Ночная духота (СИ)

Граф пересел к роялю и заиграл Шопена. Эти ноты лежали сверху. Следующим будет Бах. Он играл неплохо, но и только. До Лорана ему было далеко. Я наколола тост и вдруг вспомнила про брошенную кофту. Пришлось отклониться на стуле почти на сорок пять градусов — она продолжала свисать со скамейки. Граф не посчитал нужным убрать её или хотя бы отодвинуть: вот и всё его отношение ко мне. В кино героиня взяла бы тарелку и выкинуть содержимое в мусорный бак. Однако в обычной жизни героини поступают иначе: съедают всё подчистую и моют за собой посуду. Этот парижанин уедет, и мы с Лораном заживём прежней жизнью.

Рядом с раковиной продолжали стоять пустые бутылки. Теперь их было аж шесть. Самое время выкинуть. Я сложила бутылки в пакет и вышла в гараж. Граф уже играл Баха, потому не должен был расслышать мой вскрик: я напрочь забыла про арендованную машину. Конечно, можно заплатить за лишний день, а можно законно покинуть дом и общество графа.

Он играл и не поднимал головы от клавиш. Я вернулась в спальню за рюкзачком и вновь ахнула. Граф же вышел следом за мной — когда же он успел застелить постель! Боже ж ты мой! Поборник чистоты нравов и чистоты в доме! Древние вампиры должны любить пыль, паутину и пауков. Быть может, он просто не знает об этом? Но всё же я подняла свои брошенные джинсы и аккуратно убрала в шкаф.

Граф больше не играл, но с кофты так и не поднялся.

— Катья, прошу к трём часам быть дома. Я всё утро ждал, когда ты проснёшься, и вот ты уже убегаешь. А у меня родилась отличная идея, как с пользой скоротать день. Тебе понравится, обещаю.

Я сглотнула ком страха и шагнула в гараж. Трясущимися руками вставила ключ в зажигание и выкатила машину под палящее солнце в душный калифорнийский день, который совсем не спешил заканчиваться.

========== Глава 12 ==========

В два часа дня я держала в руках бокал «маргариты» и совершенно не чувствовала вкуса лайма и мяты. Лишь обжигающая горечь текилы наполняла рот, но я упорно опустошала бокал лилипутскими глотками, надеясь, что сковавший тело холод отступит, и я смогу разжать онемевшие пальцы. Кондиционеры работали на всю мощность, и на лоснящихся лицах посетителей ресторанчика блуждали счастливые улыбки, и только я проклинала лопасти вентиляторов, которые для антуража лениво крутились под самым потолком. Даже августовская жара не могла растопить мой страх. Я пыталась заесть его самой острой мексиканской едой, чтобы горечь жгучего перца превзошла горечь страха перед фантазией графа.

Часы показывали уже два часа с четвертью, а я продолжала пить «маргариту», не чувствуя желанного тепла. Я сознательно наступила босыми ногами на острые ножи, умело расставленные графом: они охотники, а ты жертва, и другой расстановки ролей не было и не будет, если только ты не нужен им для иных целей. Граф беспардонно выворачивал мою душу наизнанку не потому, что ему есть до меня хоть какое-то дело, а чтобы понять мотивы Лорана. Ничего личного не может быть запланировано на оставшиеся пять часов. Он будет продолжать насиловать мой мозг. Я стара для иных развлечений.

Непростительно глупо выказывать обиду на любые, даже резкие, слова вампира. С графом придётся научиться сдерживать эмоции и играть по его правилам, не пытаясь мерить его действия и желания поведенческой шкалой обычных людей. Будет трудно, потому что оба вампира, с которыми я столкнулась в жизни, на первых порах прикидывались людьми. Я успела влюбиться и потому не сумела достаточно испугаться их истинной природы, чтобы начать следить за словами и действиями. Подобной вольности в общении с графом допустить нельзя. Надо раз и навсегда прекратить думать о нём, как о мужчине. Он монстр, бесполый монстр, и не имеет значения, кем он был до смерти. Главное — дождаться пробуждения Лорана и поговорить начистоту, рассказать про паническую атаку и невозможность находиться с его отцом наедине.

