Шерсть седой овцы (СИ)

«Го-оул!» - назойливый рёв моей горе-соседки лишь сильнее выводил меня из себя. Она бежала вниз, подобно неуклюжему слону, и осыпала на меня всю пыль и грязь, скопившейся на потолке. И потом её встречает не «Гоул», но какой-то озлобленный мужик с белой головой и рожей, наблюдающей за ней с невыносимым гневом и яростью в глазах. – «Я постригла овечек и теперь я хочу кушать!» - Подобно маленькому ребёнку, это ужасное подобие homo-sapiens’а стояло рядом со мной и стряхивало с моих плеч и головы всё, что на меня успело свалиться. Не знаю, почему я её терпел… но я терпел. В нужном сундуке я нашёл небольших размеров морковь и протянул её этой голодной кровососке. Без лишних слов и звуков. Хэнни лишь улыбнулась мне, схватив эту морковь двумя руками… ну и конечно! В её засранную головушку просто не может не прийти какая-нибудь тупая мысля, которую обязательно нужно мне высказать! – «Это такой намёк, да?»

Я даже не стал терпеть её слова! Просто взял и засунул эту морковь ей в рот, оскалившись на неё! Пропихнул эту морковь поглубже в горло и пробудил её рвотный рефлекс!

«Даже не думай, тупая овца. Ты попросила – я подал.» - вот так вот я на неё рявкнул и продолжил копаться в сундуках, стараясь вспомнить что-то, что я хотел найти или сделать. А Хэнни не ушла прочь! Она начала бормотать старые сказки, перейдя на более грустный тон:

- «Ты… очень добрый человек, Гоул. Может ты… и пытаешься показаться злым и недоступным, но внутри тебя есть что-то очень тёплое…»

«Это тепло – моя неистовая ненависть к твоей долбаной морде. И если ты думаешь, что во второй раз этот трюк у тебя прокатит – то зря. У меня «хреновая память», а не Альцгеймер» - я хорошо запомнил её трюки. Хитрая лисица давит на жалость и потом тащит меня за собой в постель. Плачет и хныкает, строит милую мордочку и показывает себя недотрогой… Пока она не свяжет тебе руки, и с ором: «ОУ Й-ЙЕА-А!» не начинёт играть в наездницу. На всякий случай я ей напомнил несколько важных вещей: - «Даже не думай брать мою доброту за слабость, Хэнни. Я с лёгкостью задушу тебя той рукой, которой кормлю.»

«Ну я не знаю, чем заняться!» - Хэнни показала свою истинную натуру, затопав ногой и переходя на недовольный тон. Она делает так каждый раз, когда её трюки не проезжают по накатанной дорожке. – «Мне скучно! Ну, извращужка! Ну поиграйся со мной! Хочешь я стану твоей послушной кошечкой? Хочешь?»

«Слушай сюда, кошечка ты моя вшивая.» - с этими словами я захлопнул все сундуки разом и обратил на неё свой грозный взгляд. Взгляд настолько грозный, что если бы я мог пускать из своих глаз лазеры – я бы их выпустил. И с таким видом я наблюдал за ней всё это время, не опускаясь по планке грозности. – «Я с тобой сижу уже довольно долго. И раз уж ты не поняла меня с пятьдесят шестого раза, я повторюсь. В пятьдесят седьмой раз повторюсь…» - Хэнни хотела сказать что-то в протест, но не успела. В этот момент я взял её за горло и медленно пошёл на сближение, заливаясь гневом. К счастью, я не стал рвать её слуховые перепонки своим криком. Я перешёл на шёпот: - «Я. Не. Добрый. Я не нахожу удовольствия в пошлых играх с тобой или с твоим кошкообразным чудищем, что ёрзает у моих ног каждый. Чёртов. Час! Не раз я тебе, баклажану гнилому, говорил про правила поведения, и ты продолжаешь их нарушать. А если будешь вести себя так, словно мы с тобой «две половинки одного кирпича» - я тебя сожру. Вместе с говном сожру. Усекла?»

Хэнни выглядела поддавленной, но не сломленной. Осматривала меня своими глазками-пуговками и сжимала губы, медленно кивая в знак согласия. И от подобного лица я получал небольшое эстетическое удовольствие… Пока эта тупая жаба не выпорет что-нибудь «эдакое»:

- «Когда ты берёшь меня за горло – у меня голова начинает кружиться. Я… даже начинаю растекаться от одной лишь мысли, что ты начнёшь меня душить.»

