его с ума кеном. Чертов кен! То хотят меня из-за него, то наоборот.

Однажды он много расспрашивал об атли. Как пережили войну, кто в племени мне ближе всего. Я рассказала. Было горько, грустно и безнадежно, как и всякий раз, когда я вспоминала об изгнании. Но внезапно поняла, что не хочу возвращаться. Пока не хочу. Не знаю, что будет после ухода Эрика в кан — вернется ли сводящее с ума чувство одиночества, заболит ли жила, захлебнусь ли воспоминаниями о прошлом. В тот момент была только горечь. Разочарование. А боль прошла. Словно Эрик снял ее своим целительским даром.

О сольвейгах он не спрашивал. О случае с кеном тоже не вспоминал, словно эти две темы были для нас табу. Они не были, я знала. Заговори я первая, Эрик не стал бы увиливать. Думаю, он ждал, что я заговорю. Но я молчала.

Однажды вечером, когда я почти уже уснула, он прилег рядом и спросил о том, почему меня изгнали. Ненастойчиво, но твердо. И показалось, спросил он это не из праздного любопытства — словно пытался что-то придумать и чем-то помочь. Чем тут поможешь? Даже если бы я хотела вернуться, законы охотников суровы. Питался и тебя поймали — смерть.

Наверное, хорошо, что Мишель в некотором роде ко мне неравнодушен. Находясь в родном городе, но вдали от атли, я, наконец, поняла, что прошлые обиды куда-то делись, и я больше не злюсь. Ни на Влада, ни на Риту, которая всегда принимала сторону брата, ни на Лару с ее колкими шуточками. Ни на Мирослава — хотя в Венгрии готова была его убить. Да и потом тоже. За то, что поддержал манипуляции друга и его жестокую затею с Кирой.

Даже на саму Киру… Герду больше не злилась. Поняла, что бесполезно. Мне никогда не понять драугра. Слишком она странная. А ко мне ее влечет лишь голод. Вернее, влек. Сейчас все сложнее.

Эрику было не все равно. Я не понимала, почему, но явно видела это, когда он на меня смотрел. И дело даже не в том, что я была той самой пророчицей. Чувствовать себя должным и по-настоящему проникнуться — разные вещи. Он проникся.

Смотрел на меня ласково, внимательно и готов был слушать.

Готова ли я была говорить?

— Все сложно, — ответила я и протерла глаза. Из окна в квартиру заглядывала ночь, светильники были выключены, и в комнату свет проникал лишь из коридора. В этом приглушенном свете глаза Эрика сияли, и я была рада, что он не видит моего лица, а я могу рассматривать его, не скрываясь.

— Конечно, сложно, — кивнул он. — С тобой легко не будет, это я понял. Но хочу разобраться, почему вождь, которому ты нужна, изгоняет тебя добровольно, а человек, узнав о возможной смерти которого, ты сама чуть не погибла от страха, боится тебе звонить.

— Глеб… — выдохнула я с сожалением.

— Глеб, — подтвердил Эрик.

— Как он?

— Жив. Почти поправился, хотя мог бы быстрее. Ты бы объяснила ему, что он не сольвейг, и ему нужны ясновидцы.

— У Глеба теперь к ним другое отношение, — пробормотала я и вспомнила Нику. Интересно, она до сих пор в Ельце? Ее ведь наверняка ищут. Глебушка, во что же ты влез? И главное — как нам теперь тебя вытащить? Я же здесь, и мне нельзя…

— Окей, с этим можно жить. Но касательно тебя он молчит. Партизан недоделанный. Я же помочь хочу! — почти обиженно сказал Эрик.

— Ты ничем не поможешь, — ласково произнесла я и благодарно сжала его руку. Он на мгновение напрягся, его лицо изменилось, а затем снова расслабился. Но тот миг я запомнила — неуверенность и боязнь навредить.

— Каждый из нас оступается. Особенно сложные девочки. Есть масса способов наказать, не настолько жестоких.

— А если оступаются не девочки?

Эрик молчал. Смотрел в глаза и ждал, когда я соберусь с силами продолжить.

— Я ничего не делала, Эрик. Влад сделал. Именно из-за него я больше не атли.

На глаза навернулись предательские слезы, а ведь я обещала себе больше не плакать из-за атли. Никогда.

— Он сделал… тебе что-то? — спросил он настороженно и сжал мои плечи. В голосе прозвучала явная угроза. Пожалуй, не стоит с ним вот так откровенничать. О сильный. Слишком сильный и может… Что? Навредить Владу? Мне-то какое дело теперь?

Дело было. Не зря же я согласилась на изгнание. Вообще стала слушать Мишеля. Ведь и секунды не колебалась, когда он предложил выход.

— Ты не так понял, — ответила я и осторожно высвободилась.

— Полгода назад Влад выложился. Слишком выложился на одном… ритуале… — Голос дрогнул, и я закрыла глаза. Вспомнилась темная река. Брызги. Запах ванили над камнями. Портал. Улыбающийся Альрик. И я, не понимающая, каким чудом спаслась. — Полгода — небольшой срок, чтобы восполнить силы, особенно с новыми законами. А Влад не любит быть слабым, для него важно чувствовать себя…

— Мощным, — закончил за меня Эрик.

— Можно и так сказать.

— Так что же произошло?

— Влад питался. Много. Несмотря на запрет. Питался в городе, а в мире есть ясновидцы, которые могут определить, кого выпил хищный. Так смотритель Липецка его и поймал.

— По закону его должны были казнить.

— Должны были, — кивнула я, вспоминая пыточную в зале заседаний охотников. — Но я договорилась с Мишелем.

— Не знал, что ты дружишь с древними, — недовольно пробурчал он.

— Я не дружу. Мишель мне не друг, скорее, наоборот.

— Тогда почему пошел тебе на встречу? — удивился Эрик.

— А вот тут начинаются сложности. Мишель — тот охотник, который убил Диму, брата Влада. Его дед долго охотился на древнего, и даже сумел запечатать ему жилу, чтобы спокойно провести ритуал кроту, но охотник ускользнул.

— Да, я помню эту историю. Так на смотрителе Липецка печать?

— Нет. Тан снял ее. Колдун. Он тоже был хищным, достаточно сильным, чтобы снять печать, наложенную вождем.

Черт, и как я тогда не подумала? Верила, что Влад может выиграть поединок. Даже надеялась на это. А ведь Тан был сильнее всегда. Первая кровь сильнее второй. Не зря же так почитается закон наследования. Не стоит ни о чем сожалеть — если бы я не убила тогда Тана, сама могла быть мертва. Или Барт. Или Люсия — ведь именно с ней у меня сильнейшая связь. Кто знает, кого Тан привлек бы моей кровью?

— На кой колдуну это понадобилось? — вырвал меня из размышлений Эрик.

— Чтобы запугать атли. Он тогда вернулся, мечтал руководить. Мишеля я убила — довела до конца дело Валентина. А Тан его воскресил. И снял печать. — Я горько улыбнулась. — Говорю же, сложно все.

— Хочешь, чтобы я поверил, что вождь атли не смог убить древнего, а ты смогла?