Мгновения жизни (СИ)

Переведя взгляд туда, где находились Северус с девочкой, Тобиас думал о том, что совершенно растерян. Он давно стал считать Северуса взрослым, ведь в его возрасте он уже вовсю после школы помогал отцу в больнице с мелкими поручениями и ни о какой нежности или внимании, кроме профессионального, речь уже не шла.

«Но я не мой отец, − рассуждал он, − я даю ему гораздо больше, позволяю больше, поговорю с ним, советую. Опять же, я не хочу, чтобы он рос в больнице, как я, и в итоге я все равно плохой. Что же я сделал не так?»

− Вот возьмем и спросим, − уверенно ответила Эйлин, словно подслушав его мысли, и, вставая, протянула мужу руку, − мы родители или кто?

Отложив решение проблемы на вечер, они пошли дальше вдоль реки, догуливая рекомендованное на консультациях время, стараясь не думать о проблеме и не волноваться раньше времени.

Комментарий к Глава 11. Многие знания-многие печали

* - курсивом выделены цитаты из Даров смерти, гл.33 “История принца”.

========== Глава 12. Новый опыт ==========

Легкая музыка, доносящаяся из приоткрытого окна, заставила Северуса удивиться, а когда он открыл дверь, то и вовсе замер, удивленно глядя на родителей. Они танцевали. Обнявшись, они медленно переступали с ноги с ногу, улыбаясь друг другу, и даже не заметили возвращения сына. Или сделали вид, что не заметили, потому что стоило музыке внезапно закончиться, сменившись голосом диктора, как Тобиас, нежно отпустив жену, повернулся к Северусу.

− Привет, сын, − сказал он с улыбкой, но от его тона у Северуса совершенно иррационально пробежали мурашки, и он только кивнул, судорожно пытаясь вспомнить, где и как мог проштрафиться. На ум приходила только не заправленная с утра кровать, но на такую мелочь отец бы не стал реагировать. Нацепив на всякий случай маску безразличия, Северус махнул рукой родителям и молча направился в комнату.

− Не так быстро, сын, − услышал он и, зажмурившись и вздохнув, понял, что ему не показалось и что он явно вляпался в неприятности.

− У меня проблемы? — спросил он осторожно, стараясь сделать тон как можно более спокойным.

Вместо ответа Эйлин, сидящая рядом с Тобиасом на подлокотнике дивана, молча похлопала ладонью рядом с собой, призывая Северуса сесть.

«Да что я сделал?! − взмолился про себя Северус, садясь в кресло, что стояло ближе к выходу. Не то, чтобы он думал, что ему придется убегать из дома, но такое странное поведение родителей его пугало. — Лучше бы уж ругались, а то смотрят на меня страшными глазами, как шизофреники с тех фотографий».

Северус вспомнил, как недавно нашел в подвале чемоданчик с рабочим материалом матери Тобиаса, и, изучив занимательные фото вдоль и поперек, очень впечатлился тем, как могут выглядеть больные и неадекватные люди. Особой жути фотографиям добавляло их черно-белое исполнение.

− Милый, − начала Эйлин и, заметив, как Северус дернулся и посмотрел на нее едва ли не с ужасом, добавила: − сыночек мой, а как ты думаешь, у нас все в порядке?

От слов матери Северус почувствовал, что вспотел и что ему очень-очень страшно. Его мама, та, которую он знал всю жизнь, просто так ни за что не называла его «милым» и «моим сыночком», предпочитая просто обнимать сына, если было настроение. И вот сейчас он смотрел, как его мама, все также странно улыбаясь, словно вылезла из рекламы зубной пасты, ждала от него ответа.

Северус медленно кивнул, искренне надеясь, что в родителей не вселились инопланетяне.

− А как ты думаешь, мы любим тебя? — спросил Тобиас, опираясь плечом на книжные полки. — Ты ведь знаешь это?

− Да что я сделал? − вскрикнул Северус, поднимаясь с кресла и отбегая к порогу гостиной. − Что с вами такое, что за странные вопросы, а?

Он раскраснелся и, чувствуя себя все еще ужасно напуганным, кричал первое, что приходило на ум, видя, как медленно тают гротескные улыбки родителей.

− Ладно, видит небо, мы попытались, − сказал Тобиас, отстраняясь от полок и наконец уже выключая радио, начавшее играть какую-то нудную песню. — Мы с мамой сегодня услышали одну очень занятную вещь. Оговорюсь сразу, мы не хотели подслушивать и просто оказались рядом по воле случая… Понимаешь, о чем я говорю?

