Дни мародёров (СИ)

— Хотел выразить вам своё почтение, Люп-пин! — он издал губами неприличный звук, качнувшись в сторону Ремуса. — Нечасто встретишь Сына, который так много времени проводит со своей Матерью. Поведайте же мне ваш секрет, чем это таким вы занимаетесь в лесу, м-м?

— Лука, ты пьян, оставь нас в покое.

— Вас! — тихо зашипел Лука, салютовав кружкой, сделал глоток, облизал губы и вдруг сунулся к самому лицу Валери, жарко зашептав ей на ухо. — Думаешь, я не знаю, что за игру ты ведешь, сестра? Думаешь не знаю, зачем ты притащила сюда этого сосунка? Хочешь, чтобы я сейчас рассказал всё отцу, или подождем полной луны?

— Оставь её в покое! — Ремус схватил Луку за ворот его свитера и рванул, но сын Сивого взвился, как ошпаренный, отбив его руки.

— Держи их при себе, тварь! — прошипел он. — Или оторвать их тебе?

— Лука, в последний раз, проваливай, иначе.

— Иначе что? — нахально поинтересовался парень. — Что мне могут сделать младенец и шл…

Горячая волна поднялась в Ремусе, швырнула его к Луке, выбросив из глотки рваное рычание.

Лука радостно отпрыгнул, Валери перехватила Ремуса.

— Нет!

— Так-так, смотри-ка, кое у кого прорезались клыки? — он хрипло хохотнул. Ремус смотрел на него с ненавистью.

— Ну! Давай! — подначил его Лука, глаза его горели нетерпением, зубы оскалились.

Ремус задергал носом, шумно выдыхая, Лука задиристо дернул тощим плечом, они дернулись друг к другу и тут на плечо Луки властно легла широкая когтистая рука.

— Что здесь происходит? — Сивый одним движением отстранил сына и взглянул сначала на Валери, затем на Ремуса. — Сын?

— Ничего, отец! — Лука с трудом оторвал взгляд от Ремуса и взглянул на отца с некоторой опаской. — Просто хотел сказать спасибо моему новому сородичу за то, что он так быстро вошел… в колонию, — он бросил быстрый взгляд на Валери. — Жду не дождусь твоей первой охоты, брат мой.

И он ушел, вынырнув из-под тяжелой лапы своего отца.

— Ты в порядке? — резко спросила Валери, когда они снова остались одни и Ремус немного успокоился. Каждый раз, когда Лука нападал на него вот так, ему казалось, что этот мерзавец знает куда больше, чем надо. И ещё этот приступ злости сейчас, он ведь был рад, даже рад был бы подраться с Лукой, разобраться наконец, кто кого…

— Да, — буркнул он наконец, стараясь не смотреть ей в глаза. — Со мной все хорошо. Похоже, он ревнует вас?

Валери качнула головой и прищелкнула языком.

— Боюсь, что нет. Лука из тех волков, которые никогда не заводят пары.

— Почему?

Валери красноречиво глянула на него, но Ремус не успел понять, что она имела в виду. Из толпы танцующих выбежало несколько запыхавшихся, сияющих девочек во главе с Луной.

— Ремус, идем с нами танцевать!

— Да, что ты тут стоишь, пойдем!

— Дамы, я не умею! — попытался отшутиться Ремус, но безуспешно — девочки были очень настойчивы.

— Тут не надо уметь!

— Да, просто расслабься!

— Идем!

— Иди, — Валери легонько подтолкнула его в спину. — Нехорошо отрываться от своих!

Ремус быстро взглянул на неё и позволил многочисленным теплым рукам ухватить себя и увлечь в самую гущу танцующих.

И сначала он просто танцевал, зачарованный музыкой, как и все, двигался, кружился, веселился…, а затем… затем вдруг за барабаны сел Сивый.

И вот тогда-то с головой Ремуса что-то случилось.

Он перестал понимать, что происходит. То есть, так-то осознавал, что он танцует, что он обнимает то Луну, то Розу, то Мяту, но в эти минуты кто-то другой управлял его телом. То же обжигающее, горящее нечто у него в груди, которое только что требовало отведать крови Луки. Оно было таким жарким, что собственная одежда вдруг показалась лишней, ему хотелось стащить с себя этот дурацкий человеческий свитер, который ему выдала одна из матрон здесь, в лагере. Хотелось избавиться от ремня, обуви, от всего, что запутывало его тело. И чем громче звучала музыка в его голове, тем меньше в ней оставалось человеческого, Ремус танцевал, совершал какие-то движения, даже не подозревая, что был способен на них, он рычал, он смеялся, а когда все вдруг по-очереди принимались выть — выл вместе со всеми и ему нравилось это! Черт возьми, ему ещё никогда не было так хорошо!

