"Крестный" (СИ)

Кто я теперь? Что я теперь? Для чего я теперь?

– Я так его любил, – прошептал еле слышно, кожей ощущая новые горячие дорожки слёз. – Люблю и буду любить всегда.

Стив покосился на меня, но промолчал. Я не хотел говорить с ним, не хотел знать его мнение. Мне было всё равно, что там считает этот чёртов ублюдок в чёрном. Для меня в этом мире существовал только один идеал. И они уничтожили его. Орион… Мой Орион…

Стив нервным движением включил радио. Наверное, чтобы не слышать моих слов.

Я бы не пережил сейчас чего-то весёлого, но даже музыка, казалось, скорбела вместе со мной: мягкие тихие слова, что напоминали мне о нём.

Кому я теперь нужен?

Love is like a sin my love

For the ones that feel it the most.

Что я могу сделать без него? Мстить? Но зачем?

Oh well the devil makes us sin

But we like it when we’re spinning in his grin.

Мне было всё равно какой он. Я просто хотел быть с ним рядом. Просто быть с ним. И чтобы все оставили нас в покое.

Я закрыл глаза. Не знаю, что будет дальше. Просто не знаю.

– Выходи.

Стив остановился около дома моих родителей. И что дальше? Снова жить с ними?

– У меня ещё куча дел, но через пару дней я заеду, чтобы проведать тебя, – он хмуро глянул на меня и отвернулся, сжав руки на руле. – Ради Роба я сделаю это. Будь моя воля, и пальцем бы не пошевелил для тебя.

– Не сильно огорчился бы, – прошептал я и вышел из машины.

Почему-то во мне даже ненависти не осталось – одна усталость.

Стив хотел было что-то сказать, но махнул рукой и уехал. А мне ничего не оставалось, как войти в дом.

На звук открывшейся двери выглянула мать.

Брезгливое выражение лица и презрение. Чего ещё можно было от неё ожидать?

– Явился, дьявольское отродье, – прошипела она.

– Явился, – я пожал плечами, не особо реагируя на её слова. Было как-то всё равно. – Могу я идти в свою комнату?

Я сделал было шаг к лестнице, как она взвизгнула:

– Нет!

Пришлось остановиться и уделить ей внимание. Хотя мне не очень-то и хотелось идти в свою бывшую комнату. Там не осталось ничего, что было бы мне дорого: всё сгорело в огне.

– Ты никуда не пойдёшь, мерзкая тварь! Я не желаю видеть тебя в нашем доме! – надрывалась мать.

– И куда мне теперь идти? – обхватив себя руками за плечи, я потеряно замер посреди гостиной.

– Плевать! Катись куда угодно, урод, – шипела мать.

– Я имею право тут жить…

– Ты не имеешь никаких прав! Альберт! –вдруг заорала она.

Отец не заставил себя долго ждать.

– Что случилось? – увидев меня, он остановился и тут же скривился: – Что эта погань делает у нас дома?

– Я твой сын, – потерянно прошептал я, не понимая, почему они так меня ненавидят.

– Никакой ты мне не сын! Ты мерзкая тварь, – скривился он. – Пошёл вон из нашего дома!

Я даже не знал, что сказать. Как так? Почему так?

– Теперь этот мерзкий колдун не защищает тебя, – внезапно он ухмыльнулся и шагнул вперёд.

Почему-то мне стало страшно. Я никогда не видел у него такого взгляда.

– Нам всё рассказали эти фэбээровцы, – поддакнула мать. – Орион наконец-то кормит червей. Давно пора было!

– Не говори так о нём! – заорал я и тут же полетел на пол, просто сметённый мощным ударом отца.

– Закрой рот, паскуда! – он занёс ногу, видимо собираясь пнуть меня, но неожиданно замер и схватился за сердце.

– Альберт, что случилось? – тут же затарахтела мать, суетясь вокруг него. – Что случилось, милый?

– Я… кх… – он захрипел и повалился на пол, всё так же не отрывая руку от сердца.

Мать тут же побежала вызывать скорую, а я наблюдал, как мой отец корчится в судорогах.

Сам не знаю почему, но я ощутил удовлетворение. И теперь оно было моё, собственное. Я точно был в этом уверен.

– Ненавижу вас, ненавижу! – прошептал я, сжимая кулаки.

Отец дёрнулся и застыл, закатив глаза.

Он… умер?

