Проклятый муж (СИ)

Даром обладали только учёные и доктора. Да и что такое сам Дар было толком неизвестно. Ясно одно – занимаясь изучением природы и свойств окружающего мира, исследуя новые лекарства и открывая новые горизонты развития науки, каждый учёный рано или поздно понимал, что обладает определённым Даром, который помогал создавать и разрушать, лечить и казнить. Таким образом с помощью этого Дара и некоей жидкости из смеси трав и было разработано клеймо. К преступнику приезжал один из учёных, обладавших Даром, и заставлял его выпить специальную жидкость, а потом клал одну свою руку ему на шею (где и появлялось потом клеймо), а другую на грудь, над сердцем. И всё. Что случалось дальше, никто не мог, или не хотел объяснить. Каким-то невероятным образом происходило то, что происходило. В книгах не было ответов на многие вопросы (да, наверное, и не могло их там быть). Например, что делать, если преступник не захочет выпить отвар из трав, или как учёные узнают, что их Дар подействовал на этого человека именно так, а не иначе? Вопросов было очень много, а кто мог дать на них ответы? Только один из тех, что обладал Даром, один из тех, кто занимался клеймением преступников (Сара с трудом удержалась от того, чтобы не назвать его в мыслях палачом). Но где его искать? Может быть, в столице? Она пока не знала, но собиралась это выяснить, хотя бы у мужа.

Но оказалось, что спросить что-то у графа было сложнее, намного сложнее, чем у любого другого человека. Сара несколько раз подходила к гостиной, где, должно быть, сидел её муж, и возвращалась обратно, объятая непонятной робостью. Он может неправильно понять причину её интереса, он может не поверить ей, он может обидеться, он… Но больше всего, как ни странно, сейчас она боялась причинить ему боль. Увидеть печаль в его насмешливых глазах. В последнее время, когда он смотрел на неё, в его глазах было что угодно, кроме печали. Иногда Сара ловила на себе его взгляд, или даже замечала мимолётную улыбку, проскальзывавшую на губах. Но если муж видел, что она смотрит на него, он тут же становился холодным и насмешливым, словно корил себя за минутную слабость, и она не знала, как это понимать. Он – её муж, хоть брак и фиктивный, ему важно её мнение, важно, что она не боится его, и в то же время он так холоден и вообще он годится ей в отцы.

Сара вздохнула и в очередной раз вышла из комнаты, чтобы поговорить с графом. И тут вдруг услышала печальную мелодию. В Чендервилле есть фортепьяно? Но почему же она никогда об этом не знала? Она, как зачарованная, пошла на звуки музыки. Когда-то давно, почти в прошлой жизни, ей нравилось играть для отца и маленького Язена, который радостно улыбался чарующим звукам. Но то, что она слышала сейчас, не было одной из известных мелодий. Инструмент стонал и плакал под чьими-то умелыми руками. Сара догадывалась, кто это играет и чувствовала, что этот плач души не предназначен для чужих ушей, но в то же время упрямо шла на звук.

Наконец, она оказалась у дверей большого зала. За ними неумолчно рыдало фортепьяно. Сара приоткрыла дверь, надеясь, что она не скрипнет, и заглянула в щёлку. Это действительно был зал. Когда-то в нём, верно, устраивали балы и прелестные дамы и важные кавалеры носились по паркету, не ведая усталости, но сейчас этот зал был пуст. По углам в чехлах пылилась редкая мебель, окна были закрыты ставнями, а посредине стояло одинокое фортепьяно, за которым самозабвенно играл граф. Сара посмотрела на него, и у неё захватило дыхание. Он играл так, словно проживал жизнь – закрыв глаза, крепко сжав губы. Она не могла бы поручиться, что точно разглядела слёзы на его глазах в полумраке зала, но поняла, что мешать мужу не имеет права. Сара тихо прикрыла дверь и отошла. Он никогда не простит ей, если узнает, что она видела его в минуты слабости. Он ещё не доверяет ей так сильно, как… как она.