Вскоре он совсем перестал думать, огневиски пополам с огнем залило его голову и только время от времени швыряло в Ремуса отдельные кадры: костёр, вспыхивающие огнем рыжие кудри, податливое тело Луны, Роза, ещё чье-то, чьи-то глаза, вспыхивающие то желтым, то зеленым, пристальный взгляд одноглазого юноши откуда-то из темноты, мятный свет нарождающейся луны в небе, волк, проскочивший мимо. Ремус порывисто оглянулся ему вслед и тут же из темноты вынырнул другой, третий, пятый, а затем он сам стал волком и всё потеряло смысл. Даже испуганный блеск серебристых глаз, тускло пробивающийся сквозь плывущее марево горящего меда вокруг.

Впервые в жизни он ни о чем не думал и ни о чем не переживал.

«Ты дома, Ремус…» — шептал чей-то родной голос у него в голове. «Ты дома…»

В Сочельник Ремус проснулся с тупой, зудящей болью во всем теле.

Голова болела, глазам было тяжело и неприятно смотреть на свет, кожа чесалась.

Кое-как Ремус заставил себя подняться с остро пахнущего животным мехового настила на полу своей хижины, дотащил себя до умывальника, а когда умывался, вдруг почувствовал такую жуткую боль в деснах, что застонал и схватился за край раковины.

Когда боль немного отступила, он поднял голову, оглядел небо и дрогнул, увидев его. Отдаленный бледный призрак, скрытый туманным маревом облаков, не способный причинить вреда, но уже нависший над горным ущельем.

Началось.

Она уже здесь.

— Плохо, да? — спросила белокурая Мята, когда он встал в очередь за завтраком с миской в руках. Ремус удивленно оглянулся, все ещё потирая рот.

— У тебя зубы уже лезут? — сочувственно спросила она. — А у меня вот, смотри, — девочка показала ему руку. Ногти на ней вытянулись и заострились как когти, вокруг темнели следы крови. — И так каждый раз. Терпеть это не могу, поскорее бы ночь.

— Ничего, зато сегодня наконец повеселимся, — брякнул он и только через секунду осознал, что именно сказал. И пришел в ужас. Но не от того, что сказал.

А от того, что ему-то как раз веселья не видать.

Мята улыбнулась и в её улыбке Ремусу почудилось что-то звериное. Он тряхнул головой.

— Это вы повеселитесь, а мы будем сидеть в лагере, — она пнула носком ботинка сугроб. — Скукота. Матери не пускают меня на охоту. А ведь мне уже почти четырнадцать! Это нечестно!

— Зато у тебя это ещё впереди! — многообещающе улыбнулся Ремус и снова почувствовал, что не лжет.

— Мама Иона просила, чтобы ты сегодня покормил этого, — сказала Луна, накладывая овсянку в его миску. Она сегодня помогала Матерям на кухне. — Она на охоте. Вот, держи, — и она вручила ему ещё одну миску, каши в которой было примерно в половину меньше.

Ремус послушно понес миску пленнику, но накормил его быстро и все время отводил глаза, хотя Чарльз, который тоже прекрасно знал, что сегодня за день и какую роль в нем должен сыграть Люпин, явно надеялся хоть на какой-то знак.

Знака ему Ремус никакого не дал.

Более того, когда он вышел из палатки, вытащил из кармана ломтики шоколада и мяса, и бросил в снег.

Валери он нашел не сразу, она всегда уходила очень далеко в лес, когда охотилась сама, но сегодня её запах нитью вился в воздухе и Ремус безошибочно шел по нему, даже не задумываясь о том, что впервые идет по запаху, все ещё будучи человеком.

В голове его бушевало сражение.

Он так крепко задумался, что и не заметил, как «нить» прервалась и он погрузился в целое озеро запаха. А в чувства его привел инстинкт, который толкнул Ремуса в сторону, как раз в тот миг, когда в дюйме от него просвистела гибель и угодила в сердце пушистому кролику, который четверть часа шел за Ремусом по пятам.

Он посмотрел на растекающуюся по снегу лужицу крови и тут его десна снова пронзила боль.