Дни мародёров (СИ)

– Почему ты спрашиваешь?

Сириус внезапно разозлился.

– Рокс, я похож на идиота? Я видел, что с тобой происходит весь этот месяц. И знаешь, меня это тоже бесило. Бесило, что ты ничего мне не говоришь.

– А ты бы хотел, чтобы я говорила с тобой о таком? – Роксана слабо улыбнулась. – Чтобы я говорила о ней, о них?

Сириус осекся и посмотрел на неё с таким выражением, что Роксана вдруг остро почувствовала себя дурой.

– Да, хотел, – наконец сказал он. – И мне жаль, Рокс, – он взял её лицо за подбородок. – Мне действительно жаль.

Пару мгновений Роксана просто смотрела ему в глаза, а потом коротко пожала плечами.

– Мы с ней никогда не были по-настоящему близки. Ты сам понимаешь. Я её почти и не знала… – Роксана провела пальцами по обкусанным губам и вдруг громко хохотнула. Сириус даже слегка испугался, так это было неожиданно. – Ты знаешь, так странно! Все говорят, что им жаль, все сочувствуют, болтают…а я… я ничего не чувствую, Блэк, – она посмотрела на него огромными, страшными глазами. – Представляешь? Совсем ничего! Ты мне веришь? Интересно, если бы они все знали, что мне на самом деле наплевать, говорили бы все эти слова, как ты думаешь? А будь она здесь, сказала бы, что всегда знала, какая я бесчувственная дрянь! – Роксана хохотнула еще раз, задумчиво глядя куда-то в пол, а потом вдруг громко порывисто расхохоталась и закрыла лицо ладонями.

– Ты меня понимаешь, да? – она продолжала смеяться, как помешанная, хотя из глаз уже вовсю катились слезы. – Понимаешь, каково это – быть таким жестоким и бессердечным, тебе ведь было наплевать на то, что Блэйк сделала с тем… ну с тем! Мерлин, какая же ты дрянь, Блэк! И я! Какие мы оба! – и она снова зашлась хохотом. – И как нас земля только носит, ты посмотри на нас… – она громко икнула.

Сириус не выдержал, схватил её, и коротко, но резко встряхнул.

– Всё, Малфой, хватит! Успокойся! Ты слышишь меня? Ты ни в чем не виновата! Это они тебя предали, а не ты их. Они, Рокс!

Роксана испуганно всхлипнула, уставившись сквозь пелену волос и слез на Сириуса огромными, как пуговицы глазами. А когда поняла, что он на самом деле ничего не знает и имел в виду совсем другое, её бурная истерика истощилась. Роксана зажмурилась и заплакала, как маленькая, вцепившись в его руки.

– Помоги мне, Сириус, – прошептала она. – Пожалуйста, помоги. Я устала. Я так устала от всего этого. Я не могу так больше, не хочу обо всем этом думать… я хочу забыть. Помоги мне это забыть, я прошу тебя. Я этого не выдержу.

Её слова превратились в шепот, в котором можно было различить только слово «забыть».

Сириус растерялся. Вид у Роксаны был такой, будто еще немного – и она тронется, губы дрожат, вся трясется. Убедить её словами было невозможно, да и все слова в этой ситуации были бесполезными, поэтому он принял единственное, как ему казалось, верное в этой ситуации решение – нашел её соленые губы, прижался к ним и не отпускал до тех пор, пока они не ожили ему навстречу, и пока натянутая как струна Роксана не расслабилась. Он ждал, пока она сама отстранится, но Роксана не только не отстранялась, а наоборот, распалялась все больше и больше, беспорядочно хватала, когтила и сжимала руками, обхватывала ногами, льнула к нему всем телом и так нетерпеливо изгибалась, что у Сириуса не хватило сил превратить процесс, пусть момент и был совсем неподходящий.

Стол скрипнул, когда он навалился на него, Роксана ахнула, у неё вырвался тихий стон. Сириус вцепился в края стола, Роксана провела ногтями по его плечам, груди и животу, сверкая глазами и жадно глядя на Блэка, пока он с нарастающей скоростью возил ею вперед– назад по скрипящей столешнице. Лицо её было измазано потекшей тушью, губы искусаны, волосы растрепались.

