Темная сторона Эмеральд Эберди (СИ)

- Но как мои чувства должна была пробудить ложь о печатной машинке? Ты сказал, ее невозможно уничтожить. Сказал, что только убийство Сомерсета положит конец этому безумию. Но это полная чушь!

- Эмеральд…

- Ты ведь знал об этом, - разочарованно покачиваю головой, - ты знал, но солгал мне.

- Нет. – Старик тяжело выдыхает. Его костлявая рука вытирает испарину со лба, а на лице вдруг появляется выражение растерянности. – Я не лгал тебе. Не в этот раз.

- То есть? Хватит нести бред. Венера сказала, что она способна уничтожить машину.

- Она, может, и способна. Но мы не сделаем этого.

- Что? – возмущаюсь я. – По какой причине? Разве есть что-то важнее смерти Сета?

Мортимер стареет на глазах. Я не понимаю, почему он бледнеет и отходит в сторону рояля. Руками он облокачивается о крышку инструмента и замирает на несколько секунд.

- Что с тобой? – спрашиваю я. Неожиданно я ловлю себя на мысли, что волнуюсь за старика. Вдруг ему плохо? – Ты в порядке?

- Эмеральд, я клянусь, что не сразу понял, в чем дело. Я не знал, а когда все осознал, то просто испугался. Я ведь не ты: я умею бояться и часто это практикую.

- Что ты несешь?

- В первый раз я задумался над этим, когда ты рассказала мне о вспышке; о видении, которое возникло между тобой и Хантером Эмброузом. Простые люди так не могут.

- В смысле – простые люди?

- Сомерсет видит нечто подобное.

- И? – недоуменно хмурю лоб я. – Причем тут он?

Цимерман практически страдальчески выдыхает. Пытается улыбнуться, но выходит просто ужасно. Меня начинает бесить этот разговор.

- Очень давно, когда я еще не работал с твоим отцом официально, он пришел ко мне в штаб, держа в руках обмотанного в одеяло ребенка. Мальчишку. – Морти кривит губы и делает несколько шагов ко мне навстречу. – Он запретил мне об этом рассказывать, а я так и не понял, что произошло. Уже на следующей неделе Колдер стал моим напарником.

- Не понимаю…

- Эмеральд, как ты выжила? – спрашивает Цимерман, расширяя светлые глаза. – Как ты пережила тот пожар? Никто ведь так и не сказал, что с тобой случилось; каким образом ты оказалась на улице живая и невредимая. Это было чудом. Однако единственное чудо, о котором мне известно, стоит здесь. В соседней комнате.

Мне нечем дышать. Мысли взрываются в моей голове, и я растерянно отхожу назад, все больше и больше расширяя глаза.

- Нет, - встряхиваю волосами, - не может быть.

- Я тоже не поверил. Но потом Эриния нанесла тебе четыре ножевых ранения, а ты, моя дорогая, осталась в живых. Это странно, тебе так не кажется?

- Но это невозможно! – вспыхиваю я. Лицо обдает холодом. Впервые мне становится по-настоящему страшно. – Я старею. Я чувствую. Я…

- Это лишь очередная загадка, ответ которой нам неизвестен. – Мортимер подходит ближе и поджимает губы. – Мне очень жаль.

- Ты лжешь!

- Твой отец пожелал, чтобы ты очнулась. И вот, Эмеральд, ты жива.

- Я не могла умереть. Не могла! – Нервно пожимаю плечами и пронзаю Цимермана обиженным взглядом. – Ты опять пытаешься меня обмануть?

- Нет, дорогая. Не в этот раз. Мы не уничтожим печатную машинку, ведь если с ней что-то случится, умрет не только Сомерсет. Но и ты.

Я резко отворачиваюсь. Сжимаю пальцами талию и смотрю перед собой, пытаясь не сойти с ума, не сорваться на крик. О чем он говорит? Чего от меня хочет? Если бы я была такой, как Сомерсет, я бы не чувствовала. Я бы перестала стареть, перестала замечать, как скоро несется время. Я была бы совсем другим человеком!

- Эмеральд.

- Замолчи! – взрываюсь я и вновь гляжу на старика. Внутри клокочет дикая злость. Я буквально ощущаю, как кожа покрывается жаром, как лицо вспыхивает от испуга и какой-то странной обиды. Так и хочется заорать во все горло: я не верю! Но это будет ложью. Я всю жизнь только и делала, что боролась с темной стороной. Я ненавижу всех, мне чужды людские эмоции, их переживания. Они любят, волнуются, ждут, верят, а я…, я ничего не ощущаю. Во мне живет пустота, и только ярость заполняет уголки рассудка. Как долго не осознавала я, что давно перестала жить. Я умерла семнадцать лет назад, и вместе со мной умерли все мои чувства.

