Верность джиннии

Мехмет молчал, пристально глядя на нее. И наконец коротко приказал:

— Иди сюда.

Марджана нерешительно повиновалась. Шаг — и он рядом с ней, положил руки ей на плечи. Девушка не шевелилась, впитывая тепло его тела сквозь одежду. Грудь натянула тонкую ткань сорочки так, что стало трудно дышать, руки ерошили ежик волос. Его тело недвусмысленно говорило о том, как она сейчас желанна, как необходима.

Ее тревожило и восхищало такое неотступное внимание. Единственный взгляд его сапфировых глаз — и ее сердце словно обезумело. Одно прикосновение — и ей нечем дышать, совсем как сейчас.

Но тут он развязал ленты сорочки, чтобы обнажить нежные полушария. Она сейчас едва понимала, что делает, но попыталась прикрыть грудь, реагируя на его прикосновение с вечным страхом женщины, боящейся выглядеть глупо.

— Вряд ли я похожа на одну из тех женщин, к которым вы привыкли, — прошептала она.

Выражение его лица чуть смягчилось. Нежность, которую она разглядела в этом взгляде, заставила ее тихо охнуть.

— Ты единственная возлюбленная, которая мне нужна, милая. Чувствуешь, как ты желанна мне? — Снова притянув ее ближе, он дал ей ощутить откровенное свидетельство своего желания. — Если ты думаешь, что любая женщина способна подействовать на меня так же, значит, ты далеко не так умна, как я полагал.

Она с благодарностью поняла, что он пытается ее успокоить.

— Ты невероятно прекрасна, — настаивал он, наклоняясь ближе, чуть задевая губами ее ухо. От этого простого движения по ее спине побежали мурашки. — Твое тело создано для любви. Посмотри, как мы друг другу подходим!

Он прижал ее к себе, желая доказать правоту своих слов. Его руки зарылись в ее волосы, медленно пропуская сквозь пальцы блестящие пряди. Марджана прикрыла глаза, задыхаясь от непонятного чувства, напоминавшего… напоминавшего…

— Весь прошлый год, каждую ночь, — шептал Мехмет, — я думал о тебе. И так хотел, чтобы этот момент настал. Хотел снова любить тебя.

Напряжение чуть спало. После столь искреннего признания она уже не могла противиться. Но и паники сдержать не смогла. Когда-то Мехмет посвятил ее в тайны любви, дал ей наивысшее наслаждение.

Его губы коснулись ее губ в легчайшем поцелуе, и вздох страстного желания вырвался у Марджаны. Она не протестовала, когда он спустил сорочку с ее плеч, обдавая теплым дыханием ее грудь.

Соски сжались в тугие ноющие камешки, когда его руки мучительно медленно накрыли жаждущие любви холмики, а губы коснулись напряженных вершинок. Его прикосновение было нежным, умелым. Он знал, как вызвать неистовые, свирепые, яростные искры желания.

— Позволь показать, как сильно я хочу тебя, — прошептал он, ища ее губы.

Ночь трепетала вокруг них. Он целовал так крепко и долго, что шелковистое пламя текучей полосой охватило их, заполонив разум и наполнив жаждой каждый уголок тел. Ошеломленная, Марджана задрожала, когда Мехмет наконец отстранился и стянул сорочку, после чего отступил и долго жадно пожирал глазами обнаженное тело возлюбленной.

— Ты еще прекраснее, чем в моих воспоминаниях, — прошептал он благоговейно, и она почти поверила ему.

Неужели она никогда не сможет оставаться спокойной в его присутствии?

Его мышцы бугрились холодной, опасной энергией, которую она чувствовала даже на расстоянии. Она жадно любовалась его великолепным телом и жарко вспыхнула, когда ее взгляд остановился на его чреслах.

Стоя перед своей обнаженной мечтой, Мехмет испытывал то же самое. Ее опаловые глаза были огромными и прозрачными, светившимися застенчивым желанием: бесхитростным, беззащитным признанием в невинности. При мысли о том, как он станет учить ее страсти, его опалило огнем. Сколько ночей он мечтал об этом! Сколько раз воображал, как она лежит под ним, извиваясь в безумии пробужденного желания! Должно быть, он ждал этого мига вечно!

