Бессмертные (ЛП)

Она, действительно, нравилась ему.

- Тогда остается никто.

- Нет, остаются Норны. Подумай об этом. Чем больше тебя гнобят, тем быстрее ты сделаешь то, чего они хотят. Норны стирают воспоминания. Первое, что они тебе расскажут, это как стереть у всех из памяти то, что произошло на соревнованиях.

- У них ничего не выйдет, - сказал Торин, появляясь в гостиной. - Рейн никогда не станет Норной, - он выглядел шикарно в своей синей рубашке, которая оттеняла цвет глаз. Он подошел прямо ко мне.

Как обычно, в его близости, в животе все будто перевернулось. Он протянул руку и убрал мне за ухо прядь волос, затем медленно наклонился, заставляя меня ждать и предвкушать поцелуй. Ненавидела, когда он так делал, и в то же время любила, когда он доводил свой замысел до конца.

Я закрыла глаза, но он только быстро коснулся моих губ своими и отошел на шаг. Мои глаза распахнулись. Он самодовольно улыбался, словно издевался, а затем сказал:

- Эндрис, ты должен был исчезнуть пять минут назад.

- Чертовски верно, - ответил Эндрис. - Будто мне хочется кататься здесь третьим колесом, пока вы тут милуетесь.

- Не обращай на него внимания, -

сказал Торин, хватая меня за руку. - Он просто ревнует, - он повел меня на кухню. - Присаживайтесь, - сказал он, указывая на стул. - Я приму ваш заказ. Салат или сэндвич, - на столе лежал пучок салата, помидоры, красный лук, хлеб, мясная нарезка и ломтики сыра. Все свежее.

Я улыбнулась.

- Салат.

- Я так и знал, что вы это скажите, - он потянулся за разделочной доской и достал нож. Словно профи, быстрыми и точными движениями, он начал нарезать помидоры. Каждый ломтик получался ровным, как предыдущий.

- Где ты этому научился?

- То тут, то там. У Валькирий полно времени. Когда мы не притворяемся школьниками или студентами, ожидая, пока умрет какой-нибудь бедолага, и не провожаем души в чертоги, стараемся учиться чему-нибудь новому. Я готовлю лучше, чем большинство шеф-поваров, - похвастался он, - могу починить любой двигатель с закрытыми глазами, назвать любой город в любой стране и говорить на всех известных человеку языках, включая пару мертвых, - он взял красный лук и разрезал его поперек. Он накрошил первую половинку, даже не проронив слезинки.

- Ладно, ты обязан показать мне, как это делается.

- Иди сюда, - я поднялась и встала возле него. Он привлек меня к себе, так что спиной я упиралась о его грудь, а животом о стойку. Положив подбородок мне на плечо и касаясь щекой уха, он вложил в мою руку нож и сверху накрыл своей, направляя движения.

Не так просто сконцентрироваться, когда его дыхание касается моей кожи, зная, что стоит повернуть голову, и мы поцелуемся, и я отрежу себе пальцы. Он потерся своей щекой о мою, и у меня захватило дыхание.

- Сконцентрируйся, - предупредил он.

- Тогда перестань путать мне мысли, - проворчала я.

Его усмешка была такая завораживающая и сексуальная, что я не заметила, как начала улыбаться в ответ. Каким-то образом ему удалось показать мне, как правильно держать лук, чтобы не порезаться, и нарезать горизонтальными полосками, чтобы при этом не слезились глаза.

- Прекрасно.

Я повернула голову и прошептала ему на ухо:

- Спасибо.

Он простонал и поцеловал меня.

- Один - ноль, - сказала я.

Он отклонился и вздернул бровь.

- Хочешь поиграть?

- Нет, - закачала я головой.

- О, да. Посмотрим, кто кого быстрее соблазнит.

На готовку того, что должно было занять минут 10-15, у нас ушел час, я совершенно забыла о времени. Он показал мне, как мыть листья салата и как пропечь хлеб, чтобы получился сэндвич, от которого потекут слюнки. Наверное, готовить еще никогда не было так весело.

- Расскажи, как мы встретились, - попросил он, после того как мы поели.

- Но Эндрис...

- Рассказал свою приукрашенную версию, в которой выставил меня полным мудаком. Мне жаль, что я раньше не поверил тебе, Веснушка. Ты простишь меня?

