Южная роза (СИ)

       -Только, пожалуйста, никому не говори об этом! – попросила она кузину. – Обо мне и этом гроу и так болтают слишком много, а это… это ещё один повод для сплетен!

       -Ладно! Ладно, я никому не скажу, - тут же согласилась Франческа.

       Потихоньку уйдя с чаепития, так, чтобы не заметила Фрэн, Габриэль принялась бродить по парку, в поисках мессира Форстера, а заодно набираясь решимости для разговора. Почему-то мысль об извинениях, казавшаяся замечательной вчера вечером, сегодня такой уже не казалась. И хотя, Габриэль понимала, что нужно как можно скорее со всем этим покончить, но стоило ей представить, как при свете дня она будет смотреть в глаза «этому гроу» и извиняться, как силы её покидали. С одной стороны её просто необъяснимо пугал такой разговор, а с другой, ей трудно было переступить через себя и свою злость, и она не знала, как победить это внутреннее сопротивление.

       Наверное это потому, что она не чувствует за собой вины. Хотя это дурно и стоило бы все-таки сходить в Храм. Ей не следовало его высмеивать, но…ведь, сказать по правде… Форстер это заслужил.

       Его невоспитанность и самодовольство, его желание показать как он богат, и что он плевать хотел на правила приличия, всё это не может оставаться без ответа. И почему никто до сих пор не поставит его на место?

       Но сильнее всего ей хотелось, чтобы сегодня на празднике он больше не появился. Чтобы просто уехал в свою Трамантию - таким образом её маленькая этическая проблема решилась бы сама собой. И, кажется, Боги её услышали, потому что мессир Форстер, и правда исчез, зато сразу после девичника появился Федерик со своими друзьями, и день пролетел незаметно, весело и непринуждённо. И к вечеру Габриэль и думать забыла об извинениях.

       А когда солнце коснулось зубчатых краев Травертино, к воротам виллы «Роза Боско» стали подъезжать гости - множество колясок с людьми в карнавальных костюмах. В парке зажглись фонари, заиграл оркестр, и оперная прима, прекрасная Консолетта, запела арию «Вечерние грёзы».

       Франческа колдовала со своим нарядом Красной Королевы, и вся комната была завалена коробками, лентами, шпильками, нижними юбками из тафты и другими частями сложного многослойного платья. Служанка металась, подавая то одно, то другое, а Габриэль, чтобы не мешать в тесной комнате, оставила кузину наедине с зеркалом, и отправилась немного прогуляться.

       Она прошлась по парку и спустилась туда, где поблескивал в лучах заходящего солнца небольшой пруд окруженный зелеными лужайками. Домик для лебедей и рядом деревянный мостик, спрятанный в нежной вуали плакучих ив, чугунные скамьи у самого края воды и лиловые кувшинки располагали к размышлениям. Облокотившись на массивные перила, Габриэль сняла маску и задумалась, глядя на неподвижное зеркало пруда.

       Сегодня, когда третий день праздника подходил к концу, ей стало грустно. Скоро она покинет Кастиеру, и возможно, навсегда. Что ждет её дальше?

       Нет, конечно, отец сказал, что весной его деньги, вложенные в строительство дороги, вернутся с лихвой, и они смогут выкупить из залога свой дом, но ей всё равно было тоскливо. Алерта её не привлекала - город хоть и весёлый, но в то же время, шумный и суетливый, зимой слишком ветреный, а летом - жаркий и пыльный.

       И хотя всю зиму в столице будут идти балы, новые спектакли и множество приемов, Габриэль милее была Кастиера, с её неспешной жизнью, красивыми морскими видами и свежим воздухом. А вечера у камина с книгой - приятнее столичных развлечений. Но больше всего она грустила от того, что ей придется оставить здесь свой розовый сад – частицу своего детства, и тех времен, когда они все были счастливы.

       Сегодня она отчетливо поняла, что этот праздник в каком-то смысле - прощание с прошлой жизнью, с детством и юностью, что всё не будет так, как прежде, и возможно, она уже никогда не вернется сюда, не будет так весела и беспечна. И будущее, которое ждало её впереди, немного пугало.