Глаза покалывает. Я порывисто сжимаю их пальцами, а затем обессиленно опускаю руки вниз. Они падают, наливаются свинцом и тянут меня за собой.

- Венера сказала, что я темная, - шепчу я, разглядывая взволнованное лицо Морти.

- Это не так. Дорогая, ты исцелилась, ты чувствуешь!

- Разве? Нет, Морти, нет! Я ничего не чувствую. Уже давно. Мне наплевать на тебя и на мою мать, на отца. Я смогу спокойно жить, если все вы умрете, и в груди у меня ничего не екнет, потому что там ничего и нет.

- Не говори глупостей.

- Так и есть. Я…, я…, - зажмуриваюсь и распахиваю глаза, потерявшись во времени. Голова вдруг кружится. Оглядываюсь и шепчу. – Я – чудовище.

- Эмеральд…

А как иначе? Чего еще я ожидала? Думала, не любить это нормально? Да люди ведь только и делают, что живут ради чувств, ради отношений, ради волнений и удовольствий, ради тепла, грусти, бешеного калейдоскопа эмоций. Жизнь и есть – сплошное ощущение в какой-то момент каких-то событий. А я всегда бегу по острию, надеясь испытать хотя бы толику того, от чего у других сносит крышу. Я испорченный продукт. Девушка без чувств. Полагала, что сама выбрала равнодушие. Но оказалось, что это бесчувствие выбрало ее.

- О чем бы ты сейчас не думала, ты ошибаешься, - восклицает Мортимер. – Человек не может быть темным, когда он отдает свою жизнь за других. Это противоестественно.

- Я не собираюсь ни за кого отдавать свою жизнь.

- Ты так думаешь.

- Я уверена.

- Хватит говорить о том, о чем ты понятия не имеешь!

- А ты имеешь?

- Эмеральд…

Внезапно распахивается дверь. Я и Цимерман одновременно поворачиваем головы. Не хочу никого ни видеть, ни слышать, и поэтому когда на пороге показывается голова не на шутку перепуганного мистера Доусена, сжимаю в кулаки пальцы. Как же все надоело!

- Мортимер, - отрезает он, запыхавшись, - я не хотел врываться, но Прескотт только что разбудила Эмброуза. И вы…

- Зачем она это сделала? – удивляется старик. – Надеюсь, Хантер на чердаке?

- Терранс связал его.

- Ладно. Сейчас мы подойдем.

Я не собираюсь произносить ни звука. Однако растерянно выдыхаю, заметив на руке мужчины глубокий порез. Прямо на ладони. В ушах у меня что-то взрывается. Сирена! Не понимая, что творю, я, будто гарпия, прыгаю вперед и хватаю Доусена за локоть, когда он почти выходит из комнаты. Мои глаза горят огнем.

- Что это? – рычу я. Мужчина испуганно пятится назад. Мямлит что-то, правда, мне наплевать. С силой дергаю его на себя. – Что это такое, вашу мать, мистер Доусен?

- Я…, я…

- Что ты делаешь, Эмеральд?

- Замолчи, Морти! Отвечайте, ну! – я испепеляю адвоката яростным взглядом. Меня так и покачивает в сторону от потока ядовитой злости. Венера сказала, что за нами кто-то наблюдает, что этот человек хочет причинить мне вред, что он - предатель. – Вы порезали руку, когда следили за мной? Так ведь?

- Спенсер…, - запинается Цимерман.

- Говорите же!

- Я…, я не…

В глазах мужчины что-то меняется. Они становятся ледяными – как и у меня, когда я намереваюсь разодрать кому-то глотку. Не успеваю среагировать, пусть и невольно этого жду. Доусен размахивается, испускает вопль и вонзает сжатый кулак в мой торс.

- О господи! - От боли я стону, прогибаюсь вперед и едва не падаю на колени.

Чертов ублюдок! В глазах прыгают черные точки. Я цепляюсь пальцами за дверь, не сразу прихожу в себя, лишь спустя мгновение. Но эти секунды переворачивают все, что когда-то было важным; все, что во мне хотя бы казалось светлым. Я выпрямлюсь, полная не той злости, что копилась у меня много лет. Это нечто новое. Оно черное, ядовитое и не прощает ошибок. Я иду за Доусеном не с целью проучить его. Я хочу его убить.

- Эмеральд! – кричит позади Цимерман, но я уже несусь вперед.