Полуночные тени. часть 2 (СИ)

       – И чего у Лотаров не сказал? – буркнул он. По чести говоря, короткий разговор с Зигом, когда королевский пес отлеживался в казарме Лотаров и пытался не думать о лечившей его Сьюз, вспоминать было не слишком приятно.

       – Так ведь не обо мне говорили, – хмыкнул Зигмонд.

       И в самом деле, разговор у них был о Сьюз, о планах Марти на Сьюз, о том, почему да с какой радости Сьюз ходила в обнимку с Зигом… и, в общем, ни о чем больше. Казалось тогда, что им ни до чего в мире и дела нет, кроме девушки, которая дорога обоим – но по-разному. А с другой стороны – узнай Марти правду тогда, что изменилось бы?

       – Твое, выходит, наследство…

       Какое-то время в комнате стояла тишина. Марти медленно осознавал все, что следовало из появления здесь, в отцовском замке, дальнего, но вполне живого предка. То, что «наследство» – это не только стая тварей, но и сам замок, и земли вокруг: баронство, право на титул, место, куда он мог бы привезти жену. А ведь за безземельного вояку, пусть даже уже не безродного, старый Лотар вряд ли отдаст дочь.

       – Интересно, король знал? – вяло спросил Марти. И тут же сам себе ответил: конечно, знал. Его дар – видеть и принадлежность к роду, и старших в роду. А Зигмонд перед его величеством отличился, куда там Игмарту со всеми его прежними заслугами. Да все те заслуги напрочь перекрываются тем, что незадачливого гвардейца использовали в едва не удавшемся покушении!

       – Знает, – лениво ответил Зиг. – Но лезть не станет. Это дело нам с тобой на откуп, как между собой решим, так и будет. И вот что, внучек, я тебе скажу…

       Он замолчал, как будто нарочно выжидая – сорвется ли «внучек», начнет ли доказывать свои права или, наоборот, по-щенячьи признавать силу и старшинство предка. А ведь и впрямь есть что признавать – мало того, что положение Зигмонда как старшего в роду неоспоримо, он ведь и в самом деле сильней. И как воин, и как маг, и как, чтоб его бесы драли, нелюдь…

       Нет уж, Марти лучше тоже промолчит. Признать старшинство – это еще не значит… да ничего не значит! Драться с предком за наследство он не станет, конечно. Но и стелиться перед ним не собирается. Еще не хватало!

       Зигмонд рассматривал его с откровенным и насмешливым любопытством. Анегард делал вид, что его здесь нет, но уходить явно не собирался. Марти упрямо молчал.

       Хорошее в этом дурацком не то утре, не то уже дне было одно – нога почти не болела. Спасибо Сьюз и ее снадобьям. Да бесы с ним, с Зигом, и с баронством тоже, если сама Сьюз согласится пойти за него замуж, Марти ее хоть выкрадет, но увезет с собой! Проживут. Скопленного жалованья и наград хватит на небольшой домик в предместье, хозяйство она вести умеет, в деревне все же росла, да и лекарка, опять же…

       Он этих мыслей стало почему-то легче дышать, и Марти только прищурился, встретив изучающий взгляд Зигмонда. А тот вдруг кивнул довольно, словно того и ждал, и продолжил:

       – Что я тебе скажу, Игмарт, щенок ты еще дурной, что бы там ваш капитан о себе и своей науке ни воображал. Но нахальство твое мне нравится. А манера вашего короля стравливать честных подданных – очень, наоборот, не по душе. Мельчают короли, – тут он усмехнулся по-настоящему зло, и Марти аж передернулся от ощутимо плеснувшей от предка волны гнева. Он, наверное, обязан был возразить, возмутиться, пригрозить даже – все же не абы кто, королевский пес. Но если говорить о них двоих, то Зиг был прав. Зигмонд Герейн, бесов Проклятый, нынешний глава рода. Король о нем знал, когда предложил Игмарту решать семейные дела по собственному усмотрению.

       А еще был Анегард, несправедливо обвиненный за себя и отца. Вот уж с кем его величество стравил Игмарта открыто.

       – Что предлагаешь-то? – спросил он вместо ожидаемого, наверное, возмущения. И добавил, почти точно попав в тон «внучка»: – Дедуля.

       Зигмонд расхохотался.

       – Наха-ал! Ну нахал! Жениться не раздумал еще?

       – Не дождетесь, не раздумаю, – с внезапной, самого удивившей злостью отрезал Марти. Чего обозлился, сам не понял: Анегард вроде как против не был, а Зиг в тот памятный разговор и вовсе поклялся башку Игмарту свинтить, если тот посмеет хоть малостью обидеть девушку.