Они трахались так самозабвенно и с такой страстью, что даже не заметили, как в проходе между стеллажами кто-то появился. Мальсибер подошел очень тихо, явно не намереваясь выдавать свое присутствие, и теперь стоял в тени книжного шкафа, небрежно привалившись к нему плечом и с вежливым любопытством наблюдал за происходящим.

У Северуса Снейпа выдался трудный день.

После ужина ему хотелось только одного – забросить все учебники, перья и конспекты подальше, и просто лечь спать. Но осознание того, что ЖАБА уже через два с половиной месяца, не давало ни спать, ни есть, и он как конченый ботаник, проводил за книгами всё свободное время. Тем более, что больше ему нечем было заняться. Клуб прекратил своё существование, его члены, так же, как и сам Северус, с головой ушли в учебу и ни на что другое не оставалось сил.

И вот, поборов ужасную сонливость, он принес в гостиную как можно больше книг, обложил ими целый стол и погрузился в чтение толстенного талмуда по алхимии, где не было ни слова на английском.

Время тянулось медленно, страницы переворачивались еще медленнее. Всё больше хотелось спать.

Северус потер лицо и сосредоточился, намереваясь выяснить, какую дозу толченых костей использовали ацтеки в своих ритуалах омолаживания, но строчки расплывались перед уставшими, сонными глазами. Засыпая, Северус вдруг отчетливо услышал у себя над ухом голос Лили, встрепенулся и оглянулся, но рядом никого не было.

Несколько недель назад, почти сразу после того, как её выписали, она вдруг подошла к нему в коридоре, оставив Поттера с друзьями. Подошла сама.

Северус тогда так растерялся, что и слова не смог вымолвить – просто таращился на неё слезящимися глазами, как на какое-то неземное чудо, таращился с таким жалким и несчастным видом, что потом ему и самому было за него стыдно. Но разве он мог что-то с этим поделать? На тот момент он уже свыкся с мыслью, что Лили умрет, а она выжила. Выжила и подошла к нему, глядя так же, как смотрела когда-то, без неприязни, или презрения. А потом заговорила.

– Я знаю, что ты помогал Джеймсу и остальным добыть то лекарство, – сказала она без всяких предисловий и Северус опустил книгу, которую читал. – Джеймс рассказал мне всё. Рассказал, как вы рисковали ради него, как это было для тебя важно. Рассказал даже, что ты целый месяц торчал в лаборатории по ночам, чтобы приготовить его самому. Только я не знаю, правда это, или нет, он ведь любит шутить, – она усмехнулась, как Северусу показалось, немного виновато. Он тяжело сглотнул, но ничего не ответил, хотя в мыслях – о, Мерлин – сотню, тысячу раз проигрывал этот самый диалог.

Лили коротко сжала его запястье и тут же отпустила.

– Спасибо тебе, Сев. Мне… для меня это правда очень много значит, – она немного помолчала. – Вот только мне совсем не нравится то, что… ради того, чтобы добыть это лекарство первым, ты готов был причинить вред мои друзьям, – температура её голоса упала сразу на несколько градусов, пока она произносила эти слова. На Северуса прямо-таки повеяло холодом. Он собрался было что-то сказать в свое оправдание, но она не дала.

– И если бы тебе это удалось, поверь, это понравилось бы мне еще меньше, – сказала Лили и её темные брови хмуро сдвинулись на переносице. – Я бы ни за что не согласилась обменять свое проклятие на свободу или жизнь тех, кто мне дорог. И уже никогда не смогла бы тебя простить, – она помолчала. – Хорошо, что у тебя ничего не вышло.

С этими словами она ушла, а Северус так и остался стоять в темноте, с книжкой в руках и в странном ощущении невесомости.

Он сам себе все испортил. Он сам.

Несколько раз после этого разговора Северус пытался сам с ней поговорить и объяснить все, но рядом с Лили всякий раз неминуемо оказывался Поттер и ему ничего не оставалось, кроме как отступить. Но её взгляд, тот самый взгляд, по которому он так скучал, преследовал его днями и ночами.

А теперь начал преследовать еще и голос.

Северус потер запястье и попытался выкинуть все это из головы, но тут вдруг в коридоре, ведущем к спальням раздался какой-то шум и возня, а затем – знакомые голоса.

Северус медленно закрыл книгу, настороженно глядя в сторону коридора, поднялся и бесшумно подошел поближе. Благо, людей в гостиной было немного, да и те занимались своими делами. В Слизерине вообще мало кто обращал на что-то внимание, если оно не касалось его самого.