Магия стихий.Чаровница (СИ)

Меня продержали три дня в покоях Гаральда. Самого Правителя не видела. Он после той ссоры не появлялся, а я не горела желанием что-либо менять в сложившейся ситуации. Мне вполне хватало того, что меня навещал Аувелесий и один раз заходил Мертвец. Наемник в основном молчал, лишь один раз на мои распросы по поводу его магии, ответил:

- Это наследие моего рода.

Я со слезами на глазах просила его воскресить Бьетеорию и Файтиуса, но мне доходчиво объяснил Аувелесий, что сила Мертвеца может поднять любого мертвого, но не даровать ему душу. Тогда у меня случилась истерика, от осознания своей беспомощности. Слезы катились по щекам, падая на руки, которыми я сжимала свой кулон.

- Кто бы ты ни был, тот, кто направляет меня. Молю! Останови это! - твердила безостановочно, раскачиваясь из стороны в стороны.

Никого в этот момент впокоях не было. Мужчины ушли, удостоверившись, что со мной все в порядке. Ума не приложу, как получилось сдержаться, чтобы сразу не разрыдаться. Было невыносимо понимать, что больше их больше нет.

Весь оставшийся день я просидела у окна, наблюдая за тем, как над телами защитников Виольтасской крепости воздвигали огромный курган, вершину которого венчал круг из воткнутых мечей. Внутри было практически пусто, присутствовал лишь стыд. Стыд за то, что мы опоздали и столько людей и эльфов погибло. И хотя, предельно понятно, что в этом нет моей вины, было больно наблюдать, как тела засыпали песком, как в братской могиле нашли свой покой Бьетеоря и Файтиус.

Именно в этот момент я ощутила благодарность эльфийке, за то, что тогда она хотя бы попыталась остановить и не пустить на эту бойню. Вправду говорят, что война - это мужское дело, нечего женщине, той, которая дает жизнь, видеть, как эту самую жизнь отнимают. Мой бедный Леусетиус не отходил от меня, отказывался что-либо есть, и каждую ночь выл, оплакивая смерть сородича. И никто, ни единый человек ничего мне не сказал, не выразил своего недовольства. Они все понимали. Имрит выражал всю боль и скорбь, что не могут выразить эти суровые воины.

Тела же наших врагов свалили в кучу и подпалили, так же, как они выжгли цветущую равнину перед замком. Смрад стоял настолько невыносимый и удушливый, что многие из уцелевших, слегли только из-за того, что дышали этим воздухом. И теперь во всем замке слышан громкий кашель, который перемешивался со стонами раненых. Жуткое место, наполненное страданиями и смертью. Я не могла больше тут быть, с каждым мгновением, проведенным в этих каменных стенах, мне казалось, что еще немного без чистого и свежего воздуха, просто сойду с ума.

Поэтому, как только подул воздух с Мойтывых гор, разгоняя смрах и прогоняя тучи, моросившие мелким бесконечным дождем, я принялась уговаривать командира Иммора. Он долго сопротивлялся, кричал и обзывал ‘дурной девкой, вздумавшей, свои правила всем диктовать’, затем согласился все же отпустить меня с сопровождением хорошо вооруженного отряда. Вот тут пришла моя очередь взбунтовать и доказывать, что я справлюсь самостоятельно. Если честно, то просто хотелось побыть в одиночестве. Да и людям, как и эльфам, нужен отдых после осады и битвы. Но командир уперся и ни в какую не хотел меня отпускать, даже при условии, что со мной будет имрит.

Зато сегодня, когда я вновь подошла, уже смирившись с сопровождающим отрядом, он посмотрел задумчивым взглядом мне за спину и нехотя кивнул. Облегченно выдохнув, обернулась и столкнулась со спокойным взглядом серых глаз.

Верховный Правитель Кадаган Решительный стоял с нескольких метрах от нас, с перевязанной рукой и смотрел прямо на меня. Просто смотрел, а его лицо ничего не выражало. По крайней мере для меня. Может и стоило его побагодарить за то, что разрешил, но слов не было. Поэтому, я лишь поглонилась ему. Просто склонила голову, глядя прямо на него, напряженно ожидая, что мужчина сделает.

