Голубая луна (ЛП)

В кои-то веки на лице Манденауэра отразилось уважение, а не досада.

— Прекрасно. Если верить тому, что ты прочла, без этой вещицы они ничего не смогут сделать.

— А они не могут создать еще один?

— Будь это так просто, его не искали бы столь упорно, — покачал головой старик.

— А они ищут?

— Кто-то же украл улики из полицейского участка.

— Кадотт.

— Возможно, — туманно ответил Манденауэр.

Я нахмурилась.

— Но кто-то перевернул вверх дном его кабинет, так что это не мог быть он.

— Возможно. — Я неодобрительно покосилась на него, и его губы дрогнули. — Он мог и сам его перерыть.

— Может, и так. Но в том, что он вернул мне тотем, по-прежнему нет смысла. Он мог сказать, что потерял его. Или что его украли. У меня были бы неприятности.

— Верно.

— Вы действительно считаете, что он один из них?

— В моих глазах каждый — один из них, пока я не узнаю, что это не так. Подобный образ мышления сохраняет мне жизнь уже долгое-долгое время.

Я нашла палку и наклонилась над костром, раскидывая головешки в стороны, пытаясь забросать землей то, что осталось. Ботинок зацепился за камень, и я споткнулась. Манденауэр схватил меня за руку, не дав пропахать лицом золу.

Он оказался между мной и лесом.

Словно издалека до меня донесся странный щелчок. Пока что-то не просвистело в воздухе, я не поняла, что именно услышала.

Если бы моя память не опознала звук, мне бы подсказала стрела, торчавшая в плече Манденауэра. Охотник упал на колени, едва не угодив в кострище.

Я выхватила пистолет, присела перед стариком и обшарила взглядом опушку. Там ничего не было. Манденауэр подтолкнул меня ногой.

— Уходи. Со мной все будет в порядке. — Он подтащил ружье к себе на колени. Но со стрелой в плече он не сможет как следует стрелять.

Я вздохнула.

— Я не собираюсь вас бросать.

— Он уходит.

— Уже ушел, и вы это знаете.

Я поближе пригляделась к стреле. Меня охватил озноб.

— Эта стрела из самострела.

— И что?

Перед глазами мелькали обрывки воспоминаний. Захламленный дом Кадотта. Бумаги. Книги. Волчья голова на стене. Самострел в углу. Черт.

Я посмотрела на Манденауэра и решила ему не говорить.

— Неважно.

Старик изворачивался, пытаясь рассмотреть стрелу. Кровь заливала его рубашку с тревожащим напором.

— Эй! Прекратите вертеться!

— Как ты поняла, из какого орудия ее выпустили?

— Она короче.

— По мне, так достаточно длинная. — У него над бровями выступил пот. И без того светлая кожа побледнела еще сильнее.

— Пойдемте. — Я помогла ему встать, поддерживая под здоровую руку. — Отвезу вас к доктору.

— Просто вытащи ее. Я буду в порядке.

— Пулю погрызть не хотите, дружище?

— Что?

— Не обращайте внимания. Я не собираюсь ее вытаскивать.

— Вот чего они хотят. Чтобы мы отвлеклись от охоты. Если мы не уничтожим армию оборотней до голубой луны, на землю придет зло.

— Зло всегда ходит по земле, в одном обличье или в другом.

Манденауэр споткнулся, и я крепче взяла его под руку.

— Ты права. Даже если мы успешно справимся здесь, всегда есть еще один монстр где-то еще. Это никогда не кончается.

— Спасибо, приятель. Как раз то, что мне надо было услышать.

Мысль о монстрах, существовавших всегда и везде, вдобавок к осознанию, что Кадотт пытался меня убить, окончательно меня добила. Для женщины, всегда презиравшей всяческую сверхъестественную дребедень, я уж что-то чересчур сильно уверовала в монстров. Полагаю, это должно было случиться.

Я загрузила Манденауэра в свою машину и помчалась в отделение скорой помощи, сообщив по дороге Зи свои координаты и обрисовав ей ситуацию по рации. Она сказала, что передаст сообщение Клайду, если сможет его найти. У него была привычка пропадать, когда он не дежурил. Я не могла его винить. Человеку нужно немного времени вдали от хаоса.

