Призрачная любовь (СИ)

— Он и без того меня не любит.

— Это две разные крайности. Просто — не любит. И ненавидит. Да ещё и за дело. Думаю, тебе это причинит боль. Что ж! Я дала слово выполнить твое желание. Я так и поступлю. Забавно будет понаблюдать за тем, что из всего этого получится. Последний раз спрашивают, ты уверена в своем желании?

— Проводи меня к Адаму.

— Прежде, чем я провожу тебя к нему, я дам тебе ещё один шанс передумать. Только один. Я покажу тебе, глупая женщина, КОГО именно ты пытаешься спасти.

Непередаваемый рев прокатился над головой Елены, заставляя её содрогаться всем телом.

— Ат суэт, ре мионоре парта си кеэ, — проревела Морена. — Ат суэт хунта лионерес*сэ Верес си суэт Чур си кеэ. Хорриэ! Ранис*сэ росс*суа…ши-ааа…

Голос, поначалу ревущий, как неистовая буря, вдруг перешел в шепот, едва различимый.

Снег взвился в воздух и превратился в уже знакомую до боли, до рези, пелену тумана. Потом он заколыхался, приподнялся, затем расступился, открывая светящуюся изнутри арку, в которой видны были опускающиеся сверху вниз белые ступени.

— Иди, смертная. Я не прощаюсь. Ибо прежде, чем эта история закончится, мы с тобой ещё встретимся.

— Спасибо тебе, Морена, — сердечно поблагодарила Смерть.

Та в ответ лишь насмешливо фыркнула, напомнив Лене бесшабашную девчонку. Мрачную и непредсказуемую. Неуправляемую. Но не смотря на все недостатки влекущую к себе, как обрыв на пропастью.

— До встречи.

— Все боги, прошлые, нынешние и грядущие не способны уберечь смертных от встречи со мной. Меня никто не минует. Удачи, Лена, — прошептала на прощание Богиня из плотной стены окружившего её тумана. — До встречи.

Голосу богини вторил вороний грай.

Лена вздохнула, перекрестилась и ступила ногой на первую белую ступень, ведущую вниз.

Глава 14

Горькая правда

Лена спускалась по лестнице. Страха она не испытывала. Любопытство и предчувствие чуда, охватившие после разговора с Мореной, окрыляли, но оказались обманчивыми. Ступени лестницы, по которой она шагала, резко обрывались у обшарпанной двери, самого что ни на есть казенного вида. Потянув дверь на себя, Лена вошла в темную комнату, с зарешеченными окнами, всю меблировку которой составляли лишь стол да стул. На стуле развалился молодой человек лет двадцати пяти. Он мог бы казаться симпатичным, если бы не набрякшие мешки под глазами и брезгливая складка у поджатых узких губ.

— Привет, — усмехнулся он при виде слегка ошарашенной неожиданным поворотом событий, девушки.

Лена подумала при этом, что ей удивительно везет на мужчин, которые вместо улыбок вечно ухмыляются.

— Привет, — согласилась она. Не в силах скрыть разочарования, грозившего обернуться раздражением, девушка нахмурилась. — Не затруднит ли вас рассказать, кто вы такой? Что здесь делаете? Ну, и заодно сообщить, что здесь делаю я?

Парень хохотнул, поднимаясь со стула.

— Как много вопросов. Ты хоть отдышалась бы с разбегу, что ли?

— Я не запыхалась.

— Хочешь торопиться? Изволь. Давай поторопимся. Пойдем.

— Куда? — девушка недоверчиво сделала шаг назад.

— На похороны твоего друга.

Дверь распахнулась. За дверью плескался дневной свет, казавшийся нестерпимо ярким. Молодой человек шагнул, было, по направлению к свету, но, заметив, что Лена не торопится следовать его примеру, в свой черед нахмурился:

— Ну и? — с вызовом бросил он. — Чего ждем?

Лена скрестила руки на груди.

— Ты не ответил, кто ты такой. И как тебя зовут.

— Это имеет такое большое значение?

— Конечно. С какой стати мне идти бог весть куда, да ещё бог знает, за кем?

— Ты шибко верующая, я погляжу, — покачав головой, фыркнул новый знакомый. — Ну, если ты настаиваешь, так и быть. Меня зовут Константин Егорович Петушенко. — Молодой человек отвесил шутовской поклон.

Пришел черед Лены иронично улыбаться:

— Петушенко, говоришь? Тебе удивительно идет твоя фамилия, ты об этом знаешь?