К моему огромному удивлению, Кадаган, сложив знак Хранительницы, приложил правую руку сначала к груди, а затем ко лбу, и поклонился мне. Не просто как в знаке благодарности, а как равной. Я выдохнула, оказывается, что на какой-то миг даже задержала дыхание. Не характерно это было для него. Если я вполне ожидала извинений от Гаральда, то насчет Кадагана думала, что Правитель предпочтет избегать меня, даже беря во внимание письмо.

- Эматрион, - позвал меня Аувелесий, - Лаэви готова.

Я отвлеклась на подошедшего ко мне эльфа, а, когда повернулась к тому месту, где стоял Правитель, то его там уже не было. Усмехнулась,- ему все же не хватило духу, чтобы подойти и поговорить. Ну и пусть, так будет лучше. Без выяснения отношений, взаимных упреков и никому не нужных объяснений. Я вздохнула, пытаясь не думать больше об этом и проглотить комок, застрявший в горле. Как бы ни было обидно, надо продолжать двигаться вперед.

- Ты точно не хочешь, чтобы я с тобой прогулялся? - обеспокоенным голосом спросил Аувелесий, заметив мое удрученное состояние.

Я лишь отрицательно покачала головой, стараясь гордо держать голову, и задавить желание поплакаться эльфу. Он и Леусетиус - единственне, кого я могу с увереннотью назвать друзьями. Но сейчас ему итак хватает проблем, кроме замученной и обиженной меня.

- Пойми, сейчас война, а ты собираешься на прогулку. Это более, чем глупо.

- Аувелесий, - повернулась к другу, - разветчики проверили все, никаких врагов рядом нет. Тем более, что со мной будет Леусетиус. Волноваться нечего.

- И что ты сможешь сделать, если на тебя все-таки кто-нибудь наподет? У тебя даже сил нет! - эльф порывисто схватил меня за плечи. - Возьми хотя бы Мертвеца.

- Нет, - устало ответила, освобождаясь от его рук. - Я не вправе распоряжать Мертвецом. То, что он считал долгом за спасение Лучика, уплачено.

- Что же с тобой происходит? Ты так изменилась…

- Не беспокойся, - улыбнулась Аувелесию и похлопала по его плечу. - Со мной все будет в порядке, просто есть моменты, когда хочется побыть в одиночестве.

Он ничего не ответил, лишь молча смотрел мне в след. Я спиной чувствовала его тяжелый обеспокоенный взгляд, но все продолжала идти к бежевой лошади, которую держал за уздечку мальчишка с рваной раной через всю щеку.

- Ты бы лучше отдыхал, а не на конюшне работал, - улыбнулась ему, заметив, как расширились его глаза от удивления.

- Я уже отдохнул, госпожа чаровница, - поклонлся он мне, - теперь хочу помогать по мере своих сил.

Осталбенев на миг от такого обращения к себе, попыталась выдавить улыбку и, поклонившись мальчику, поблагодарила его:

- Спасибо. А ты не мог бы мне еще помочь? - удивленный кивок. - Скажи, в округе есть какое-нибудь уединенное место, где я могла бы просто посидеть и подумать?

Мальчик кивнул еще раз, из-за чего его пшеничного цвета волосы упали на серые глаза. Он повернулся и, указав вправо от ворот, пояснил:

- Там Черная разливается множеством водопадов. Около самого большого есть выступающая скала. Мы там мальчишками играли.

Мне хотелось сказать, что он и сейчас является тем же мальчишкой, про которого он говорит, но присмотревшись внимательнее поняла, что для этого ребенка все уже не будет так, как прежде. Не будет той беззаботности и веры в светлое будущее. Он увидел войну и смерть, что изменило его.

- Спасибо, - ласково улыбнулась и отвернулась.

У меня не было никаких сил смотреть на этого фактически еще ребенка, который уже так по-взросдому смотрит на меня, вспоминая недавнее ‘детское’ время.

Я взлетела в седло, и направилась к высокому кургану, возле которого видела белое пятно - Леусетиус. Эмрит сидел у самого подножия и смотрел на два необычных кинжала, которые торчали из земли. Оружие Бьетеории… Я вщглянула на них, а на душе было пусто. Никаких чувств, никаких эмоций, просто гнетущая пустота, от которой мне становилось еще хуже. Лучше чувствовать хоть что-нибудь, тогда есть хотя бы призрачное ощущение того, что живешь. Видимо, это какое-то пограничное состояние между жизнью и смертью, когда плевать на все существующее.