Когда боги проснутся - 1 (СИ)

   - Ты плачешь из-за того, что упал?

   Данвольд смотрел на племянника внимательно и серьезно. Его добрые глаза сочувственно прищурились, но он не позволил себе жалости.

   - Или из-за того, что не забрался на ветку?

   Мальчик на минуту задумался, а потом, шмыгнув носом, невнятно пробурчал:

   - Что не забрался...

   - Что ж, - одобрительно кивнул Данвольд, - это поправимо. Только здесь нужны не слезы, а тренировка. Ты хочешь научиться?

   Мальчик вздохнул, шумно вытер нос протянутым ему платком и кивнул.

   И он научился.

   Ренвольд улыбнулся своим воспоминаниям. Он многому научился здесь, в горах Дарритоса.

  Дядя Данвольд, казалось, всегда невозмутимый и рассудительный, любил племянника. Мальчик чувствовал тепло и сердечность, исходившие от этого старого, как ему тогда казалось, и очень доброго человека. Но Данвольд никогда открыто не показывал своей любви. Он делился с мальчиком знаниями, учил его писать, читать и думать над прочитанным, спрашивая со своего воспитанника за все его поступки так же, как с любого из обитателей замка, как с самого себя. И Ренвольд очень скоро научился не только анализировать, сопоставлять и делать выводы, но и быть выдержанным при неудачах и сдержанным в эмоциях, когда что-то получалось. И скупная похвала дяди значила для мальчика гораздо больше искренних восторгов служителей замка, отмечавших его достижения.

   Показавшийся среди деревьев просвет напомнил Ренвольду, что он у цели.

  Молодой человек вскочил на взбодрившегося Горна и пустил его в галоп. Въезжать в замок надо было конным, как подобало рыцарю.

   Оставив коня на попечении встретившего его старого конюха, обрадовавшегося неожиданной встрече, Ренвольд поднялся по узкой винтовой лестнице, ведущий в кабинет Верховного Жреца. Остановившись пред входом, он тихонько постучал и, не дожидаясь ответа, осторожно приоткрыл маленькую узкую дверцу. Сначала ему показалось, что знакомая полутемная комната освещалась только большим камином, в котором ярко пылало огромное полено. Но когда глаза Ренвольда привыкли к полумраку, он увидел на столе, заваленном свитками, огромными толстыми фолиантами и листами бумагами серебряный канделябр с двумя зажженными свечами. На краю стола стоял небольшой металлический треножник. Под изящной ретортой едва заметно вспыхивал то оранжевым, то синим цветом язычок пламени, вырывавшийся из спиртовки. Словом, этот большой кабинет по-прежнему был похож скорее на комнату для занятий магией и алхимией, чем на место официальных приемов Верховного Жреца.

   За высокой спинкой массивного стула, стоявшего спиной к двери, нельзя было увидеть, кто именно сидел в нем. Но из-за нее изредка показывались быстро двигающий кончик пера и локоть пишущего человека.

   Ренвольд опасливо покосился на тонкую струйку пара, изящной спиралью поднимающегося из открытого края реторты и слегка покашлял, надеясь привлечь внимание дяди.

   Это ему удалось. Рука с пером замерла на полпути. Из-за спинки стула выглянула мужская голова с длинными седыми волосами. Умные добрые глаза с настороженным интересом уставились на вновь прибывшего.

   - Кхм...- опять смущенно кашлянул вошедший. - Здравствуй, дядя!

   - О боги! Ренвольд!

   Обладатель седой головы, с трудом отодвинув тяжелый стул, шагнул к молодому человеку и раскрыл объятия.

   - Мальчик мой! Сколько лет!

   Коротко обняв своего гостя, высокий худощавый старик отстранился, жадно оглядел племянника и, похлопав его по плечу, растроганно пробормотал:

   - Ты так вырос...Возмужал...Ковольд может гордиться тобой!

   Молодой человек стиснул зубы.

   - Отец умер, - опустив глаза, негромко произнес он.

   Верховный Жрец погасил приветливую улыбку и пристально взглянул на племянника. Только сейчас он заметил, что тот осунулся и потемнел лицом.

   - Когда это случилось? - помолчав, спросил Данвольд.

   - Три дня назад мы зажгли погребальный костер.

   - Три дня? - старик прикинул в уме расстояние до Дарритоса и покачал головой. - И ты сразу отправился сюда?

