План "Б"

— Будь спокойна.

— И ребятам будешь настоящей матерью.

— Обещаю.

— И во всем всегда будешь им опорой. Сколько хватит сил.

— Не сомневайся.

— Людям нужно, чтобы их любили. И когда я… — Любовь Андреевна запнулась, но взяв себя в руки, продолжила: — умру, ты будешь любишь их, как я, всей душой.

— Клянусь.

— Вот и хорошо.

— Ты меня прости, но я спрошу. Если с тобой что-то случится, сны мои не прекратятся?

— Нет. Все останется в силе. До последнего вздоха. Только ребятам моим ни слова о болезни.

На вокзале расцеловались, обменялись понимающими взглядами — простились.

— Мамочка, сходи к врачу, что-то ты мне не нравишься, — Лариса, словно чуяла, ластилась, обнималась, как в детстве.

— Обязательно, милая. Живите счастливо.

— Вадим, берегите Ларису.

— Какие трагические ноты в голосе! Чем я снова не угодил?

Череда хотел пошутить и осекся, заглянул в глаза тещи, увидел муку мученическую, побледнел, а поздно.

— Провожающие, покиньте вагоны…

Глава 20. Уход

Слегла Любовь Андреевна через полгода. До того бегала по магазинам, готовила, убирала. Потом вдруг, гостей отвадив, сказала: не здоровится. И Тату утешила: не беспокойся, все пройдет.

В тот день внучка как обычно куда-то торопилась.

— Веди себя хорошо, — сказала на прощанье. — Я ненадолго. Буду через часик-полтора. Спи.

— Хорошо. — Любовь Андреевна отвернулась к стене.

Квартира звенела мелодией ухода. Торопливые шаги, щелчки набираемого телефонного номера, скороговорка.

— Иду, иду, не сердись.

Опять шаги. Щелчок замка. Все! Дом накрыла тишина! Похожая на ту, в какой предстояло скоро раствориться.

«Хорошо, что Татки нет дома. При ней пришлось бы «держать лицо», играть, тратить силы на всякую чепуху, — думала Любовь Андреевна. — Смерть — дело интимное. Рождается человек в суматохе, живет в суете, хоть умереть имеет право в покое».

И все же она решила дождаться внучку. Еще раз услышать любимый голосок. Напоследок.

Стрелка настенных часов вздрогнула и сместилась на одно деление. Часы шли. А ее время останавливалось. Когда-нибудь время останавливается для каждого. «Почему так рано? Ведь можно было еще пожить. Правнуков понянчить. На солнышко поглядеть. Траву потоптать. Ан, нет. Не судьба! Каждому — свой срок. Ей — сегодня с вещами на выход. Впрочем, какие вещи».

— Зато все устроено.

Боль мутила сознание, мучила душу, мешала думать. От нестерпимого жара, от иголок, утыканных в сердце, можно было спрятаться только в смерти. Но, чтоб сделать это, следовало решиться. Возврата ведь не будет. Билет в один конец.

Хлопнула дверь. Вернулась Татка. Раньше, чем собиралась. Значит, чует внучкино сердце беду. Не только любовями-морковями занято.

— Бабушка, спишь?

— Сплю.

— И как тебе?

— Полегче.

— Ты спи. Во сне все выздоравливают.

— Хорошо. Я тебя люблю, милая.

— А я тебя люблю.

Вот и сказаны последние главные слова. Вот и нечего больше ждать и незачем терпеть муку. Любовь Андреевна с облегчением вздохнула.

Где-то в глубинах безбрежного бескрайнего космоса, в далях, сокрытых тьмой времени и толщей пространства, родился лучик белого света и безгрешный, неподкупный вестник смерти потянулся за новой добычей.

— Не бойся, там не страшно, — сказала Душа.

— Хорошо там, где меня нет, — с сожалением посетовало на несправедливость Тело.

— Я не хочу, — заявил Ум, — я еще многое могу.

— А я устал, — пожаловался Дух, — я бы отдохнул.

— Какой отдых? Момент-то, какой?! О возвышенном надо думать! — возмутилась Душа.

— Надумался! Хватит.

— Хочешь последний подарок? — бессмертная была сегодня щедрой.

— Что ты имеешь в виду? — Ум встрепенулся.

Лучик разделил пространство на две половинки и, раздвигая их, как берега, разлился рекой. На одном зеленела трава, сияло солнце, синь небес отражалась в водной глади, птицы, перелетая с цветущих деревьев на прекрасные цветы, нежно щебетали веселыми голосами. На другом: сером, угрюмом, пустынном Любовь Андреевна увидела себя: Рабу Божию Любовь и нацеленный в спину штык в руках болезни-конвоира.

