Lurk (СИ)

Потом море исчезает, и остается лишь ритм, Лидия пропускает его через себя — она хочет танцевать, ощущая холод пола под босыми ногами и собственное гулкое сердцебиение. Музыка завлекает — Лидия поддается чарам. Никто не может понять ее беспокойств.

И она больше никому о них не скажет ни слова.

Она позволит себе просто двигаться под эту ненормально-тошнотворную музыку и быть обычным подростком. Главное — не сталкиваться ни с кем взглядом, главное — не позволять приглашать себя на танцы ни ЭйдАну, ни кому-либо еще. Существовать одной. Дышать одной. И задыхаться тоже одной.

Когда Лидия открывает глаза, чтобы оценить пространство вокруг себя, она видит, что люди вокруг нее немного расступились, но не потому, что она — королева танцпола, а потому, что какая-то старшеклассница устраивает нечто, поражая и привлекая своими телодвижениями внимание остальных учеников. Раньше Лидию это задело бы за живое, но теперь она сама покорно отступает, позволяя совершенству завладеть ее сердцем.

Танец незнакомки ее зачаровывает. Лидия улыбается некоторое время, продолжая танцевать и смотреть на все как на временное и нереальное. Музыка сменяется в четвертый или пятый раз прежде, чем танцовщица выдыхается — и танцпол снова наполняется людьми. Лучи светомузыки лениво ползут по чьим-то телам, перед глазами изображение рябит, колорит действует на восприятие как наркотик.

На душе становится снова легко.

И потом — на шестой песне подряд — сердцебиение становится таким гулким, а дыхание таким спертым, что Мартин чуть замедляет этот бешеный темп. Она оглядывается в поисках своих друзей, а из толпы снова замечает лишь — как предсказуемо! — Стайлза. Прижимая к себе Малию, он смотрит на… Лидию и снова слишком откровенно.

Лидия перестает двигаться. Замирает посреди танцпола и вовсю таращится на Стилински, чьи широкие плечи тактильно изучает Хейл. Ее руки двигаются от сгиба локтя, к плечам, шее и в обратном порядке. Мартин сглатывает, когда вновь натыкается на изучающий взгляд Стайлза. Его руки на талии Малии спокойны, но сильно сжаты.

«Такие танцы обязывают к определенным действиям», — думает Мартин. Она не понимает, почему эти взгляды стали столь… раздевающими? Почему ее реакция на них стала столь… интимной? Почему весь этот вечер походит на попытку замаскировать собственные желания? Слово «желания» воспламеняется в сознании порохом, и пламя быстро поглощает былое чувство мнимой свободы. Стайлз улыбается, потом кивает, и Мартин не знает, как расшифровывать это.

Ясно одно — надо еще выпить. Если не получается вырвать Стилински и мысли о нем из своих суток, то можно утопить это безумие в алкоголе. Девушка разворачивается, чтобы подойти к столику. Только сейчас она замечает Эллисон и Айзека, которые даже не танцуют — просто стоят посреди толпы и молчат, наслаждаясь обществом друг друга.

Лидия чувствует, что ей больно.

Она делает еще шаг, а затем внезапно падает на спину, и глубокий вдох — единственное, что она позволяет себе перед чьим-то страстным и таким приятным поцелуем.

3.

Истома становится такой сильной, что с губ срывается стон. Открывать глаза совершенно не хочется, другие органы чувств обостряются, и все тело начинает походить на единый напряженный нерв, который реагирует на малейшие тактильные контакты.

Влюбленность — это вязкая жижа, неприятная на вкус и тягучая как смола. Она прилипает сначала к телу, потом обволакивает твое сердце, которое начинает биться по заданному ритму.

Тук…

Тук…

И ты больше не дышишь.

И ты больше не видишь, не слышишь и вообще толком и не чувствуешь. Ты ощущаешь только то, как его — чьи? — руки прикасаются, оставляя ожоги на коже. Ты ощущаешь собственное сердце, что так приятно щемит, чувствуешь слабость внизу животу и осознаешь, насколько легко ей поддаешься.