       – Ну и молодец, – кивнул Зигмонд. – Баронства-то у нас два теперь, не забыл? Моим людям сюда возвращаться тошно будет, слишком горькая память. Со стаей помогу – мой недосмотр, мне и убирать за собой. А дальше – бери Сьюз и хозяйничайте. А я, вон, с Анегардом соседствовать буду, тоже весело.

       – Весело ему, – буркнул Анегард.

       – А то! Тебя, сопляка, и вовсе учить и учить еще. Или думаешь, всегда тебе так везти будет, как со мной летом и с той тварью вчера?

       – С тварью везение сомнительное, – скривился Анегард, старательно не глядя на Марти.

       – Хорошо, что понимаешь. Был бы твой дар хоть чуть слабей, да замешкайся вот этот обалдуй еще хоть малость, оба там легли бы. А тварь, вашей крови нажравшись, пошла бы дальше. Олухи.

       Хотел Марти спросить – а как нужно было? Но в последний миг заткнулся. Правильно они все делали, просто силы не хватило. Все же тварь не простая – эту нелюдь сама Прядильщица подняла.

       Хотя…

       – А вот скажи, – медленно, изо всех сил не веря в мелькнувшую нехорошую мысль, начал он, – если эта нелюдь – с силой богини, но и Герейнов та же богиня благословила… и власть над этой нелюдью дала, кстати же… почему тогда у меня не получилось? И еще – раз я начал убивать ее тварей, вместо того, чтобы ими повелевать – значит, договор разорван?

       – Да почему ж не получилось? Как раз получилось, – Зигмонд, пройдясь по комнате, сел в кресло, закинул ногу за ногу. Сейчас он полностью, до последней черточки, выглядел человеком, но от этого только муторней делалось – ну не может обычный человек с таким спокойным равнодушием и с таким знанием дела рассуждать о делах Старухи! – Подставился ты по-глупому, но ведь тварь тебя случайно достала. Ты ее, по сути, тогда убил уже. Отскочить не успел, вот и все. А договор в силе, не надейся. Она отдала тварей в твою власть – полностью. Над их смертью ты тоже властен. Знаешь, как я с ними справлюсь?

       – Как? – почему-то шепотом спросил Марти.

       – Да просто прикажу сдохнуть.

       – Просто прикажу сдохнуть, – сказал Зиг. Так спокойно, как в деревне говорят о том, что пора бы сено убрать. Или как девушки на кухне отмеряют зерно для каши. Анегард вспомнил давящую силу, что чуть не раздавила их летом на Ореховом. Кивнул невольно: да, такого приказа твари избегнуть не сумеют.

       Марти выругался, спросил:

       – И я мог бы?

       – Ты – нет. Я ж говорил, сила у вас не та. Сопляки еще, оба. Но за то, что не стали ждать меня, запершись от нелюди подальше, уважаю.

       Зигмонд встал, потянулся мягко, словно большая кошка.

       – Лотар, будешь свидетелем. Твой дар позволит.

       – Когда? – Анегард тут же поднялся, признавая право Зига командовать. Там, дома, тот подчинялся и Лотарам, и их капитану. Иногда что-то советовал, но приказывать не мог. Здесь же роли поменялись.

       – Да хоть и сейчас, – безразлично ответил Зигмонд. Подошел к окну, кивнул Анегарду на место с собой рядом: – Слушай.

       Уже привычная мертвая, вязкая, как болото, тишина, и жажда крови вдалеке. Все же здешняя нелюдь давила куда сильней, чем бывшая Зигова стая. Терпеть ее присутствие было трудно, оно отравляло, казалось, даже воздух вокруг. Анегард вцепился в косяк окна, прижался лбом к холодным камням. Так можно было балансировать на зыбкой грани двух реальностей – слышать неслышимое, не позволяя себе упасть в темную пропасть, сулящую гибель.

       В приказе Зига не было слов. Только чистая, ужасающая сила, как будто внезапный шквал или рвущая деревья с корнями буря. Затхлый яд кровавого безумия смело с той же легкостью, с какой рука хозяйки сметает крошки со стола. Анегард уловил далекий всплеск ужаса, обиды, злобной ярости – и тут же все стихло, сменившись благословенной, живой тишиной. Той тишиной, в который слышны шорох ветра в ветвях и трепет птичьих крыльев, скок зайца по полю и далекое мычание коров по тесным хлевам. Багровая тьма, клубившаяся на самой далекой окраине сознания, медленно истончалась, распадалась и таяла клочьями тумана под солнцем. Стало легче дышать, словно разжалась державшая сердце когтистая лапа.