Коробка с угольными карандашами (СИ)

― Какое это имеет значение?

― Наверное, никакого. Для всех прочих. Но я хотел бы знать причину. Вряд ли это был случайный выбор или бескомпромиссный приказ, если судить по всему, что ты рассказывал. Ты сам выбирал, ведь так? Тогда почему именно я?

― Потому что именно ты, ― едва слышно отозвался после непозволительно долгой паузы Кай и исчез в тенях. Нет, сбежал! Просто сбежал.

Хань понурился, тяжело вздохнул, потыкал пальцем в горку синего порошка и провёл жирную тёмную линию по белому.

Кай прав ― Хань не мог не рисовать. Но если он снова будет рисовать так, как прежде, ему не потребуется больше прибегать к помощи демона. Так ведь? Это же возможно? И Хань рисовал сутками снова и опять, перебирал наброски, составлял новые композиции для масштабных полотен. Иногда результат ему нравился, но очень редко. Гораздо чаще Хань испытывал разочарование.

Поздним вечером он долго сидел у холста и смотрел в одну точку, а потом понял наконец, чего он хочет.

― Сегодня ты мало работал, да? ― подметил появившийся с убегающим за горизонт последним солнечным лучом Кай.

― Неважно. Кай?

― Что?

― Я хочу нарисовать тебя.

― Зачем? ― с искренним недоумением спросил изрядно озадаченный Кай. ― Рисуй других людей.

― Я не хочу других, я хочу тебя. Да и где я найду второго такого с этой вот кожей. ― Хань бесцеремонно потрогал пальцем смуглую кожу на плече Кая. Тот отступил на шаг в сторону и посмотрел мрачно из-под нахмуренных бровей.

― Это плохая идея.

― Почему? Я просто тебя нарисую и…

― Нет.

― Но почему?

― Я не хочу. ― Тон Кая не оставлял сомнений в том, что отказ твёрдый и окончательный.

Хань поразмыслил и решил схитрить.

― А при каких условиях ты бы согласился? Вряд ли правила запрещают тебе позировать. Ты же демон, кто тебя узнает на картине? Другие демоны, что ли? Им есть до этого дело? А на людей тебе самому наплевать, так ведь?

― Я просто не хочу, ― покачал головой Кай.

― Почему?

― Потому что.

― Это не причина.

― Я не обязан объяснять причины моих поступков. Я обязан лишь выпить тебя досуха, когда придёт твой срок, ― отрезал Кай и растворился в тенях, поставив в этой беседе жирную точку.

☆☆☆

На выставку Хань потрудился пригласить и Сэхуна. Не только из вежливости, но и потому, что Хань беспокоился. В прошлую их встречу Сэхун выглядел осунувшимся, теперь же осунувшимся и измученным выглядел Хань, хотя расплатился с демоном лишь за две картины.

Вопреки его опасениям Сэхун явно чувствовал себя гораздо лучше.

― Я думал, ты из студии не вылезаешь…

― Я не ты, хён, ― скупо улыбнулся Сэхун, ― я больше не пишу. Пока что. У меня достаточно денег, чтобы жить в собственное удовольствие.

― Ты… не пишешь больше? ― потрясённо выдохнул Хань, глядя на Сэхуна с недоверием. Он подумать не мог, что Сэхун бросит однажды живопись, ведь тот всегда казался таким же увлечённым, как и Хань.

― Наверное, это было твоё влияние. ― Сэхун пожал плечами и взял бокал с подноса, пригубил. ― Когда мы оказывались далеко друг от друга, я начинал интересоваться иными вещами и забывать о живописи.

― Но в Академию ты же поступил без меня. Как я мог повлиять на тебя? И до встречи со мной ты был талантливым и увлечённым… Ты же любил писать картины так же сильно…

― Значит, раньше я платил за них меньше, ― резко одёрнул его Сэхун. ― Давай не будем говорить об этом? Поговорим о тебе. Я вижу, ты снова пишешь. Как раньше?

― Почти.

― А выглядишь ты по-прежнему паршиво. Спал бы ты побольше, хён. Или не с кем?

― Не твоё дело.

Сэхун понимающе улыбнулся и, наклонив голову и понизив голос, проронил:

― Понадобится посильная помощь ― только скажи.

Пара интервью, пара бокалов вина ― и Хань всё-таки оказался в перекрытом крыле, где были пустые залы и подсобки. Ни его, ни Сэхуна не хватило бы на путь от выставочного комплекса до мотеля. Насчёт Сэхуна Хань ничего не знал, но сам он слишком долго обходился собственными руками, чтобы терять эту возможность спустить пар и высвободить накопившееся напряжение.