Насколько легко ей поддается он — тот, кто целует, нависая сверху. Тут так тихо, что слышно собственное сбитое дыхание, стоны и шум простыней под спиной. Тут так темно, что не видно даже силуэтов, но твое тело и тело того, кто сверху сливаются, становясь единым целым — и ты понимаешь, что свет и не нужен.

Лидия выгибается в позвоночнике, совершенно не понимая, почему ей так легко. Секунду назад она слышала шум в голове и ощущала боль в спине. Она чувствовала себя чужой, а теперь ощущает, насколько необходима ему, насколько необходим он ей.

В ее голове взрывается вопрос — о ком она думает? Но вопрос угасает, потому что Лидия ощущает первый толчок внутри себя, и ее окончательно вычеркивает из действительности. Ее тело будто растекается по простыням, будто сама девушка освобождается от всего, что сковывает. Только он, только тот, кто нависает над ней, имеет значение. Его поцелуи опьяняют, его руки сильно давят на ее руки — это доставляет удовольствие.

Лидия рвется за поцелуем, касается плеч парня, отстраняет его от себя, но зачем-то открывает глаза и видит перед собой…

Она застывает, прежние ощущения наваливаются на нее — рот открывается в немом крике, девушка скидывает с себя парня, автоматически поднимаясь с кровати, а когда она открывает глаза — по-настоящему открывает глаза — то делает всего лишь один шаг по направлению к выпивке.

Она в том же зале. На той же злосчастной вечеринке. В ней бурлит то же злосчастное желание напиться, но теперь не потому, что ей хочется оторваться, а потому, что ей горько. По-настоящему горько. Она снова провалилась в чье-то сознание. Ее пугает, что это случается против ее воли, да еще в такие неожиданные моменты, да еще и неизвестно, в чьих воспоминаниях она побыв…

Лидия ошарашенно оборачивается, потому что вспоминает, кого видела и потому что знает, в чью память она заглянула. Мартин сталкивается взглядом с Эллисон и в неверии качает головой. Ее накрывает обида — она думала, они подруги. Она думала, уж они-то доверяют друг другу секреты. Лидия делилась своими мыслями о Стайлзе, но Эллисон и слова не сказала о том, насколько сильно она сблизилась с Айзеком. Нет, Арджент не обязана отчитываться в подробностях, но…

Куда подевалась их дружба?

Лидия в последний раз плакала на песчаной отмели и после этого ненавидела себя. Она пообещала впредь не быть такой чувствительной, но эмоции вышли из-под контроля, чужие воспоминания накрыли с головой — и прежнее обещание разбилось, осколками упав к ногам.

Интересно, знала ли Эллисон о том, что за ней подглядели? И если знала, то что она испытывала — злость и осуждение или вину и неловкость? В любом случае, это уже не важно. Лидия разворачивается и быстро направляется к выходу. Она совершенно забыла про свои туфли. Ей нужен свежий воздух. Ей катастрофически необходимо поговорить с кем-нибудь, иначе это молчание внутри нее взорвется, после чего она сама не будет способна что-либо говорить. Сознание прорезала лишь одна мысль — пока у нее тоже есть свои секреты, и они почти квиты.

Дверь хлопают за спиной. За спиной остается отвратительная музыка, остаются иллюзии и эти никому не нужные танцы. Может, Скотт был прав — в Бейкон Хиллс наступило время затишья, больше не стоит искать в чем-либо и в ком-либо подвох и заняться наконец-то собой, своей личной жизнью, как это сделали Эллисон и Айзек.

Она и займется этим — не будет подавать виду, будет зациклена на парнях и вечеринках, станет устраивает домашние вечеринки с таким же пуншем, музыкой и бассейном. Ей снова надо стать любимицей школы, выйти из амплуа отшельницы, повернутой на странностях Стилински.

С этим намерением она идет по коридору школы, почему-то чувствуя легкость. Временную, но легкость. Только сейчас она вспоминает о туфлях, но решает, что больше не будет возвращаться ни на те танцы, ни к призракам своего прошлого.

Ей. это. вовсе. не. нужно.

Девушка проходит мимо кабинета химии, когда слышит грохот. Именно в этом кабинете они прятались от альфы, когда сама Лидия еще толком и не понимала, кого бояться. И Джексон тогда слишком близко был по отношению к Эллисон.

И снова Эллисон!