— Мамочка! — раздалось с противоположного берега.

Вздрогнула Любовь, будто ударили!

— Светонька!

Дочка возвращалась домой с подарками и известием — свадьба скоро. Да на беду встретила другого. Пьяного водителя грузовика. Вот и обвенчалась со смертью.

— Мамочка! — зов повторился. — Иди ко мне.

— Сейчас, сейчас, — засуетилась Любовь.

— А я? — рядом с болезнью не весть, откуда появилась Лариса, — не уходи.

— Я тебя столько лет жду, — Света почти плакала.

— Ты мне нужна, — уверенно заявила Лариса.

— Не ссорьтесь, доченьки…

— Любонька, милая, — рядом со Светой возникла мужская фигура. Муж. Дмитрий. Митя. Митенька.

…Любила его до беспамятства. Ревновала до безумия. Он, кобелина чертов, первые годы гулял, как нанятый. Потом в науку ударился, профессором стал. Изводил и себя, и ее: то раздельное питание, то голодание, то лыжи, то музеи. Сил невпроворот, вот и тратил, на что ни попадя. А уж что в постели вытворял! И так до старости. Впрочем, не дожил Митя до старости. В силе ушел, от горя. Все о Свете плакал, о младшенькой…

— Бабушка! Останься! — Татка возникла рядом с Ларой, и, как обычно, не просила. Требовала! Еще бы! Главный человек на свете. Козырный туз в крапленой колоде, всех переиграет! — Дедушка, ты не прав! Пусть бабушка со мной еще побудет. И с Дмитриком.

Единоличница! Отберешь у такой! Как же!

— Не вмешивайся! — попросила Любовь, — Хоть ты меня не мучай.

— Люба!

Не равны силы у мира светлого забвения и реалий. Рядом с дочкой и мужем встали отец и мать!

— Любочка. Пора домой, — давний, из детства, зов полоснул сердце тоской.

— Иду, только я…

— Ты боишься? — догадалась мама. — Да?

— Да, мамуля, боюсь!

— Не бойся. Я с тобой, — успокоил отец.

— Вечно, ты, Любка, трусить. Вечно копаешься. Давай скорее сюда! — Иринка, сестра, приветливо замахала руками.

— Здесь хорошо! — голос мамы лился песней. — Здесь мы снова все вместе. Как раньше.

— Мы последнее время только о тебе и говорим. Заждались совсем, — сказал папа.

— Сейчас бабушка подойдет и дедушка, — Иринка рассмеялась. — Вот они обрадуются.

— Я торт испекла, твой любимый, с клубникой….

— Любонька, я по тебе соскучился!

— Любка! Ну, давай. А-то я торт сама съем…

— Мама, не делай этого!

— Ба — буш — ка! Бабуля! Я одна останусь. Мне страшно… — Тата расплакалась.

Любовь отрицательно покачала головой:

— Не одна. Мир вокруг.

Тут же заглушая родные голоса, грянуло:

— Свидание закончено! — объявила Душа голосом тюремного вертухая.

Лучик-река смыкал берега. Хор голосов на противоположном берегу стал громче, лица увиделись отчетливее. Бело-огненная гладь соединяла с ушедшими. Или пока еще разделяла?

— Я пойду к ним, — прошептала Любовь.

— Сейчас я тебя туда отправлю, — злорадно хмыкнула болезнь и отвела для удара штык.

— Я — женщина свободного племени. Я сама себе хозяйка. Нечего тут командовать! — за секунду до рождения новой боли Любовь сделала шаг вперед…и умерла.

Отправив Любовь Андреевну в мир иной, лучик потянулся восвояси. К истокам. Но пока хоть частичка света озаряла угасающее сознание умершей волшебницы, вопль отчаяния рвался вслед: «Бабушка!» Это осиротевший внучкин Дар прощался с Даром своей любимой наставницы.

Часть 2

Глава 1. Долги наши тяжкие

Прежде жизнь Таты напоминала праздник. Бабушка вела хозяйство. Мама и Вадим присылали деньги. Папочка, осознав ошибки, аккуратно выполнял родительские обязанности и даже подбрасывал «на булавки». В отсутствие забот и тревог оставалось только учиться, развлекаться, да подколдовывать по мелочам. «Хочу нравиться мужчинам. Хочу находиться в центре внимания. Хочу, чтобы со мной все хотели дружить, танцевать, всегда приглашали на вечеринки …» — список желаний состоял исключительно из собственных потребностей. О том, что отпущенный свыше волшебный дар можно/нужно тратить на решение чужих проблем Тата заподозрила лишь после смерти бабушки.