   Ренвольд кивнул и тяжело вздохнул, вспоминая тягостный обряд погребения. Только после того, как печальные девы-плакальщицы накрыли помост с телом Властителя ветками вереска, а четыре рыцаря поднесли погребальные факелы к четырем его углам, он понял, что теперь остался один на один со всеми проблемами Агорраса. И только потом, вспомнив о своем воспитателе, после долгих раздумий Ренвольд принял решение, с которым теперь приехал к дяде.

   Данвольд печально вздохнул.

   - Подумать только, - покачивая головой, огорченно пробормотал он, - а ведь Ковольд на десять лет младше меня...

   Предложив племяннику сесть на длинную, обтянутую бархатом скамью у стены, Верховный Жрец опустился рядом с ним.

   - Расскажи мне, мой мальчик, что с ним случилось? Мы виделись с Ковольдом полгода назад, и я не помню, чтобы он жаловался на здоровье.

   Ренвольд поднял на дядю тяжелый взгляд. Он уже понял, что здесь, в оторванных от мира горах Дарритоса, еще не знают, что произошло в Агоррасе. Молодой человек вздохнул и начал свое повествование.

   По мере того, как он рассказывал о внезапном и вероломном нападении соседей, о похищении Священного Жезла и смертельном ранении отца, выражение лица Данвольда становилось все мрачнее.

   - Почему ты сразу не послал гонца?

   - В это время я был в монастыре Святых Отшельников, - медленно выдавливал слова Ренвольд.

   Было видно, что это далось ему с трудом.

   - Наставник оставил меня, чтобы....Я опоздал на несколько часов...

   - Понятно...

   Данвольд тяжело вздохнул и сочувственно похлопал племянника по колену.

  Верховный Жрец украдкой бросая из-под пышных бровей взгляды на племянника, думал о том, как много дала судьба этому молодому человеку, и как многого лишила. Он умен и красив, отважен и силен. Но теперь Ренвольду предстоит занять трон рода Вольдов. Раньше, чем предполагал его отец. Раньше, чем предполагал он сам. Что ж...Ренвольд - вполне зрелый человек. А то, что молодость для него закончилась так быстро и так трагически, не помешает ему стать достойным правителем.

   В детстве Ренвольду не довелось узнать материнской любви. Его мать, прекрасная Ортина, умерла, когда мальчику было всего два года. Ее хрупкое тело не вынесло новых родовых мук. Вместе с ней на погребальный костер легло так и не появившееся на свет безымянное дитя.

   Данвольд невольно закрыл глаза, вспоминая, как на подламывающихся от невыносимой душевной боли ногах, еле сдерживая рыдания, он подошел к уже занявшемуся кострищу. Погребение специально задержали, дожидаясь, когда Верховный Жрец доберется до столицы. И там, на погребальном костре Данвольд увидел Ортину в последний раз. Его мечта, его прекрасная любовь уходила в небеса, так и не узнав о преданном и верном друге. О его любви.

   Почему-то сейчас Верховный Жрец неожиданно вспомнил, как первый раз увидел Ортину.

   Вернувшаяся из храма Великой Богини свадебная кавалькада остановилась во дворе замка. Сияющий от счастья Ковольд протянул руки, помогая своей юной жене спрыгнуть с лошади. Ортина с лукавой улыбкой упала в объятия мужа и засмеялась от радостного возбуждения. А Данвольд, встречавший молодых у входа в замок, застыл на месте, не в силах оторвать взгляд от прекрасного лица Ортины, от белозубой улыбки, от ее больших веселых глаз. Он впервые разглядел невесту, а теперь - жену брата, которую до этого видел только мельком.

   Ортина! С этой самой минуты Данвольд понял, что для него больше не существует ни женщин, ни веселых компаний, ни, в общем-то, будущего. Потому, что Ортина - его единственная любовь, его несбывшаяся надежда, несостоявшаяся судьба. И другой такой он не найдет в этой жизни.

   Данвольд стоял так долго, что его Советник, деликатно кашлянул, напоминая Властителю, что он должен приветствовать молодых. С трудом отведя глаза от порозовевшего прекрасного лица Ортины, Данвольд собрал всю свою волю, чтобы довести приветственную церемонию до конца. Обращаясь, в основном, к брату, он пожелал молодой семье счастья и благополучия в новой жизни и, чуть заметно склонив голову, поздравил юную жену Ковольда. Ортина, слегка оробев при виде сурового Властителя, испуганно оглянулась на мужа. Но тот только кивнул, показывая, что все в порядке.