Соль и серебро

— Джэксон…

— Пошли, — командует Кристиан.

Он натягивает бейсболку на глаза и перекидывает Стэна через плечо. Он идет в направлении, которое я указала, и не оглядывается.

Мы бредем по песку, холод пробирается сквозь сапоги, и мои ноги немеют. Небо темное. Я провожу пальцами по железной цепи на поясе. Я чувствую себя лучше с железом. Железо убивает, железо убивает, железо убивает, железо убивает.

Передо мной Кристиан все щелкает и щелкает. Мы идем по подъему, приближаясь к тем горам. Двери замедляют время, но в самом Аду все движется быстро. Ирония, да?

Теперь мы идем по тропинке. Должно быть, в Аду есть горные козы. Поворачиваем за угол — и натыкаемся на тело Джэксона. Оно наколото на пять колышков — голова, сердце, гениталии, обе ладони. Его окружают трепещущие крылья — это крошечные вампиры. Или просто бабочки. Не знаю. Он мертв. Это все.

Ад холодный и гористый, и мне хочется остановиться, но сомневаюсь, что это возможно. Мы оставляем Джэксона позади.

Рокси берет меня за руку и сжимает. Я чувствую, как змеи скользят по мне, горячие и сухие. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу ладонь Джэксона, пронзенную колом, его железный нож лежит рядом, кожа ламии не тронута, за исключением того места, где в спину вонзен кол.

Мы не можем взять его с собой. Мы и так уже тащим на себе мертвую тяжесть Стэна, однако мы всегда оставляем людей позади. Охотники не могут возвращаться.

Я испугана и дрожу.

Долина, где мы вошли, осталась теперь далеко попади, и я едва слышу ее Дверь. (Хотя то, что я слышу, — это нежное гудение, словно колыбельная. Бросает в дрожь.) Следующая Дверь, однако, по моим ощущением, не стала ближе. Не знаю. Мы идем уже давно, и Кристиан сгрузил Стэна на Райана. Я предложила помочь, но Райан покачал головой, и Рокси пояснила:

— Мы не можем объединять вас двоих.

Я полагаю, это значит, что если кто-то нападет, то хоть один из нас уцелеет, двоих одновременно не съедят. Рада слышать, что прагматический подход сохраняет силу.

Для Ада это место удивительно пустое. Интересно, что за демоны выходят отсюда к Рокси? Я думаю о ее шрамах.

Райан останавливается; рядом с тропинкой — голова пласта, голый камень, очищенный ветром от песка и пепла. С одной стороны отвесный утес — Райан направляется к нему и усаживает Стэна на землю. Райан сильнее кутается в плащ и кивает мне.

— Здесь, — говорит он под аккомпанемент голоса египтянки.

Он достает из кармана старый сточившийся карандаш и протягивает его мне. Я не знала, что бывает карандаш телесного цвета. Черт, Райан, прекрати эти сверхъестественные фокусы.

Мне хочется произнести это вслух. Хочется-хочется-хочется. Но я не в состоянии. Египтянка говорит:

— Нарисуй круг. Капни туда свою кровь. Защити это место.

Карандаш — он скорее розовый, чем телесный, и в любом случае сейчас ничья кожа не имеет такой цвет, о боже мой, большое тебе спасибо, — слишком прозрачный, его почти не видно на красной скале. Я рисую нечто вроде корявого овала по всей скале, потому что кому хочется стеснять себя? Сначала надо оттащить Стэна от утеса, он шлепается набок, и это выглядит очень смешно. Когда я заканчиваю, Райан жестом подзывает Рокси и Кристиана, я укладываю Стэна у наших ног. Я оглядываюсь в поисках ножа, чтобы ткнуть себе в палец. Как он у меня будет болеть после всего этого…

Я ищу нож Джэксона, потому что он самый чистый. Проклятие!

Рокси протягивает мне свой большой нож, которым она резала всякие мерзкие штуки, и он грязный. Я качаю головой и вынимаю нож Райана из петли на поясе.

Втыкаю его в большой палец, и кровь капает на землю. Кому какое дело, если я подцеплю стафилококк? Я и так уже в Аду.

Как только моя кровь касается земли, голос возвращается ко мне. Я едва не давлюсь словами, которые собиралась произнести. Как смеет Ад, Кур… или как его там… отбирать у меня голос? Черт бы их побрал. Но я знаю, что то, что я скажу первым, должно быть, важно.