Я кивнула, улыбаясь и пытаясь изо всех сил сдержать слезы. Я прощу ему что угодно, если это значит, что он все вспомнит. Ничего не утаивая, рассказала ему все, начиная с нашей первой встречи и заканчивая его исчезновением. Его глаза потемнели, а челюсть сжалась, когда я рассказывала, насколько опустошенной чувствовала себя, когда он исчез, как искала его на танцах и заключила сделку с Норнами, чтобы вернуть его. Я еще не закончила говорить, когда он притянул меня к себе.

- Достаточно, - хрипло прошептал он. - Мне жаль, что я причинил тебе столько боли.

Не уверена, кому из нас было хуже: мне - оживлять в памяти ту ужасную неделю, или ему - слушать все это.

- Нет, здесь нет твоей вины. Все это сделали Норны.

- Но я позволил этому случиться. Я должен был исцелить тебя, когда была возможность, и встретить последствия лицом к лицу, - он отклонился и провел костяшками пальцев у меня под глазами. Я поняла, что плакала. Он гладил меня по щеке, коснулся кончика носа. - Здесь и сейчас, я обещаю, что никогда не позволю тебе снова пережить такую боль.

Я кивнула.

Его глаза скользили по моему лицу.

- Я хочу вспомнить все. Ты поможешь мне?

- Хорошо, но мама сказала, Норны тщательно стирают воспоминания людей. Папа так и не вспомнил то время, что они провели вместе, пока до него не добрались Норны.

- Твой отец Смертный, а я Валькирия. Я вспомню, - его высокомерие подняло голову, но мне было все равно. - Я хочу вспомнить, как впервые увидел тебя, что чувствовал, когда прикоснулся к тебе первый раз, наш первый поцелуй. Хочу вспомнить, как держал тебя у себя в руках, когда ты спала после операции. Хочу почувствовать ту боль, когда чуть не потерял тебя, чтобы помнить, насколько ты ценна...

В этот раз поцеловала я, вынуждая его замолчать.

- Каждый раз, когда ты целуешь меня, касаешься и даже смотришь на меня, словно первый. Мы можем создать больше воспоминаний.

- Я все еще хочу, чтобы они вернулись, - сказал он упрямо, и я знала, что слышать о том, что было, совершенно не то, что помнить. Он погладил ту часть головы, где у меня остался шрам после операции. - Можно?

Немного смущаясь, я кивнула. Он убрал волосы и провел пальцами по неровной поверхности кожи, нащупывая титановые болты, удерживающие кость, часть которой хирурги заменили титановой пластинкой.

- Тебе больно или неудобно? - тихо спросил он, словно пытался представить мою боль.

- Нет. Я практически об этом не думаю, только когда голову мою, - солгала я. Голова больше не болела, но этот участок был неровным, и иногда мне казалось, что один болт шатается. - Я была у терапевта несколько дней назад, он массажировал шрам. Сказал, что если часто так делать, шрам и кожа быстрее придут в норму.

- Значит, поэтому ты была в больнице, - сказал Торин.

Это объясняло шум мотора Харлея, который я услышала.

- Ты следил за мной.

- Присматривал. Это не одно и то же, - легкими и нежными касаниями он массажировал шрам. Было приятно. - Как насчет того, чтобы в следующий раз тебя отвез я? Так не придется следить за тобой.

Я уставилась на него.

- Ты же не собираешься теперь относиться ко мне как к фарфоровой кукле.

Он крепко обнял меня, наклонил голову и зарылся лицом в мои волосы. Я сидела у него между ног на диване в гостиной, опираясь спиной о его грудь.

- Почем нет? Ты хрупкая Смертная, и я не хочу, чтобы тебе снова было больно. Кроме того, тогда в этом был виноват я.

- Хмм, нужно подумать, -

поморщилась я. - Во-первых, я не надолго останусь Смертной, и тебе надо это принять. Во-вторых, в этом не было твоей вины. В-третьих, ты не пойдешь со мной в больницу. Мой терапевт, наконец, набрался смелости, чтобы упомянуть о том, что случилось на соревнованиях. И у меня предчувствие, что в следующий раз он спросит меня, откуда я узнала, что будет, и я не хочу пугать его и вынуждать думать о худшем. Хочу дать ему спокойный и разумный ответ.

Как только я упомянула соревнования, Торин замер.