Манденауэр закрыл глаза. Я задумалась о самострелах. Они не были распространенным оружием: в Висконсине по закону охотиться с ними можно только гражданам старше шестидесяти пяти или физически нетрудоспособным.

Тем не менее, владеть таким оружием не запрещалось, поэтому наличие самострела в доме Кадотта встревожило меня только пять минут назад.

Он имел право купить его и использовать для учебной стрельбы. Я вздрогнула, вспомнив, кто был мишенью.

Я целовала Кадотта, прикасалась к нему, позволила ему прикасаться ко мне так, как не позволяла никому другому. Полчаса как встала с его постели, а он уже попытался меня убить. Не мог просто сказать, что хочет остаться друзьями?

— Кто-нибудь еще знает, что тотем у тебя, Джесси?

Глаза Манденауэра были по-прежнему закрыты. Он сидел лицом ко мне, прижавшись неповрежденным плечом к спинке сиденья. Торчавшая из другого плеча стрела высовывалась из пассажирского окна. От ее вида меня замутило, поэтому я сосредоточилась на дороге.

— Только вы и я.

— Пусть лучше так и останется, угу?

— Конечно.

— Лучше быть осторожным, чем мертвым, — пробормотал он.

— Что приводит меня к вопросу: если они хотят нам смерти, почему не стреляют из пистолетов?

— Действительно, почему?

— Вы в курсе, что эти ваши ответы вопросом на вопрос не ответы вовсе?

— Разве?

Я так сильно сжала зубы, что даже стало больно.

— Возможно, мне стоит вытащить эту стрелу.

— Как пожелаешь, — сказал он, но его голос становился все тише, а сиденье потемнело от крови.

Я прибавила скорости. Ко времени, когда мы добрались до клиники, Манденауэр потерял сознание. Я подъехала прямо к дверям и позвала на помощь.

Дежурил тот же самый врач. Он взглянул на меня и нахмурился.

— Я начинаю думать, что вы приносите несчастье.

— Я тоже.

Санитары быстро увезли Манденауэра. Часом позже меня к нему пустили. Он был в порядке, но клевал носом, и я решила, что сейчас самое время получить ясный ответ на любой вопрос, какой бы я ни задала. А у меня их немало накопилось.

Почему мы должны перестрелять всех волков? Разве нет более легкого способа от них избавиться? Почему мы не можем вернуть их в то состояние, в котором они находились до того, как все это началось? Если есть на свете человек, который знает, как излечить оборотня, то кто, как ни охотник, истребляющий их большую часть своей жизни?

Я села на стул возле его временной постели. В маленьком отделении скорой помощи не было палат, а только отгороженные ширмами секции. Если кого-то нужно было оставить дольше, чем на одну ночь, их отправляли в больницу в Клируотере.

К счастью, Манденауэр не был настолько плох, хотя и хорошо тоже не выглядел. Он потерял много крови, и сейчас ему делали переливание с помощью капельницы. Я ненавидела эти штуки. Ощущение такое, словно тебе вязальную спицу в вену воткнули.

— Врач сказал, что утром уже можно будет ехать домой.

Он открыл один глаз, затем снова его закрыл.

— Ура.

Я фыркнула.

— Вы слишком много со мной общаетесь.

— Или, возможно, недостаточно много. — Он открыл оба глаза. — Ты спасла мне жизнь. Спасибо.

— А я думаю, вы спасли мою. Но все равно, пожалуйста.

— Ты сегодня не пойдешь охотиться.

Это был не вопрос, но все же я ответила — в манере, которую он бы понял.

— Разве?

— Нет. Ты не обучена охотиться в одиночку.

— У нас осталось мало времени.

— Верно.

— Могу я еще что-нибудь сделать?

— Принеси водки.

— Сомневаюсь, что она будет хорошо сочетаться с лекарствами. Но я имела в виду, могу ли я сделать что-нибудь с оборотнями? Существует ли лекарство?

— Если оно и есть, я ничего об этом не знаю.

Мое сердце перевернулось и камнем ухнуло куда-то вниз.

— Ничего?

Он вздохнул:

— Насколько я знаком с этой областью. Есть бессчетное количество теорий, мифов, легенд. Я предпочитаю действовать наверняка и использую серебро. Но у меня есть коллега, которая изучает лекарства. Пока что она ничего не нашла.