На два мира 3 (СИ)

— Если она согласна уйти из жизни добровольно, то да, — не моргнув глазом, ответила Злата. Она могла вылечить девочку, ей это почти ничего не стоило, но ей нужна была жертва. Живя с вампирами Злата иначе смотрела на чужие жизни, и жизнь простой смертной, смертельно больной девочки, от которой отказались родители, ее не сильно волновала. Но вся загвоздка могла быть в Стиве, и Злата не представляла себе, как будет объяснять ему, что девочке лучше и проще умереть, чем жить дальше, тем более, что, скорее всего, кроме боли и больниц, она ничего особо в жизни и не видела.

Когда привезли девочку, Злата удивилась, как та еще ходит. Когда-то, наверно, симпатичное лицо было изможденным, под глазами залегли темные тени, голова, слишком большая для столько худого тела, была скрыта простой черной банданой. На вид девочке можно было дать не больше лет двенадцати, да и то, хорошо если.

Отказавшись от помощи и поморщившись от чужого прикосновения, она вальяжно плюхнулась на диван напротив Злого и Златы.

— Ну и какую хуйню я должна для вас делать, извращенцы? — выдало это умирающее создание, не испытывая никакого пиетета к взрослым.

— Доброй ночи, — поприветствовал ее Злой, совершенно не обидевшись. Его в жизни и не так приветствовали. — Ты пойдешь с ней, а что ей от тебя нужно, я понятия не имею.

— Оставь нас, — попросила Злата Злого, и тот легко удалился, оставив дам общаться наедине. И Злата обратилась к девочке: — Если не хочешь, можем не знакомиться. Мне надо, чтобы на рассвете ты совершила самоубийство там и так, как я укажу.

— Идет, чувиха, — тут же согласилась девочка. — Мои предки получили деньги, теперь я могу спокойно двинуть кони. Суки, — тихо добавила она.

— Если ты не хочешь, я найду кого-нибудь другого. Деньги возвращать будет не надо, — заметила Злата.

— Да я все равно не жилец, так хоть сдохну на своих условиях, — отмахнулась от нее девочка, имени которой Злата знать не хотела, потому что, как бы то ни было, но она не была бездушным чудовищем, которому никого и ничего не жаль. — У приговоренного есть последнее желание?

Внутренне Злату перекосило от постановки вопроса, но она в чем-то была права, эта девочка, она была приговорена. И приговор ей вынесла Злата, потому что она могла ее вылечить, но не собиралась этого делать.

— Есть что-то конкретное? — спросила Злата, понимая, что девочка могла просить все, что угодно, вплоть до немедленного захоронения своих родителей живьем в центре города.

— Хочу сдохнуть в хороших тряпках, а не в этом дерьме, — казалось, она хотела чего-то еще, но не знала, как попросить, а потом все-таки решилась, но как-то не так агрессивно, а просяще. — Я хочу какую-нибудь большую кошку погладить. Тигра там, или еще кого.

— Будет тебе и тигр, и шмотки, — вздохнув, согласилась Злата. — И мороженое с ликером. Хочешь?

Девочка только кивнула, а Злата была уверена, что хотела она не только мороженого, а вообще всего, но это было просто невозможно. Они начали с мороженого прямо в Андеграунде, потому что пока никуда не торопились, до рассвета еще было полно времени.

*

Они сидели в гостиной Ива, и Стив пил действительно обалденное вино, рубиновое, яркое и очень ароматное. Ив не сказал, ни что за год сбора винограда, вообще ничего не сказал о вине, просто спросив, какая Стиву разница, и тот понял, что никакой. Стив давно не мог опьянеть, но то ли вино было волшебным, то ли присутствие Ива так мутило разум, что в голове шумело и хотелось все и сразу. Они на полу на шкуре белого медведя у камина, в котором языками пламени завораживающе плясала тьма.

— Ты ездил в Европу? — спросил Ив, сидя рядом со Стивом и рассматривая его.

— Да, ездил. И мне очень понравилось, — ответил тот, тоже рассматривая Ива.

Они сидели и смотрели друг на друга, словно пытались найти, что изменилось, но не находили, ведь прошло чуть больше двух лет, за это время Стив не постарел ни на день, а Ив так и вообще не менялся уже столетие.