Она была еще прелестнее, чем он воображал. Темные вьющиеся волосы, высвобожденные из обычного строгого узла, волнами лежали на плечах и спине, кожа в лунном свете отливала жемчугом. Он хотел любить ее медленно, целуя каждую впадинку и местечко, где бился пульс. Хотел взять ее яростно, неистово, пока оба не потеряют способность мыслить.

Его тело словно плавилось от желания. Того самого, что держало его в своих когтях многие месяцы и сейчас безжалостно усилило хватку. Его душила отчаянная необходимость касаться ее, упиваться вкусом, ощущать мгновенный ответ. Держать и не отпускать.

Он снова опустил голову. Как давно он не чувствовал вкуса ее губ… Его поцелуй ласкал ее рот, снова узнавая форму, единственные в мире контуры, сладкие, медовые впадинки.

Наконец он подхватил Марджану на руки, уложил в середине лунной дорожки на ложе и, опустившись рядом, стал ласкать ее губами и руками. Кончики пальцев обводили розовые вершинки грудей и, спускаясь ниже, медленно гладили все ее тело. Он наблюдал, как собственные руки скользят по бледной вздрагивающей коже ее живота. Наконец он растянулся рядом, приподнялся на локте и снова стал ласкать ее живот и бедра.

И Марджана мгновенно ощутила новый прилив желания. Лоно пульсировало жаркой тяжелой болью, заставлявшей жаждать прикосновения этих настойчивых пальцев. Каждая его ласка была невыносимо обольстительной, обжигающе нежной, а скользкий бархат ее лона теперь был полностью открыт его пальцам. И там, где они дотрагивались до этого бархата, разгоралось наслаждение. Потом он сжал ее бедра ногами, и один палец вошел особенно глубоко, заставив Марджану громко вскрикнуть. Ощущения становились поистине невыносимыми.

Изнемогая от страсти, Марджана жадно потянулась к Мехмету, и он ответил на ее призыв. Губы опустились к груди, потом ниже, ниже… прожигая дорожку к самому низу живота. Ниже… еще ниже. Язык осторожно разделил розовые лепестки, и Марджана зажмурилась от неожиданности. Она и не думала, что такое бывает! Но настойчивый язык продолжал воспламенять ее, и она едва подавила стон. Мехмет остановился, чтобы поднять голову.

— Нет, не сдерживайся, милая. Я хочу слышать каждый твой стон.

Она вынудила себя не шевелиться, когда язык снова нашел ее. Подобно темному огню он дразнил, постепенно возбуждая ее. И через несколько мгновений ее бедра уже напрягались, выгибаясь под огненной пыткой. Наслаждение росло и копилось, пока Марджана не лишилась остатков разума. Она металась, словно в лихорадке. Собственное тело больше ей не принадлежало.

И когда первые судороги сотрясли ее, она попыталась отодвинуться, уйти от опаляющей ласки, но он по-прежнему твердо удерживал ее, не давая ускользнуть. И продолжал ублажать ее. Ее затрясло, когда язык скользнул внутрь еще глубже. Марджана безумно вскрикнула.

— Да, кричи для меня, кричи громче, любимая, — хрипло прошептал Мехмет.

Марджана беспомощно повиновалась. Волны наслаждения захлестывали ее — наслаждения столь утонченного и непереносимого, что, казалось, она вот-вот взорвется изнутри. Наконец он поцеловал ее в последний раз, впиваясь губами в нежную плоть, воспламеняя в ней огненную бурю. Потрясенная, Марджана снова изогнулась, напрягаясь из последних сил, и рухнула с головой в море безумного наслаждения.

Не в силах пошевелиться, она лежала с закрытыми глазами, тяжело дыша, облизывая пересохшие губы. Потом он снова стал осыпать поцелуями ее раскрасневшееся лицо, и она ощущала его удовлетворение. Удовлетворение мужчины, подарившего своей женщине утонченный экстаз.

И, к удивлению Марджаны, снова лег на спину, не делая попыток поцеловать ее. Она сама не знала, почему поняла, что на этот раз он предоставляет ей свободу действий. Девушка приподнялась и жадно оглядела его, восхищаясь игрой упругих мышц на бронзовых плечах и груди. Повинуясь неодолимому порыву коснуться его, она дала себе волю. Его кожа казалась гладким шелком, плоть была упругой и трепещущей под ее ладонью.

Марджана счастливо вздохнула, второй раз в жизни ощутив истинный смысл своей женской власти. Но когда попыталась погладить его, Мехмет перехватил ее руку.