В первый же день знакомства граф унизил меня так, как не унижал никто и никогда. Можно догадаться, сколько подобных бесед состоялось между ним и Лораном. Тут сбежишь не только в Калифорнию, но и на Луну. Личная жизнь — неприкосновенна, это я вызубрила до оскомины за десять лет жизни на тихоокеанском побережье, и даже мои родители научились не задавать лишних вопросов. Я не соответствую образу воздушных девушек, и граф в праве награждать меня мысленно любыми эпитетами, но зачем унижать словами человека, который вынужденно делит с тобой воздушное пространство?

«Маргарита» не желала заканчиваться, вызывая уже приступ тошноты. Пальцы оставались намертво приклеенными к бокалу. Я смотрела на обсыпанную сахаром кромку и думала: Дега, Эдгар Дега… Почему вновь Дега? Граф неспроста сказал, что я не понимаю его слов, даже сказанных по-английски. Его фразы нельзя воспринимать буквально. Он читал меня утром, подобно книге, раздевая мою память, словно кочан капусты, и перед роялем я стояла уже в виде кочерыжки — горькая и неинтересная. От этих мыслей и выпитого коктейля ноги отяжелели, и я засомневалась, что сумею вылезти из-за стола. Осталось десять минут, только десять минут, чтобы понять, на что намекал граф. Может, он просто хотел, чтобы я вспомнила, как познакомилась с Лораном? Да я и не забывала. Такое не забывают!

Декабрь, чёртов декабрь… Не моросило, но было настолько холодно, что даже в машине хотелось натянуть перчатки, намотать шарф и надвинуть на лоб шапку. Зимой темнеет раньше шести, а после разрыва с Клифом я стала до безумия бояться темноты, потому приходила на работу раньше всех, чтобы уйти за два часа до официального отбоя, а когда приходилось задерживаться на вечерние совещания, старалась выйти из здания с группой людей, чтобы не оказаться на парковке в одиночестве. Я проверяла машину как параноик — заглядывала в багажник и за сиденье. Стала запирать дверь на замок и цепочку, хотя понимала, что это не остановит Клифа и ему подобных. Только моим мозгом в тот год владела не логика, а животный страх, всю полноту которого я вновь ощутила сейчас, готовясь к неизбежному тет-а-тет с вампиром.

После исчезновения Клифа я старалась проводить выходные в компаниях или хотя бы в людных местах. В то воскресенье я выбралась в Сан-Франциско на выставку скульптур Эдгара Дега. Я оделась тепло, уверенная, что придётся выстоять часовую очередь. На выставку картин Марка Шагала я простояла аж три часа. Однако не пришлось ждать и минуты. Дега не так популярен, как неудавшийся студент Серовки. Действительно половина моего офиса, когда я предложила сходить в музей вместе, честно спросили, а кто это вообще такой? Правда, что скрывать, я сама не знала, что великий француз — о, нет, американец, как считает граф дю Сенг — ваял скульптуры. Дега ассоциировался у меня только с балеринами и купальщицами.

На выставке, как всегда, было море русских, и я с радостью поймала себя на мысли, что больше не дёргаюсь при звуке русской речи и не оборачиваюсь к бывшим соотечественникам. Впрочем, работы скульптора настолько захватили меня, что я перестала слышать и английскую речь.

— Извините за беспокойство, — похоже это было сказано не в первый раз. — Я хочу подойти к стенду поближе.

Я извинилась и, не поднимая глаз, попятилась, не обратив внимания, откуда звучал голос, и тут же уткнулась спиной в грудь говорившего. Смутилась ещё больше и, обернувшись, произнесла извинения, глядя в небесно-голубые глаза молодого человека, одетого, как и я, слишком тепло для протопленного музея. Мне было лень оставлять одежду в гардеробе, а он явно щеголял цилиндром времён Дега и красным шарфом, накрученным в три оборота вокруг шеи. На лице щеголя лежал явно лишний слой пудры, а губы были аккуратно подведены тёмной помадой. Он отлично вписывался в колорит Сан-Франциско — Фриско ещё со времён хиппи облюбовали представители секс и арт меньшинств.

— Не надо уходить. Давай вдвоём посмотрим, я не люблю бродить в музеях в одиночестве, — улыбнулся молодой человек белозубой улыбкой и вальяжно заправил за ухо светлую прядь длинноватого каре. — Как тебе эта балерина в пачке? Ты можешь представить эту скульптуру в воске? Каких трудов стоило отлить её в бронзе, верно?