— Ты знаешь меня, — повторяю я, и телесный карандаш вспыхивает, и я слышу шепот, шепот.

Элли.

Здравствуй, Элли.

Мы ждем.

Элли.

Элли.

Здесь так много Дверей. Так много. Они повсюду. Самая громкая — напротив огненной горы — внезапно оказывается намного ближе, поэтому я думаю, мам надо все-таки идти туда. Но сколько здесь Дверей? Сколько Адов?

Сейчас меня волнует еще одна большая проблема. Я капнула лишь каплю крови, и Двери начали петь мне песни. Еще больше крови мне предстоит отдать. Когда ее окажется слишком много? И что тогда случится?

Что бы ни освободило мой голос, оно освобождает и других. Райан говорит своим собственным голосом:

— Может появиться Эрешкигаль [15]. Надо вести наблюдение.

Рокси фыркает и, скрестив ноги, садится подальше от нас — наблюдать за горой, к которой мы направляемся. Она потирает колено рукой, и я задумываюсь, сколько ей лет.

Кристиан садится рядом с тропинкой, лицом туда, откуда мы пришли. Паук щелкает, и щелкает, и щелкает. Паук, должно быть, щелкает уже несколько часов, и это действует мне на нервы, но, должно быть, он расстроен из-за смерти Джэксона.

Райан садится между мной и Стэном.

— Если бы Джэксон был жив, что бы я увидела? — громко спрашиваю я.

Райан пялится на меня, паук Кристиана щелкает еще громче, а Рокси пожимает плечами не оборачиваясь.

— Я никогда не ходила с ним в Дверь. Черт побери, дорогуша, я вообще никогда не была здесь. Я не знала, что я змея.

Я обращаюсь к Райану:

— Рай, а ты ведь знал об этой женщине, верно?

— Нет, — отвечает он.

Женщина распростерлась по обе стороны от Райана, а львица стоит позади, глядя на меня через его плечо.

— Кто они? — спрашиваю я.

Он хмурится, но не успевает ответить, как Рокси тихо смеется и говорит:

— Я узнаю Изиду.

Она оглядывается на нас через плечо. Змеи шипят.

— Из потустороннего мира, спасает своего мужа. Богиня волшебства. Все знают Изиду.

Египтянка — Изида — улыбается. Ее улыбка бросает в дрожь.

Я не обращаю на нее абсолютно никакого внимания.

— А кто вторая? С крыльями?

Она тоже мне улыбается, еще более зловеще, чем Изида.

Рокси рассматривает Райана щурясь.

— Иштар? — предполагает она.

Когда Райан улыбается, обе женщины тоже улыбаются и львица распахивает пасть.

О да, точно мороз по коже.

— У меня от тебя мороз по коже, мне страшно.

— Иштар. — Райан произносит это как-то по-другому, в этом имени звучит что-то склизкое, звучит смерть. — И не Изида, а Исида. — Как по мне, это одно и то же. Плюс один балл за то, что его аватары — три богини, минус миллион баллов за то, что он сосунок.

— Ладно, — соглашаюсь я. — А львица?

Рокси пожимает плечами:

— Не в курсе.

Райан оборачивается и минуту смотрит на львицу. Поворачиваясь обратно, он меняет тему.

— Думаю, Стэн не проснется, — говорит он.

Стэн бормочет:

— Не хочу.

Он жив! Но внутри его демон. Я в расстройстве. Райан наклоняется и расправляет платок так, чтобы он закрыл глаза Стэна. Райан бросает взгляд на меня:

— Не позволяй ему что-то увидеть, Элли.

— Почему?

— Потому что я так сказал, черт возьми. — Он выглядит уставшим и постаревшим. Он трет глаза и продолжает: — Прости. Ему нельзя видеть, где он, потому что не только он будет смотреть. Теперь внутри его оборотень — он увидит Кур, и, что хуже, Кур увидит его. Они проследят за ним.

Райан встает, прикрывает лицо полями стетсона и идет к Кристиану.

Я смотрю вниз. Стэн пытается сесть. Невнятно бормочет:

— Элли, что за черт…

Он берется за платок, и я отвожу его руку:

— Привет, Стэн. Не трогай это.

— Но я ничего не вижу, — ноет он.

— Я знаю, — говорю я. — В любом случае тут нет ничего приятного. Просто слушай меня, ладно? Ладно? — Он наконец кивает, и я прислоняю его к себе. Утыкаюсь носом в его волосы. Он пахнет сигаретами и роскошью. — Что ты помнишь?