Он выразительно посмотрел на сына, все еще стоящего в дверях, но выглядящего уже менее напуганным и явно пытающегося понять в чем дело.

Северус лихорадочно перебирал в голове все, что могло подойти под описанное отцом, но в голову упорно не приходило ничего дельного.

«Хоть выглядеть стали нормально», − подумал Северус, разглядывая теперь уже хмурые лица обоих родителей, и молча пожал плечами, показывая, что так и не понял, о чем речь.

− Очень жаль, − сказал Тобиас, вздохнув от огорчения, что приходится все так разжевывать.

Придя домой, все оставшееся до возвращения сына время они готовились и думали, как правильно начать этот непростой разговор. Увлекшаяся психологией Эйлин предлагала начать по-хорошему, мягко и с улыбкой. Она предполагала, что так разговор сам выйдет на нужную тему и не придется ничего рассказывать, но этот план потерпел крах в самом начале.

«Мы явно перестарались с улыбками, он явно напугался. Неужели мы такие ужасные?» − расстроенно думала Эйлин, взглядом передав Тобиасу право начать нелегкий разговор первому.

− Мы с мамой слышали, как ты говорил с кем-то о том, что мы очень часто ссоримся, − стараясь быть как можно деликатнее, сказал Тобиас, − и нам очень важно знать: почему ты так сказал?

«Попал», − подумал Северус, чувствуя, что земля будто уходит у него из-под ног.

Он и сам не знал, зачем вообще стал однажды очернять родителей перед Лили. Просто в один из дней он был сильно обижен за то, что его заставили убираться в своей комнате, и наговорил ей лишнего. Потом, тем же вечером помирившись с родителями, он и думать забыл о своих неосторожных словах, но вот Лили взяла за правило интересоваться тем, как идут дела у него дома, едва ли не каждый день. Отрицать большую часть сказанного Северус считал глупым, да и после каждой жалобы ему было очень приятно видеть в глазах подруги сочувствие и заинтересованность, так что жалобы на родителей стали нормой. С каждым днем он все более утрировал домашние сценки настолько, что в какой-то момент сам стал верить, что дома все неблагополучно.

− Я не знаю, − тихо сказал он, глядя в пол и краснея до кончиков ушей.

− Но ты сказал, что мы постоянно ругаемся, что я ничего не люблю и ты мечтаешь уехать отсюда поскорее, Северус, − вопреки всем ожиданиям сына спокойно сказал Тобиас.

− Это очень нас огорчило и даже ранило, − подала голос Эйлин, − неужели мы настолько ужасные или делаем что-то не так?

− Да, − согласился Тобиас, − если тебе плохо, ты всегда можешь сказать нам, Сев. Я же всегда говорю, что готов выслушать любую твою проблему.

Северусу стало стыдно, но вместе со стыдом из глубины души внезапно поднялась ярость.

− Да неужели? — слыша себя будто со стороны, воскликнул Северус, заставив отца переглянуться с мамой от неожиданности, − вы оба вечно либо ссоритесь, либо в больнице своей пропадаете и даже не думаете, что мне тут может быть страшно ночью одному! А ты вообще все время допытываешься, что да как, будто допрос больному устраиваешь. А я не больной, что вам до моих дел!

Он надулся и уставился на родителей, шокированных не меньше него такой внезапной откровенностью.

Эйлин попыталась было чего-то сказать, но лишь открывала и закрывала рот, в то время как в уголках глаз появлялись слезы.

− Северус, − сказал Тобиас, задумавшись, как и жена, не в силах придумать ответ.

− Вот именно, «Северус», − передразнил его сын, − есть еще вопросы?

Он скрестил руки на груди и уже было почти ступил на первую ступеньку, как Тобиас, слегка повысив голос и снова назвав его по имени, велел остановиться.

− Во-первых, сын, мы не ругаемся, мы просто эмоционально разговариваем. И даже если такое происходит, то это наше с мамой личное дело, которое тебя никак не касается. Мы с мамой друг друга любим, и это главное, что ты должен знать! Во-вторых, в больнице мы работаем. И если ты наивно полагаешь, что в Хогвартс принимают на бюджетной основе, то ты глубоко ошибаешься. Во всяком случае, на бюджетной основе туда принимают сирот. Или ты хочешь стать сиротой?