«Да пошла ты…» - и вновь я пришёл в гнев и ярость. Эту тупорылую девицу ничем не подцепить! Она находит соблазняющее удовольствие от каждого моего касания, не говоря уже про угрозы! Даже если я говорю ей, что вспорю её живот и распотрошу её, сжирая её сердце прямо у неё на глазах – руки Хэнни лишь сильнее тянутся к поджимающимся ногам. Это настолько отвратительно, что мне приходится мыть руки после каждого разговора с ней! И что я только с ней не делал… Шоковая терапия, бондаж и виселица, кресло утопленника, лёд, порка… От каждой моей попытки приручить её к порядку и хоть чуточку начать бояться меня – всё на еборот! Хэнни лишь сильнее возбуждается и привыкает к подобным вещам, а потом ещё и добавки просит!

«Ну Гоул! Серьёзно! Тут ничего и никого вокруг нет! Я тоже, знаешь ли, устаю сиськи мять! С тобой или без тебя, но я хочу заняться чем-нибудь!» - эта засранка устраивала самый настоящий протест. Ей не сиделось на месте. Она хотела избавиться от скуки и заняться чем-то новым. Интересным. Порвать травы, поплавать в море на лодке, затискать и изнасиловать Оцелота… У неё прям шило в жопе застряло! Знает же, что я не пускаю её задницу в подземелья из-за прошлых её… приблуд и встреч! Знает, что я не отпускаю её за границы дома по той-же сраной причине! Если уж она не может запомнить это – пусть запишет! А если уж она хочет заняться чем-то дельным…

- «Гоул! Мы при-»

«Вовремя!» - я вручил Хэнни прямо в руки Соломке, не успевшей даже постучать в мои двери. Взял эту похотливое животное в виде кроткой девушки за плечи и повернул в сторону дверей, толкнув её вперёд и заранее дав под дых Блондину-аутисту. Я дал Соломке точные и очень серьёзные указания: - «Прогуляйся с ней по городу и покажи… всё! Покажи ей всё, что только можно! В бар своди, на Арену… Можешь даже подзаработать на ней, если душа того требует! Будут задавать вопросы – твоя новая подружка. Если будет ныть – в рот морковь. Все ясно?»

«Да!» - Соломка была на удивление довольной подобными указаниями. Она даже отдала мне честь с широкой, с формой арбузной дольки, улыбкой. Покорно взяв её за плечи, она начала уводить Хэнни подальше от меня. Она даже не успела сказать:

- «Но Го-»

«Приятной прогулки!» - и двери захлопнулись за ними! Превосходный случай! Я никогда ещё не испытывал одновременной злости и радости! Меня прямо распирало! Я был готов… взорваться! Прямо тут! В своём же доме! Выбить дверь с петель и петь «Алилуя!», не жалея сил своих. А почему я был так рад? А всё потому, что это назойливая коза не будет вертеться у меня перед носом и даст мне отдохнуть! Никаких писков, стонов, нытья и извращенческих мыслей… на один короткий день. Большего я и желать не мог. В доме остался только я и Оцелот, который глядел на меня взглядом тупого животного, ожидая чего-то от меня. Я бы с удовольствием пнул это животное куда подальше от распирающей меня радости и ненависти, но у кошкообразных… Оцелот изображал своей сущностью истинное молчание, спокойствие и эссенцию тотального пофигизма. А когда это хитрое животное остаётся с тобой наедине… Оно словно высасывает из тебя все негативные эмоции. Заставляет тебя погладить Оцелота за ухом или почесать ему шею, слушая его довольное мурчание… Ну или дать ему по носу лёгким взмахом указательного пальца и наблюдать за тем, как это зверь нагло жуёт твой палец и царапает тебе руку.

«Ну что, животное? Теперь ты будешь меня весь день мучать?» - спросил я этого глупого кошкозавра по непонятной мне причине, услышав в ответ протяжное мяуканье. Этот ответ я понял не так, как его понимают Оцелоты… но в моей голове всё звучало… завораживающе. – «Если я дам тебе взятку рыбой – ты отвалишь от меня на денёк?»

Мяуканье повторилось. Оцелот будто соглашался со мной, поглядывая на меня хитрющими, сверкающими глазами и дёргая каждым своим вибрисом, как настоящее, дикое животное. И раз уж животное просило есть…

Первый час без Хэнни проходил… Ну… словно во сне. Я сидел за столом, гладил шерстяное животное и скармливал ему маленькие куски рыбы, получая взамен лёгкие мурчания.

«Как же я порой тебя ненавижу, Оцелот…» - пробурчал я спустя какое-то время, начиная чесать пузо этого ленивого шерстяного засранца. А после небольшого вздоха – дополнил свою мысль: - «Но тебя то, животное глупое, можно хоть как-то усмирить и приучить. Приучить к миске, к норе, к горшку… Черт… Уж лучше бы ты был собакой.» - И плевать мне было, если я обижу Оцелота своими словами! Я едва знаю эту усатую тварь! Я даже не знаю, какого он… она… А, ну да. – «Хэнни говорила, что все вы – животные – пошлые, двуполые мерзавцы. Правда ли это, м?»