Свобода (СИ)

Узкая и длинная тёмная улица. Посреди неё стояла девочка с прямыми каштановыми волосами. Её новое платье было всё порвано, а из глаз текли слезы. Новое платье. Оно так много для неё значило. Родители редко дарили ей подобные подарки. Не из-за того, что не любили, а потому, что были очень бедны. Приходилось голодать. Именно поэтому девочка дорожила любой вещью, подаренной родителями. Последний кусок, последний глоток воды они всегда с улыбками на лицах отдавали девочке. Наверное, так сделал бы каждый родитель.

— Отдавай деньги! Кому сказал!

— Но это на хлеб! У меня больше нет!..

— Мне плевать на что! Отдавай! Или забыла, как больно бывает, когда бьют?

— Прошу! Сжальтесь!

Несколько оборванцев до потери пульса били ногами слабую девочку, но та словно ничего не чувствовала, зажмурившими изо всех сил, прижимала к груди несколько копеек. И всё равно, когда она теряла от боли сознание, пацаны забирали деньги и, плюясь, говорили: «О! А что так мало? Выпендрёжница! На них же ничего не купишь! Так они ещё и грязные! Мерзость!». А потом они просто выбросили эти несколько копеек. Для кого-то они были мерзостью, а для кого-то — жизнью.

— Эй, ты! Мелкая! Протри мне своим платьем обувь, оно же всё равно грязное.

— Не хочу!

— Ах ты, оборванка! Перечить вздумала?! Протирай!

— За что вы так со мной? Я же ничего не сделала плохого!

— Ничего не сделала, говоришь? Да ты на свет родилась, — это уже преступление! Теперь расплачивайся за свои проступки!

Наконец, Легион разведки пересёк утерянную Стену Марию. Осталось только обогнуть маленький городок, который находился на окраине и был создан для отвлечения гигантов. Трудно признавать, но люди, жившие в нём, всегда были приманкой для монстров.

Пейзаж разрухи, горя и смерти продолжал преследовать солдат. Хотя нет. Они не сейчас попали в него: они родились в нём.

Фрост посмотрела на свою подругу. Её лицо было необычно грустно и сосредоточено. Всё это время Фрост думала только о своих страхах и не замечала чужих. В отличии от доброй и молчаливой Лоры, девушка всегда была весёлой и воюбчивой. Им не нужно рассказывать друг другу о своих проблемах. Они в них жили. Именно в тот страшный момент, когда Лора была на волос от смерти, они познакомились.

Всё тот же тёмный переулок. Всё та же девочка в рваном платье. Только теперь у неё не было ничего кроме этого платья. Она не могла стоять. Она не могла идти. Она не могла даже дышать. В горле пересохло от жажды, а живот превратился в огромную пустую дыму.

— Девочка, нельзя лежать на холодной земле — простудишься!

Она слушала, но сил не было даже на то, чтобы открыть глаза.

— Меня зовут Фрост. Мой папа поможет тебе. Его всегда все слушаются. Пойдём со мной.

Она улыбнулась и протянула руку. Тогда впервые над девочкой выглянуло солнце.

Фрост знала, о чём думала её подруга и вспоминала такие же времена.

Длинный стол, а на нём — огромный шоколадный торт с пятью свечками. Эти огоньки отражались в счастливых глазах девочки, стоящей рядом. Она всё ждала момента, когда могла задуть эти игривые огоньки, загадывая желание.

Рядом стояли такие же счастливые родители. Муж нежно обнимал свою жену. Они переглядывались между собой, смотря на своего шоколадного ангелочка, который не выдержал долгого ожидания и начал есть торт. В итоге, маленькая Фрост вся перепачкалась в шоколадном креме.

— С Днем Рождения, родная, — прокричали родители, и мужчина, схватив маленькую девчушку, начал кружить её по комнате. Его голова закружилась, и он, споткнувшись, с громким смехом, перекрываемым восторженным криком девочки, плюхнулся на диван. Молодая женщина вначале испугалась, а потом подошла к своей семье и каждого по очереди поцеловала в лоб.

Всё тот же стол. Всё тот же торт. Только свечек задувать придется в два раза больше.

— С Днем Рождения, родная, — прокричали родители, и отец по традиции начал кружить свою девочку. А в тёмном углу сидела другая девочка и с грустным видом наблюдала за чужим счастьем.