       Она думала о капитане Корнелли. О том, как он подробно расспрашивал её, где они будут жить в Алерте – его отпуск продлится ещё месяц и он хотел засвидетельствовать им с отцом своё почтение, будучи в столице. И эта его настойчивость, и то, как он ухаживал, как внимательно слушал её, как бережно держал, танцуя, его голос, становившийся тихим рядом с ней, говорили о том, что Габриэль ему нравится.

       А ей были приятны его ухаживания. Но как девушка умная и здравомыслящая, она боялась того, что непринужденная атмосфера праздника рассеется, и капитан исчезнет точно так же, как исчезали и другие кавалеры из её жизни. Его отец - второй человек после генерал-губернатора в Трамантии, его семья близка к королевскому двору, и едва ли такую девушку, как Габриэль, Энцо Корнелли позволят рассматривать всерьёз в качестве невесты.

       А ей бы хотелось этого… Очень. Потому что капитан, и правда, ей нравился.

       Но, с тех пор, как Габриэль исполнилось шестнадцать, её не рассматривали всерьёз те, кто нравился ей. А тех, кому нравилась она, и кто готов был предложить руку и сердце - не рассматривал всерьёз её отец, как недостаточно достойных кандидатов. И к двадцати годам, зажатая между более чем скромным приданым и своим происхождением, она уже почти перестала надеяться на то, что в её жизни встретится человек, которого ей суждено полюбить и, жить с ним долго и счастливо, как её родители. Или, если не полюбить, то хотя бы уважать и жить с ним в согласии. Или…

       -Девушка в белом среди плакучих ив и лебедей - как романтично…

       Голос Форстера, раздавшийся позади, вырвал её из размышлений, заставил вздрогнуть от неожиданности, и шёлковая маска, выскользнув из рук, упала на водную гладь пруда.

 Форстер застал её врасплох, и она действительно испугалась.

              - Знаете, это невежливо - так вот неслышно подкрадываться! – Габриэль сделала шаг назад.

              -Моя «невежливость» всё ещё вас удивляет? – спросил он с улыбкой, облокотившись на перила мостика.

              Форстер был не в карнавальном костюме, а, как и вчера, во фраке и белой рубашке, и судя по всему, только что приехал, потому что на ходу пытался закрепить в петлице бутоньерку.

              -По-моему, воспитанному человеку к «невежливости» нельзя привыкнуть, если вы об этом! – ответила Габриэль с досадой, провожая глазами тонущую маску. – Вашими усилиями мой костюм теперь остался без лица!

              -Если это вас утешит, то настоящее лицо вам больше к лицу, уж простите за каламбур. Не думаю, что стоит его прятать, - Форстер посмотрел на скрывшийся в воде шёлк, и в его голосе появились какие-то тёплые нотки, - гораздо приятнее видеть вас вот так: в этом прелестном белом платье, и с цветами в волосах, а не в уродливом футляре из парчи и перьев. Так что даже если бы ваша маска не утонула добровольно - её стоило бы утопить.

              -Это такая неуклюжая попытка меня утешить или ваш очередной неуместный комплимент? – произнесла Габриэль с сарказмом, сделала ещё один шаг назад, и принялась расправлять складки на платье, пытаясь совладать с волнением.

              Свадьба подходила к концу, и она была уверена, что Форстер, наконец, уехал, поэтому её так напугало его внезапное появление.

              ...Как он её нашёл? И зачем искал? Они ведь, и правда, здесь одни посреди плакучих ив…

              И Габриэль изо всех сил попыталась спрятать свой испуг за дерзостью.

              ...Не хватало ещё выглядеть перед ним трусливой курицей!

              -Это и то, и другое, синьорина Миранди. Только не соглашусь, что комплимент «неуместный». Очень даже уместный – вы прекрасно выглядите, и слава Богам, что вы не измазали себя этой дурацкой золотой пудрой. А насчет вашего «второго лица», которое утонуло так кстати - не переживайте: как видите, я тоже без маски.

              -А вам стоило бы её надеть! Может, тогда ваше самодовольство не бросалось бы в глаза так явно.