— Догадываюсь, — ворчливо отозвался Константин. — Ты удовлетворена. Мы может идти?

— Ну, идем, коль настаиваешь. — Лена резко остановилась, осененная неожиданной и неприятной догадкой. — Подожди! Ты сказал, тебя зовут Костей?

— Да. А что? Ты имеешь что-нибудь против?

— Нет, конечно, — машинально ответила девушка, с брезгливым любопытством внимательнее рассматривая стоящего перед ней человека. Уж не тот ли это самый Костя, который стал причиной разрыва Адама с его девушкой? Она его себе непонятно почему представляла рыжим. Но рыжим он не был. Ни капельки. — Идем.

Они шагнули вперед, в распахнутые настежь двери.

В следующее мгновение Лена не смогла сдержать крика, нос к носу столкнувшись с Сережиной матерью, выходящей из комнаты. На голове женщины была повязана черная траурная косынка. В потухших глазах светилось терпение и покорность судьбе. В руках она держала стопу тарелок и вилок.

Сережина мать прошла практически сквозь неё. Осознавать это было отвратительно и неприятно. Крадучись, Лена медленно заставила себя войти в зал, где скопилось довольно много народу. В руках люди держали мерцающие тонкие церковные свечи. Батюшка речитативом читал молитву, размахивая кадилом.

Тело Сережи лежало в гробу. Руки ему сложили крест на крест на груди, и накрыли "живыми помощами". Черная лента, испещренная желтыми словами, казалась на мраморно-белой коже неожиданно и неприятно яркой.

Лена отметила, что родственнички бывшего парня успели хорошенько набраться и даже переругаться между собой. В результате все дальнейшее мероприятия по захоронению бренных останков вызывало у неё серьезные опасения.

Двери в квартиру оказались узкими, и, потыкавшись с полчаса, ещё раз переругавшись, родственники решили вытаскивать гроб с телом через окно. С учетом того, что проживала семья покойничка на третьем этаже, — рискованное мероприятие. Лена с трудом удерживал смех, грозивший вырваться наружу. И гнев. Что же за нелепое такое создание — человек? Не жить, не умереть достойно не может.

Вслед за похоронной процессией девушка в сопровождении Кости, двигающимся за ней подобно тени, вышла на улицу. Видеть привычную, настоящую улицу родного города оказалось болезненным и одновременно сладким. Здесь с момента её смерти, видимо, не прошло и трое суток. Там же, в туманах, уместилась целая вечность.

— Как все это грустно, — с нарочитой печалью вздохнул Костя. — Знаешь, в древности покойников, которых считали "недобрыми", заложными, то есть обладающими возможностью вернуться к живым и бедокурить, подъедая родственничков, выносили не в дверь, а в окно, — хмыкнул Костя. — Считалось, что так душа будет сбита с толку и отыскать дорогу назад не сможет. Теперь вот обычаи не помнят. А исполнять вынуждены.

Лена, отвернулась, ничего не ответив.

Несчастного Серегу, наконец, спустили на землю, трагикомедия грозила приблизиться к концу. С гроба сняли длинные веревки, которыми оплели его перед тем, как спускать из окна.

Вот ведь тоже, глупые люди! Ну, нельзя, что ли, было сначала дверь измерить, а потом уже гроб заказывать?

Но посмотрев в сторону Серегиных родителей, Лена со вздохом призналась самой себе, что нельзя. Некому было измерять. Мать — убита горем. Отец — водкой. Смотреть на папашу мертвеца было до тошноты противно. Ещё немного и, забыв, по какому поводу пьянка, он, чего доброго, во все горло начнем горланить: "Во саду ли, в огороде".

До кладбища ехали долго, дорога пролегала через весь город. Маленький автобус трясся на ухабистых, разбитых дорогах. Лена, наблюдая в окно, как на мокрую стылую землю сыпется крупяная, похожая на манку, белая морозь, думала о том, что странная эта все-таки штука — жизнь. Зачинается от слияния спермы с яйцеклеткой, которые, как ни крути, весьма неприятная, похожая на тягучие сопли, смесь. Появляется в дерьме, среди крови, сукровицы и истошных материнских криков. И заканчивается вот так. Сопровождают тебя в последнюю дорогу равнодушные люди, которым до того, как и где тебя закопают, особо и дело-то нет. Лишь бы водку налили. И закусь дали.