Они жадно целовались и стаскивали друг с друга пиджаки в помещении, отведённом под реставрационную студию. Часть оборудования уже установили, поэтому продолжать именно тут было опасно ― оборудование дорогое.

Сэхун нашарил за спиной ручку, нажал и распахнул дверь в уборную. Зеркало на стене, три раковины в ряд, две кабинки и плитка под малахит на стенах.

Хань вцепился в воротник, заставил Сэхуна наклонить голову ниже, яростно впился в губы и запустил руку в карман чужих брюк, чтобы нашарить блестящий квадратик.

Не успел.

Ханя с силой отшвырнуло к стене, а Сэхуна ― к раковинам. Сэхун не удержался на ногах и упал, затем прижал пальцы к разбитой губе.

Дверь широко распахнули, после чего отлично знакомый Ханю низкий голос коротко, но веско велел Сэхуну:

― Вон отсюда.

Этот голос едва заметно дрожал, как и сам Кай. Пальцы, которыми он стискивал ручку двери, побелели от напряжения.

Сэхун хотел что-то сказать, но внезапно передумал, взглянув в зеркало. Он торопливо принял вертикальное положение и вымелся из туалета, аккуратно притворив за собой дверь. К двери Кай и прислонился спиной, испустив тяжёлый вздох.

Хань возмущённо пялился на Кая и пытался обрести дар речи. Это не помешало ему испытать чувство облегчения ― Кай озаботился найти одежду в виде простых тёмных брюк и белой рубашки, хотя прежде не считал нужным утомлять себя подобными мелочами и расхаживал обнажённым.

― Какого чёрта? ― наконец смог выдать Хань. Тело уже не горело, но неутолённое и подогретое возбуждение напоминало о себе неприятными ощущениями, почти болью.

Кай молча повернулся к двери лицом, взялся за ручку, но вдруг прислонился лбом к деревянной панели и закрыл глаза.

― Кажется… в таких случаях люди говорят «прости», ― пробормотал он. ― Прости.

― Что?

― Прости, ― чуть громче повторил Кай. ― Твоё тело давно никто не зажигал, да? Я знаю, но…

Хань просто молча ждал, стиснув кулаки.

― Я так не могу, ― едва слышно договорил Кай, вновь повернулся спиной к двери и съехал по ней вниз, сел на полу и сложил руки на коленях, правда, через минуту он закрыл ладонями лицо, а кончиками пальцев вцепился в собственные взлохмаченные тёмные волосы.

Хань одновременно и понимал, и не понимал, что именно происходило с Каем. Было бы странно не догадываться ни о чём, если он постоянно замечал на себе пристальные взгляды Кая. Но Хань просто не мог в это поверить ― сам ведь видел, как Кай терялся в тенях, появлялся из ниоткуда и уходил в никуда. Значит, точно демон. А демон… Демон ― это не человек.

― Ты испортил мне ночь, ― в итоге заявил Хань, наклонился к Каю и тронул за плечо. ― Вставай уже и…

Кай крепко сжал его запястья, дёрнул к себе и опалил поцелуем шею, поймал губами мочку левого уха и тронул кончиком языка маленькую серьгу. Горячо и сладко ― до дрожи.

― Пусти… ― Хань сам прекрасно расслышал, насколько неубедительно прозвучала эта просьба. Он не хотел, чтобы его отпускали. Он всё ещё хотел огня, а Кай ничем не хуже Сэхуна, даже лучше, потому что Ханя и Кая не связывало странное и запутанное прошлое, перечёркнутое в один из серых дней и порой восстающее из могилы по вине то Сэхуна, то Ханя. Мертвецам место в земле, и Ханю давно следовало порвать с Сэхуном и запретить даже такие пустые отношения. Просто секс ― и ничего больше, но только не с Сэхуном. Раньше не было выбора, но сейчас ― есть.

Конечно, демона трудно назвать равноценной заменой, но чего Ханю бояться? Кай рано или поздно выпьет его душу ― уже всё равно.

Кай поймал руки Ханя и заскользил губами по тонкой светлой коже, как будто повторяя голубой узор вен. Раскрытая ладонь и мягкий поцелуй у основания, почти на самом запястье. Хань зажмурился и предположил, что Кай сейчас губами отчётливо ощущает его пульс, знает, как сильно и быстро бьётся его сердце.

Кай избавлял Ханя от одежды так, как обычно ребёнок разворачивает блестящий фантик, чтобы добраться до желанной шоколадной конфеты. Лёгкие и нежные движения, бег смуглых пальцев по шее, плечам, груди. Огладить, приласкать, одновременно упиваясь ощущениями.