— Лора, не грусти! Это же мой День Рождения! Я тебе не дам на нём грустить! Можешь грустить на чьём-нибудь другом, но на моём — ни-ни!

«Вот бы этого не потерять!»

Крайний городок уже удалось наполовину пересечь. Осталось совсем чуть-чуть. Гиганты пока не встречались. Но каждый принимал за них попадающиеся деревья, видел их отражение в разбитых стёклах, слышал их дыхание из тёмных домов.

Ден и Зик скакали немного поодаль девушек. Они тоже молчали. Можно было бы поговорить и о завтрашнем обеде и о позавчерашней каше. Можно было бы попытаться подбодрить друг друга или хотя бы пошутить. Но всем казалось, что вот-вот произойдёт что-то страшное. Именно поэтому каждый пытался прокрутить в голове самые приятные моменты жизни. Для солдата они были и щитом, и мечом.

Ден всё чаще и чаще вспоминал свою покойную матушку — именно так он её называл. Она умерла несколько лет назад от инфаркта. Сердце не выдержало. Она была не такой уж и старой, но почему-то всё трагично для неё обернулось. Возможно, это была для неё лучшая смерть. Она хотя бы умерла со спокойной душой, без мысли, что её сыновей больше нет в живых.

— Дениэл, иди лучше помоги отцу. Что ты со мной сидишь? Интересно, как я блины пеку?

— Нет, матушка, я просто хочу побыть с тобой. Ведь ты целыми днями и ночами в лазарете лечишь раненых. Тебе тяжело, наверное.

— Ден, иди, помоги отцу! Не волнуйся, я тебя никогда не оставлю. Вон — бери пример с Зика. Он, в отличии от тебя, уже давно стал мужчиной. А ты, бездарь, всё на блины смотришь, — рассердилась она. — У меня и у тебя ещё вся жизнь впереди. Успеем мы с тобой наговориться и насидеться вместе. Вот дела пойдут в гору, там и видно будет…

Ден жалел тогда, что послушался матушку и ушел к отцу. Ведь они всё ещё не поговорили…

Вдалеке показались проломленные ворота. Великая Стена Мария пала под натиском двух гигантов: Бронированного и Колоссального. Ещё не сравненный с землёй город издали навевал воспоминаниями о когда-то счастливой жизни.

Зик зачарованно смотрел на огромные ворота — остатки былого величия Марии. Несмотря на то, что он находился почти в конце колонны, ему было хорошо видно эту белую дыру, торчащую в Стене. За ней была пугающая неизвестность. Когда-то именно с этих ворот начинались вылазки, а теперь они были потеряны. Парень думал только об одном: как бы выжить за этой дырой. Мать умерла, но он прекрасно понимал, что смерть — естественный ход времени. Без неё не было бы жизни. Если Ден убивался на похоронах матери, то Зик не проронил ни слова. Ему было грустно терять мать, но так, ему казалось, будет намного лучше. «Мы в Легионе. Рано или поздно, но мы тоже умрём. Хорошо, что она этого не увидит», — сказал тогда парень. После этого они впервые с Деном подрались.

Что же будет, если он умрёт? — умрёт и его семья. Конечно, у него есть брат, но он знал, какую роль именно он занимал в семье, и Ден не смог бы его заменить. Всю жизнь его родные будут ощущать пустоту от потери. А эта пустота — самое страшное, что может настичь любящую душу.

«Быть в начале отряда не так уж интересно», — подумала Ханджи, подскакивая к воротам. Сколько бы вылазок она не совершила, каждый раз тряслись коленки, как на первой. Переступая эту черту, она всегда ощущала страх и горечь от понимания того, что потерь не избежать. Даже если вылазка выдастся удачной, всё равно кто-нибудь погибнет. Они ещё ни разу не возвращались полным составом. Да, многие считали её безумной, но это совсем не так. Она, будто в броню, заковывалась в свою сумасшедшую улыбку, не давая никому разглядеть, что за ней скрывается.

Тридцать седьмая вылазка. Отряд был совсем маленьким. Пятьдесят человек, не больше. Только лучшие воины. Эрвин предполагал: чем меньше людей будет в отряде, тем труднее гигантам будет их почуять.