— Я рисовал и много, — заговорил Стив. — Соборы и дворцы в Мадриде. Замок, о котором ты говорил, в Андорре. Пасторальные пейзажи. Узкие улочки старого Парижа. Знаешь, это было так невероятно, словно я до этого и не жил вовсе. Я рисовал людей: женщин, мужчин, детей, стариков. Маленькие кафешки, магазинчики с антиквариатом. Я рисовал все, что видел. Уличный художник. Это оказалось так запоминающеся, так невозможно и в то же время правильно. Я теперь часто рисую, но, в основном, тебя, — признался Стив.

— И чем же тебе приглянулся старый вампир? — засмеялся Ив, а тени в камине завертелись протуберанцами.

— Своей невероятной красотой…— сказал Стив, отставляя бокал, — невозможной нежностью, — он потянулся к Иву, беря того за подбородок, — и живой, огненной страстью, — Стив коснулся губ Ива поцелуем, почти целомудренным и Ив ответил, обвивая шею Стива руками, подаваясь к нему всем телом, оживая. Стив почувствовал, как резко потеплела кожа, словно вспыхнула.

— Ты слишком живой для мертвеца, — шепнул Стив, укладывая Ива на шкуру. — И слишком невероятный, чтобы быть настоящим. Вдруг ты мне грезишься?

Ив потерся пахом о Стива, обозначая свое возбуждение.

— И это тебе тоже кажется? — улыбнулся он. — Да вы просто форменный извращенец, месье.

— Моя извращенная фантазия часто рисовала тебя в моих объятиях, — ответил Стив, раздевая Ива, стягивая с него эту странную средневековую рубашку из тончайшего современного шелка. — У меня целый альбом таких набросков.

Ив коснулся губами Стива в быстром поцелуе и потянул с него футболку.

— А у тебя правда мебель только в спальне? — спросил смеясь Стив, когда одежда полетела куда-то в угол комнаты.

— У Ратибора неверная информация, — ответил Ив и признался: — Кровати у меня пока тоже нет. Я купил дом неделю назад, а машина вообще взята в аренду. Тут была такая мерзкая обстановка, что я все выкинул и приказал сжечь.

— Ты сжег всю старую обстановку? — удивился Стив, целуя Ива в живот, расстегивая на нем брюки.

— Я приказал сжечь, а уж что они на самом деле сделали со всем добром, я не знаю. Этим занимались наемные работники, — Ив изогнулся, приподнимая бедра, и Стив сдернул с него брюки, откинув их подальше. Перед ним качнулся уверенно стоящий член, чуть сочащийся кровавой смазкой. Стив слизнул капельку солоновато-стальной смазки, отмечая необычность вкуса. Он уже и забыл, какой Ив на вкус, на ощупь. Как невероятно он может изгибаться, подаваясь на ласку. У Стива в голове мутилось от желания. На него никто до Ива и никто после так не действовал, и от этого было немного страшно.

Ив умудрился стянуть с него джинсы вместе с бельем ногами, заставив полностью раздеться. А потом перевернулся, властно уложил Стива на шкуры, и Стив потерялся в уверенных ласках. Он задыхался уже от того, как ловкие руки ласкали его соски, выгибался, тихо постанывая от поцелуев, дорожкой спускающихся к паху. Непроизвольно толкнулся, когда почувствовал, как головка попала во влажный плен умелого рта. Все мысли вымело предвкушением оглушительного удовольствия, Стив был весь словно оголенный нерв, готовый рассыпаться на части от ласковых прикосновений, от того, как глубоко в горло Ив пропускал его член.

А потом Стив почувствовал, как его гладят не две, а восемь мягких, ласковых теплых рук, и резко открыл глаза. Вокруг него, лаская его соски, поглаживая везде, где только можно, вились тени, что в бою Ив использовал, как оружие.

— Не бойся, — ласково сказал Ив, когда одна из теней обвилась вокруг члена, пережимая его у основания, а вторая стала нежно, дразняще поглаживать вход. — Они послушны лишь моей воле, а я хочу доставить тебе максимум удовольствия всеми возможными способами.

Стив не боялся. Он доверял Иву, верил, потому что невозможно не доверять, чтобы заниматься любовью, а просто сексом Стив был их близость не назвал. И пусть они не любили друг друга, а были лишь влюблены, но эта влюбленность давала весь тот эмоциональный водоворот, что дает и любовь.