А потом примчалась мать и начала визжать. Она орала и обвиняла во всём меня. Я даже оправдаться толком не мог, потому что не был уверен, что она не права. Но я… действительно убил отца?

– Убийца! Ты такой же, как и он! Тварь! Тварь!

Приехавшая скорая оттаскивала её от меня, но мать так и норовила вцепиться мне в волосы.

Врач осмотрел отца и констатировал смерть от инфаркта, матери сделали укол успокоительного, и нас всех троих отвезли в больницу. А потом началось что-то непонятное. Приехала незнакомая женщина, говорила о чём-то с матерью. Медсестры в больнице смотрели на меня с жалостью и называли мать религиозной фанатичкой. А та продолжала твердить, что я дьявол, и меня надо сжечь на костре.

В какой-то момент ко мне подошла та женщина, что разговаривала с матерью, и присела рядом.

– Привет, Натан.

– Привет, – прошептал я и вздохнул.

Мне было уже плевать на то, что произойдёт со мной. Я убил отца, мать меня ненавидит, Орион… мёртв. Зачем мне жить… так?

– К сожалению, твоя мама заболела. Очень серьёзно, – начала женщина.

– Она чокнутая, – равнодушно пожал я плечами.

– Кхм… Можно сказать и так, – смутилась та. – Мы не можем оставить тебя с ней. Поэтому теперь ты будешь жить в специальном месте, где о тебе позаботятся. Не стоит волноваться. Всё будет хорошо.

Так меня забрали в детский дом.

Глава 20

Этой ночью я так и не смог уснуть.

Лежал в чужой кровати, в чужой спальне чужого дома. Стоило закрыть глаза, как я тут же представлял Ориона. Живого Ориона, который забирает меня из этого места.

От избытка переживаний за день душа словно выморозилась и больше ничего не чувствовала. Даже плакать не хотелось. Я просто молча лежал с открытыми глазами и пялился в потолок.

В голове стучала лишь одна мысль, лишь одно имя: Орион, Орион, Орион…

Мне чудилось, что он тянется ко мне, хочет обнять, но расстояние между нами слишком велико, чтобы я смог почувствовать его тепло.

Он обещал. Обещал, что заберёт меня, и мы поедем в Париж. Так почему единственный человек, которому я верил, не сдержал своё обещание? Так хотелось верить в то, что он жив, что он ещё придёт за мной. Но та боль мне не причудилась, а в душе теперь эта пустота. Я не чувствую Ориона, просто не чувствую. Но может…

Тяжело вздохнув, я сжался в маленький комочек и всё-таки закрыл глаза. Нужно было что-то решать, как-то жить дальше.

Отец мёртв, мать сошла с ума, я в детском доме. В один момент из обыкновенного ребёнка с полным составом семьи я превратился в ничто. Теперь никто не будет оплачивать мою престижную школу, покупать мне дорогие игрушки и модную одежду, кормить вкусностями и возить в Диснейленд. Орион…

Я закусил губу, чтобы позорно не разреветься.

Теперь никто не будет любить меня. Не надо остального, мне нужна лишь любовь Ориона. Только он, только он…

Заснул я с трудом. Наутро болела голова и поднялась температура, я лежал в кровати и бредил. Мне казалось, что мой крёстный вот-вот придёт и заберёт меня. Я звал Ориона, кричал его имя во весь голос, но он всё не приходил и не приходил. Почему? Почему так?

Меня сразу перевели в больничное крыло. Весь день я провёл в постели, обливаясь потом и чувствуя боль во всём теле. Словно каждая моя клеточка изменялась, перерождалась, умирала без него… Хотелось, чтобы боль закончилась, и наконец уйти вслед за ним, но тело не желало сдаваться, а боролось за право жить. Хоть и без него.

Вокруг меня суетились люди, давали какие-то лекарства, но от них не становилось лучше. Они не могли излечить одним движением руки, просто поглаживая по больному месту. Всё, буквально всё напоминало мне о нём. Меня знобило Орионом.

Через день пришёл Стив.

Он с удивлением смотрел на меня, будто видел в первый раз. Это и не удивительно. Я сам себя не узнал в зеркале сегодня утром. Болезнь и тоска настолько подкосили меня, что из зазеркальной глади смотрело нечто бледное, тощее и несуразное. Где тот ребёнок, что был ещё вчера? Где тот я, которого так любил Орион? Которым так восторгался и называл красивым?