***

Последнее время он намеренно старался избегать жены. Почему? Джозеф не смог бы это внятно объяснить. Он не мог понять, что в нём поменялось, что случилось. Просто в то ясное, весеннее утро, когда он впервые, наверное, за год, а может и больше, вышел из дома, в нём проснулось что-то. И это что-то заставляло его сердце биться быстрее, когда Сара заходила в комнату. Ну не глупо ли это? Он – преступник в её глазах, заклеймивший себя своим преступлением навеки, старик, больше чем на двадцать лет старше её, ему, в конце концов осталось жить всего год, может чуть больше. И то, что она тогда сказала, что она ответила на его глупый вопрос… Нет! Её нужно защитить от себя самой. Лучше будет, если после его смерти эта отважная, но такая глупая и доверчивая девочка окажется замужем. Пусть она влюбится сейчас, да хоть в виконта.

Джозеф усмехнулся, вспомнив лицо Армина при их последнем разговоре. Как же это было больно! Виконт, кажется, уже влюбился в графиню. Осталось дело за малым - пусть и она тоже обратит на него внимание. Но он никак не мог отнестись к этому спокойно. Злился, кусал губы, повторял, что должен спасти её от самой себя...

Джозеф вздохнул. Устав от борьбы, он вчера отправился в бальный зал и в первый раз за много лет, открыл фортепьяно. А потом едва добрался до постели. Сил не осталось, совсем. Но после сна и завтрака (который казался почему-то необыкновенно вкусным его измученному желудку), он почувствовал, что в состоянии даже совершить небольшую прогулку. Его как магнитом тянуло к Саре. Увидеть её, снова поговорить, насмотреться... Наверное, это весна... Джозеф сжал губы и направился к двери. Надо было найти в библиотеке пару книг. Рассказать бы жене свою историю. Но он боялся... Боялся увидеть страх в её глазах, а может ненависть, или непонимание.

Проходя мимо окна, которое сегодня по странной случайности оказалось распахнуто, он бросил взгляд в сад, и замер. Прямо под окнами о чём-то громко беседовали Сара и Армин. Вот он взял её за руку. Жалко, что ветерок и капель не давали расслышать голосов. Боже, почему так больно? Он же мечтал об этом, мечтал, чтобы она после его смерти была пристроена в надёжные руки. Вот его мечты сбываются, но...

Джозеф опёрся о подоконник. Силы внезапно оставили его. Он почувствовал себя стариком, больным, разбитым и никому ненужным. В саду весело распевали птицы, молодые беседовали, наверное, о любви, а он... Ему остался только Ветер и год жизни. Через год его не станет. Глупо так привязываться к той, которая переживёт его на много лет. Глупо, слышите!

Вот Армин попрощался с Сарой, вскочил на лошадь, которую держал под уздцы, вот Сара медленно направилась к дому. Она кажется даже улыбалась. Боже! Джозеф отошёл от окна и присел на кровать. Сил едва хватило, чтобы сесть, а не упасть. Он слышал, как по коридору прошёл сначала Генрих (его шаркающую походку нельзя было не узнать), а потом раздались лёгкие и быстрые шаги. Его жена после разговора с виконтом возвращалась к себе в комнату, как ни в чём не бывало! Ну а что он хотел?

Так. Нельзя сидеть и отчаиваться. Он пока ещё жив. И он с детства знал, что должен умереть. Почему же сейчас ему так больно? Он встал и направился к библиотеке, тяжело опираясь на трость.

В библиотеке было темно и сыро. Камин ещё не топили. Генрих, наверное, забыл, а он сам и не вспомнил. Джозеф зажёг свечу, взял подсвечник и направился между рядов. Где-то здесь должна была быть история рода Дарренов. Он сам, честно говоря, забыл, куда положил её. Когда-то давно он развлекался тем, что изучал их генеалогическое дерево и вспоминал... Это было давно...

Дверь тихо скрипнула. Он обернулся. На пороге стояла его жена. Она только что разговаривала с Армином и вот пришла сюда. Зачем?

-    Граф Даррен, - как ужасно и официально звучало это из её уст! - Я пришла спросить, когда мы будем заниматься - сейчас или позже. Если что, в саду теперь стало немного суше и мы можем...

-    Мы не будем сегодня заниматься, - он постарался, чтобы голос не задрожал.

-    Что случилось? - Она подошла ближе. Неужели она издевается?

-    Ничего. Просто я сегодня не в настроении, - Джозеф ответил насмешливо, но голос задрожал. Сара подошла и встала прямо напротив него. Дрожащий огонёк свечи освещал её лицо. Он сглотнул и отвернулся. - Оставь меня.